Кто будет решать проблему?
В школьном ранце пустой мешок из-под сменной обуви. Самой обуви нет. А должна быть…
– Где обувь?
– Не знаю, – пожимает плечами ребенок.
У меня уже есть гипотеза на этот счет, но прямым текстом я ее не озвучиваю. Занудно задаю вопросы:
– Ты сегодня дома ботинки из ранца доставал?
– Нет.
– А в школе в сменной обуви ходил?
– Да.
– Значит, в школе обувь была?
– Да.
– А из школы ты в чем пришел?
– В сапогах.
– И домой принес пустой мешок. Где ботинки?
– В школе остались!
– А где именно остались?
– Не знаю.
– А если подумать. Может, ты босиком по школе ходил?
– Нет, конечно.
– Но в мешок ты обувь не положил. Значит, ботинки остались там, где ты переобувался.
– В раздевалке! Я завтра посмотрю!
– Отлично. А если обуви не будет? Ее же могли убрать, когда вечером пол мыли.
– Надо будет спросить у тетеньки, которая за порядком в раздевалке следит. Может, она куда-нибудь убрала?
– Ты сможешь завтра до уроков спросить?
– Смогу.
– А что если не получится ботинки найти? В чем ты тогда будешь ходить по школе?
– Тогда сандалии возьму.
Подумал, нашел решение, завтра будет его реализовывать. Досадно, конечно. На прошлой неделе потерял перчатки. Еще две недели назад пришел домой без свитера. Я начинаю понимать, почему некоторых первоклашек родители переодевают в школьном тамбуре: все под контролем, одежда не потеряется. Но цена такого спокойствия за сохранность вещей – детская несамостоятельность. Ребенок не несет ответственности за свои вещи.
* * *
– Я опять потерял…
– Что на этот раз?
– Пропуск в школу.
– И где же он может быть?
– Выпал, наверное. Я забыл боковой карман ранца застегнуть. Или на скамейке утром забыл, когда переодевался. Если в школе выпал, можно спросить на вахте. Вова тоже потерял, так его пропуск учительница на вахте у охранника взяла. Потерянные пропуски всегда охраннику несут. Я завтра спрошу про пропуск. Он же подписан. Сразу понятно, что мой.
Ну вот, ребенок уже начал сам думать над вопросами «Где же мог потерять?» и «Как можно вернуть?». Опыт предыдущих потерь не прошел бесследно.
– Хорошо, но как ты завтра попадешь в школу без электронного пропуска? Как пройдешь через турникет?
– А я попрошу кого-нибудь с пропуском, чтобы меня провели.
– Хорошо, а если вдруг пропуска на вахте не окажется, что будешь делать?
– Училке скажу. Спрошу, как делают новый пропуск.
– Ладно. Если моя помощь понадобится – говори.
Ценный опыт потерь учит мозг искать решения. Конечно, при условии, если родители предоставляют ребенку возможность самому искать решения. Не всякая потеря оборачивается ценным опытом. В ситуации, когда родители не дают проявить самостоятельность, не дают самому подумать, самому сделать, а сразу спасают, бросаясь на поиски, потеря остается просто потерей.
Но есть и другая крайность: «Сам потерял, сам и разбирайся! Ищи где хочешь!» – и при этом никаких наводящих вопросов, подсказок, сочувствия, готовности прийти на помощь при необходимости. Не надо так. Ребенок, который знает, что за его спиной есть родители, готовые помочь, чувствует себя более уверенно, чем ребенок, который думает, что никто не придет ему на помощь. «Никто не поможет» – это убеждение порождает сильную тревогу и ощущение безнадежности. В таком эмоциональном состоянии хочется сесть в уголок и плакать, переживая свое одиночество, а не активно искать решение проблемы, проявляя самостоятельность. В воспитании лучше обходиться без крайностей. И не надо ставить перед ребенком непосильные задачи. Задачи, которые действительно развивают, – это не супер-пупер сложные задачи, отмеченные тремя звездочками, а те, что лишь немного сложнее, чем решаемые вчера. Задачи из зоны ближайшего развития.
