Очерк третий СЫПНОЙ ТИФ

Очерк третий

СЫПНОЙ ТИФ

В 1916 г. в немецком журнале «Zeitschrift f?r Gigiene» (т. 82, вып. 2) появилась статья турецкого врача Гамди, эпически рассказавшего об опыте некоего Г. О. (Н. О.), который, работая в Эрзинджане (Малая Азия), для изучения сыпного тифа ввел 310 здоровым военнопленным кровь сыпнотифозных, находившихся в разгаре болезни. Из зараженных заболело 174, умерло 49.

С тех пор и до сегодняшнего дня в учебниках, из монографии в монографию блуждает этот анонимный преступник, фамилия которого была скрыта от читателей, а сам он трактовался автором статьи как душевнобольной. В настоящее время мы можем совершенно точно сказать, что это был турецкий врач Гамид Осман, что сам автор статьи был соучастником этого преступления, точно так же как косвенными участниками ужасного опыта были немецкие врачи Гейнц Цейсс и Роденвальдт. Только незнание литературы и истории медицины не позволяло уже давно назвать фамилии участников этого бесчеловечного опыта, о котором спокойно рассказал в 1926 г. сам Цейсс в монографии, посвященной Обермейеру[13]. Нужно думать, что д-р Гейнц Цейсс, фашистский профессор времен Гитлера, проводил и в дальнейшем, но более изощренно, аналогичные «научные» эксперименты. Сделанное Гамидом Османом, Гамди и другими бледнеет и кажется невинным сравнительно с преступлениями, совершенными фашистскими медиками во время второй мировой войны.

Сопоставим указанный факт со следующим, рассказанным без всякого подчеркивания своего героизма русским врачом, ординатором Одесской городской больницы, а впоследствии профессором в Петербурге, Осипом Осиповичем Мочутковским.

«10 марта 1876 года в 1 ч. 30 м. дня у больной семнадцатилетней девушки Катерины Н-й из разреза на коже взята была мною кровь, и посредством ланцета я сделал прививку самому себе, непосредственно с тела на тело, и с этого времени стал измерять 2 раза в день собственную температуру. В 11 часов 28 марта у меня начала болеть голова и я, отправляясь на службу в больницу, счел нужным еще раз измерить температуру, которая оказалась 38,2°. Около двух часов дня у меня разыгрался потрясающий озноб, и головная боль достигла такой силы, что я с трудом дождался конца консультации… И затем тотчас уехал домой».

Мочутковский болел тяжело и выздоровел только 15 апреля. «Сердечная аритмия (неправильная деятельность сердца) продолжалась лет 18». Тяжелой болезнью заплатил Мочутковский за открытие тайны, дорогой ценой он узнал, что заразное начало сыпного тифа кроется в крови. Мочутковский еще в 1876 г. совершенно точно установил, где находится возбудитель болезни и каков ее скрытый период, пугавший еще долго и врачей и окружающих сыпнотифозного.

О. О. Мочутковский (1845–1903).

Достаточно вспомнить, что обычно в прежнее время администрация больниц подбирала весь персонал сыпнотифозных отделений из перенесших эту болезнь. Если в 60-е годы прошлого столетия многие корифеи, в том числе С. П. Боткин и Г. А. Захарьин, еще робко подходили к дифференцированию тифов, то уже в начале 70-х годов сыпной тиф был изучен клинически, и определено различие между сыпным, возвратным и брюшным тифами.

Сыпной тиф — одна из тяжелейших инфекций: угнетение сознания (тиф — тифос по-гречески потемнение, затемнение сознания), высокая температура до 39,5—41,5°, продолжающаяся от 9 до 16–17 дней, а в случаях с осложнениями и много дольше. Болезнь сама пишет на теле больного свое название — на 5-й день заболевания появляется сыпь, раньше всего в верхней части туловища. Все проявления этой болезни связаны с нарушением деятельности центральной нервной системы, а внешний вид больного говорит о тяжелом его состоянии: большинство выздоровевших, даже те, которые во время болезни как будто и не теряли сознания, не помнят, что с ними было, кто их лечил, кто посещал, что происходило вокруг.

Русские врачи хорошо знали сыпной тиф и понимали, что эпидемии его — явление социальное и что для освобождения от этой страшной болезни нужно коренное изменение «российских порядков». Регистрировался сыпной тиф десятками тысяч случаев, главным образом в годы народных бедствий, голода и политической реакции, когда царские тюрьмы были переполнены передовыми людьми.

Годы войны всегда были годами эпидемий: зимой и ранней весной по следам армий победителей и побежденных продвигались грозными спутниками сыпной и возвратный тифы. Историки военного дела совершенно точно устанавливали этот факт. Первая отечественная война: Наполеон под давлением войск Кутузова уходит из России, по пути его всюду жертвы «военного тифа», точнее сыпного и возвратного.

Из истории известно, какую тяжелую дань принесла наполеоновская армия этой болезни.

Из Москвы вышла восьмидесятитысячная армия Наполеона, в Вильно она оставила 25 тыс. человек, жертв сыпного тифа. На дальнейшем пути «французские солдаты, возвращавшиеся из России, — пишет Гезер, историк эпидемий, — разнесли заразу на большой части центральной Европы». «Почти раздетые… они шли через Польшу и Германию, широко распространяя инфекцию среди населения». Число погибших отсыпного тифа в Германии в течение 1813–1814 гг., — говорит другой историк эпидемий Принцинг, — должно исчисляться по меньшей мере в 200–300 тыс. человек; всего же число заболевших было, по крайней мере, около 2–3 млн. В эту цифру не входит огромное число погибших французских и русских солдат.

Победы Кутузова тем более замечательны, что и русские войска также страдали от тифов. Преследуя по пятам уходившего врага, наши солдаты, останавливаясь в покинутых французами помещениях, получали страшные подарки. Вот что пишет Тарле: «В русской главной армии (т. е. той, которая шла от Тарутина до Вильно вслед за Наполеоном) оказалось к 10 декабря всего 27 464 человека, а когда она выходила из Тарутина (10 октября 1812 года) в ней было 97 112. Из них более или менее точному подсчету поддается цифра 60 тыс.: 48 тысяч больных лежало в госпиталях, 12 тысяч убитых в боях или умерли от ран и болезней». Как мы думаем, большинство из этих больных и умерших были жертвами сыпного тифа.

Велики были потери, наносимые русскими войсками союзникам, осаждающим Севастополь во время Крымской кампании, но и русские войска, и войска союзников, страдали еще больше от сыпного и возвратного тифа зимой, от холеры и дизентерии — летом. Точные данные об этих потерях отсутствуют, но обширные кладбища — французское и английское — под Севастополем говорят о них. Наши сведения о потерях под Севастополем от болезней разноречивы: одни историки указывают на огромную цифру в 888 тыс. на всю армию (эти данные следует считать преувеличенными по ряду соображений), другие — пишут, что потери равны многим десяткам тысяч, а по докладу Шеню, начальника французской санитарной службы, даже сотням тысяч.

Данные о русско-турецкой войне, когда врачи уже довольно точно распознавали сыпной тиф, останавливают наше внимание. В «Военно-медицинском отчете за войну с Турцией 1877–1878 годов» говорится, что в дунайской армии сыпным тифом болело 54,8 на тысячу человек, а в Кавказской армии — 64 на тысячу при огромной летальности (число смертей на 100 заболевших), равной соответственно 51,0 и 41,5, т. е. потеря от заболеваний была колоссальная. Скученность, отсутствие самых элементарных мер по ограждению войск создавали предпосылки к распространению паразитарных тифов вообще, сыпного в частности.

В феврале 1878 г. эпидемия тифа достигла таких размеров, что в некоторых частях войск главных сил только те избегли заражения сыпным тифом, которые прежде им болели. При этом врачи, лазаретная прислуга, санитарные роты, более других соприкасавшиеся с больными, переболели поголовно. Вот что пишет в официальном документе дивизионный врач 45-й пехотной дивизии: «Самый жалкий вид представляла дивизия в апреле 1878 года при возвращении в Карс. Тут едва брели жалкие остатки ее, которых насчитывалось по 400 человек в каждом полку, обносившихся, грязных, слабых, истощенных после перенесенного тифа, причем у многих были только тощие мешочки на спине, а ружья и ранцы были сложены на повозки, как тяжесть, с которой эти люди на ходу не могли управляться. Думаю, что одна только надежда скорого возвращения на родину, бывшая в сердце каждого, ободряла и подталкивала всех вперед, иначе трудно было бы понять, как перенесли несчастные этот поход, который вследствие весенней распутицы пришлось опять совершать по непроходимым дорогам, с вытаскиванием обозов и проч.».

Вот телеграмма главного врача госпиталя № 1: «Тифозных в госпитале слишком 300 человек. Врач Васильев умер. Врач Давидянц отправлен в тифе в Александрополь. Я четвертый день без ног, вероятно, тиф. Смотритель и комиссар в тифе. Из 85 человек госпитальной команды только 14 на ногах. Из 9 фельдшеров только один здоров, 4 писаря в тифе. Не присылайте больных, а наличных в госпитале, вместе со мной, прикажите перевести в Александрополь».

В некоторых госпиталях переболел почти весь персонал. Так, в одном госпитале из 8 врачей заболело 7, все сестры милосердия, 79 % служителей; в другом — 60 % врачей, все сестры и 80 % прислуги. А сколько из них погибло…

Заболеваемость гражданского населения сыпным тифом в Российской империи регистрировалась плохо. В отчете медицинского департамента Министерства внутренних дел за 1887 год составитель прямо пишет, что при изучении заболеваемости сыпным тифом выступают два обстоятельства: «с одной стороны, громадное преобладание чисел заболевших по отношению к 10000 населения в губерниях земских по сравнению с другими (неземскими, где медицинская помощь была поставлена много хуже. — Г. В.) и незначительность числа заболевших в среднеазиатских» (где врачей было совсем мало и врачебные силы сосредоточивались исключительно в городах. — Г. В.).

Следует напомнить, что врачей в царской России было незначительное количество и большинство их находилось главным образом в городах. Пусть читатель вдумается в следующие цифры: во всей России к началу первой мировой войны было всего 19 875 врачей, это и в Европейской России, и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и на Кавказе, в том числе и военных, и гражданских, и железнодорожных. Основная масса их работала в городах — 14810; все крестьянское население обслуживалось пятью тысячами врачей[14]. Как можно было при таком положении точно регистрировать больных различными инфекциями, в том числе сыпным тифом?

А ведь секрет (если это можно назвать секретом) ликвидации заразных болезней, и в первую очередь сыпного тифа, заключается, как мы увидим дальше, в ранней и полной госпитализации больных. В настоящее время у нас имеется свыше 300 тыс. врачей. Советское правительство, несмотря на успешные результаты борьбы с инфекциями, стремится еще больше увеличить армию врачей. Основываются все новые медицинские институты; в Благовещенске, в Сретенске, Чите, Семипалатинске, Барнауле и др.

Русская медицинская общественность всегда говорила о страшном сыпном тифе.

Вот какие сведения давала официальная статистика о заболеваемости сыпным тифом.

Зарегистрировано больных сыпным тифом[15] по России:

Эти цифры, как уже неоднократно указывалось, не представляются точными, они лишь приблизительно показывают заболеваемость сыпным тифом в царской России и отражают целый ряд моментов социально-экономического порядка. Страшный голодный 1892 год. Масса крестьян брела по дорогам: дети и женщины — за куском хлеба, мужчины и подростки в поисках работы или милостыни. Находили же они очень часто сыпной тиф и смерть.

Медленно, очень медленно снижалась эта волна заболеваемости. Русский народ страдал от эпидемий сыпного тифа. Самоотверженно боролись с ним русские врачи; не жалея своих сил, шли «на сыпной тиф» студенты… Но этого было недостаточно.

Сильный толчок к распространению сыпного тифа среди населения дала первая мировая война. Выселение жителей из прифронтовой полосы, скученность, местами топливный голод — все это вызывало подъем заболеваемости паразитарными тифами, в частности и преимущественно — сыпным.

После Великой Октябрьской социалистической революции интервенция, гражданская война, неурожаи угрожали новому строю. Беженство, переселенчество, мешочничество способствовали широкому распространению сыпного тифа. Слово «эпидемия» недостаточно характеризует степень поражения сыпным тифом, приходится говорить о пандемии сыпного тифа. Безвременно умерший Л. А. Тарасевич считал, что с 1918 по 1921 год переболели 25 млн. человек.

В годы войны 1877–1878 первыми жертвами сыпного тифа были врачи. Во время тифозной пандемии в молодой Советской республике на передовых позициях в борьбе с сыпным тифом врачи тоже понесли огромные потери. Автор работал в то время в Одессе и в 1923 г. произвел подсчет пострадавших. Вот эти данные, опубликованные в свое время. В Одессе к марту 1919 г. было всего 1698 врачей; из этого числа пострадало от сыпного тифа за 1919–1920 гг. 488—28,7 %, т. е. почти каждый третий врач переболел сыпным тифом. Роковой жребий — смерть — из этих 488 заболевших выпал 89, т. е. 18,2 %.

В борьбе за жизнь человеческую, врачи отдавали самое ценное, что имели, — собственную жизнь.

Отдавали свою жизнь и лечащие врачи, и эпидемиологи, и врачи, изучавшие средства предохранения и лечения. Так, в одной из научных секций, состоящей из четырех врачей, изучавших лечебные свойства сыворотки крови выздоравливающих, переболело три. Не заболел лишь возглавлявший эту секцию Даниил Кириллович Заболотный: в прошлом он уже перенес сыпной тиф.

Советская страна победила интервентов, победила внутренних врагов, победила и сыпной тиф. Падение заболеваемости по республике началось в 1923 г., а с 1925 г. пошло все быстрее и быстрее, и это при точной и придирчивой регистрации каждого больного. В 1941 г. мы подошли почти к полной ликвидации сыпного тифа. Война несколько приостановила ход этого процесса, но дальнейшая работа после войны привела страну к почти полной ликвидации сыпного тифа. Благодаря блестящей постановке медицинского дела во время второй мировой войны в Советской Армии сыпной тиф был практически сведен на нет. После 1946 г. наша страна получила огромные возможности; строились новые больницы, увеличивалось количество коек[16].

А ведь возможность госпитализации больных сыпным тифом в ранние сроки болезни решает проблему его ликвидации!

Теперешние студенты медицинских институтов, даже старших курсов, когда придут на смену своим более старшим товарищам, должны будут признаться, что они не видели сыпного тифа.

Здесь нужно вспомнить, как много было сделано русскими врачами в деле изучения и борьбы с сыпным тифом.

Рискуя своей жизнью, О. О. Мочутковский, как уже указывалось, установил, что возбудитель сыпного тифа находится в крови. Г. Н. Минх выдвинул теорию о распространении возвратного и сыпного тифа паразитами человека, и если он не назвал этих паразитов точно ни в своем первом сообщении в 1878 г. (письмо к редактору «Летописи врачебной» от 2 февраля), ни в последнем (в 1888 г. в письме к редактору газеты «Врач»), то только вследствие несовершенной техники исследования в XIX в. Совершенно определенно на роль вшей как переносчиков сыпного тифа обратил внимание научной мысли в начале XX в. известный русский ученый Н. Ф. Гамалея.

Многие заразные болезни (брюшной тиф, дизентерия, холера, дифтерия) распространяют не только явно больные этими болезнями, но и так называемые бациллоносители, вирусоносители.

Человек уже выздоровел, он, как говорят, клинически здоров, но в нем еще имеются возбудители той болезни, которой он страдал. Такой практически здоровый человек может заражать окружающих, являясь причиной новых и новых заболеваний.

Некоторые изучавшие сыпной тиф ученые утверждали, что при этом заболевании имеет место бациллоносительство.

«Ваш пациент, — говорили эти врачи, — выздоровел от сыпного тифа, но это выздоровление только кажущееся. В нем еще находится возбудитель сыпного тифа — риккетсия Провачека, и выздоровевший может еще сеять вокруг себя болезнь».

Л. В. Громашевский и его ученики доказали отсутствие вирусоносительства при этой болезни. А ведь отсутствие вирусоносительства при сыпном тифе после выздоровления имеет огромное значение для борьбы с ним.

Еще студентом заинтересовала Л. В. Громашевского эта болезнь, а во время первой мировой войны, уже врач, он просит перевести его, младшего ординатора полка, в какой-нибудь госпиталь для заразных больных. Начальство — и полковое, и медицинское — на все его просьбы отвечало отказом. Молод еще, в госпиталях же должны работать более пожилые и опытные врачи. Но тут ему помог случай: где-то на западном фронте появился сыпной тиф. На этот раз начальство подошло к решению вопроса вполне правильно: заведовать госпиталем и работать в нем будут только врачи, перенесшие сыпной тиф. Будущий действительный член Академии медицинских наук, тогда лекарь без чина, Громашевский, врач пехотного полка, явился в штаб дивизии и лично просил направить его работать в сыпнотифозный госпиталь.

— А сыпным тифом болели? — задало вопрос начальство, на что Громашевский, никогда не болевший сыпным тифом, немедленно дал положительный ответ. Писарь пишет назначение, начальство ставит замысловатую подпись, и Громашевский едет работать в госпиталь…

Этот год был годом начала его работ над сыпным тифом. Годы, долгие годы упорного труда. И вот в результате кропотливых работ и в экспедициях, и в лабораториях назревает твердое убеждение: нет вирусоносительства при сыпном тифе. Госпитализируйте всех больных, уничтожьте всех переносчиков сыпного тифа у людей в очагах болезни— и вы уничтожите сыпной тиф. Если вы госпитализируете всех больных в данном очаге, предварительно обезвшивив их, единичные случаи сыпного тифа можно будет наблюдать лишь в течение 15 дней после госпитализации последнего больного, т. е. после истечения скрытого периода. Больше сыпного тифа не будет, если его не занесут извне. Вот почему госпитализация должна быть полной и исчерпывающей. вот почему и обезвшивливание должно быть безупречным.

Это положение было подкреплено многочисленными наблюдениями Громашевского и его сотрудников; данные теоретического предвидения были блестяще подтверждены противоэпидемической практикой.

Оказалось, что сыпной тиф можно уничтожить много раньше, чем его возможных переносчиков, т. е. вшей. Если всех больных вовремя госпитализировать и вовремя обезвредить очаги этой инфекции, то сыпной тиф можно очень быстро ликвидировать. Нужно лишь использовать все достижения науки. Установлено, что при сыпном тифе человек — единственный источник инфекции, а возбудитель сыпного тифа — риккетсия Провачека, открытие и изучение которой стоило жизни Риккетсу и Провачеку. Установлено также уже давно, что этот микроорганизм находится в клетках внутренней поверхности кишечника вши, что попадает он в человеческий организм не вследствие укуса вошью человека, а при втирании выделений из кишечника вши в пораженную кожу.

Многое из того, что теперь известно о сыпном тифе, его возбудителе и переносчике, принадлежит советским исследователям, тщательно изучавшим картину болезни и установившим отсутствие вирусоносительства сыпного тифа.

В настоящее время мы отлично умеем уничтожать вшей; если еще лет 10–12 назад уничтожали вшей лишь путем прогревания, то в настоящее время у нас имеются эффективные средства борьбы: дихлордифенилтрихлорэтан, гексахлорциклогексан. Первое средство называют ДДТ, второе гексахлоран, гексид или 666. В СССР они были изучены и синтезированы в 1944–1945 гг. энтузиастами борьбы против переносчиков болезней В. И. Башковым, H. Н. Мельниковым, В. Н. Поликарповым, Л. Н. Погодиной, М. X. Бергольцем.

В последние годы много работали в области создания противосыпнотифозных прививок, предохраняющих людей. Над приготовлением их трудились М. К. Кронтовская, М. М. Маевский, их помощники и сотрудники. Риккетсии добывались из зараженных вшей или из легких белых мышей, болевших сыпнотифозным воспалением легких. Материал этот определенным образом обрабатывался. Полученные взвеси, совершенно безопасные для человека, впрыскивались под кожу людям.

Мы уже назвали имена некоторых врачей, проявивших себя в борьбе с сыпным тифом. Они работали в лабораториях и институтах, они вели наблюдения в больницах.

Назовем еще двух различных по возрасту врачей — И. Б. Адесмана и Е. Г. Бабалову, живших далеко друг от друга, но близких по своей работе и устремлениям.

Е. Г. Бабалова (род. в 1911 г.).

В годы Отечественной войны в оккупированной Одессе жил врач И. Б. Адесман, отдавший работе в родном городе более полувека. Гуманность и чуткость старого врача создали Адесману исключительную популярность в беднейших слоях населения Одессы. Еще до революции Адесман не только лечил, но и учил молодых врачей, приезжавших к нему со всего юга России. Его многочисленные ученики в советское время стали профессорами и доцентами и сами учат молодых врачей. Ко времени оккупации Одессы фашистами, он, восьмидесятилетний старик, был тяжело болен и попал в гетто, где пробыл до освобождения города в 1944 г. Но старый, дряхлый врач, едва-едва сам оправившийся от болезни, занимался лечением сыпнотифозных больных, которых в Одессе было много во время оккупации. Здесь он лечил, и как настоящий ученый учил других и не переставал учиться сам.

Он собирал свои наблюдения, проверял их и открыл симптом болезни, важный для ранней диагностики сыпного тифа. Симптом этот заключается в том, что на уровне II и III шейного позвонка, где находятся корешки нервов, при надавливании сыпнотифозные чувствуют боль уже в самом начале заболевания.

* * *

Известна еще одна группа болезней, которыми могут заболеть люди, — возбудители этой группы родственны возбудителям сыпного тифа. Все эти возбудители входят в один род — риккетсий, почему и вся группа заболеваний вместе с обычным сыпным тифом носит название риккетсиозов. Если обычный сыпной тиф является заболеванием людей и цепь его распространения состоит из звеньев: человек (источник) — вошь (переносчик) — человек (восприимчивый к сыпному тифу), то у прочих риккетсиозов первым звеном эпидемической цепи служат крысы, мыши, могут быть также собаки и зайцы; переносчиками же для человека могут быть различные клещи, вши, иногда блохи.

Эти риккетсиозы, переносимые клещами и другими паразитами, отличаются от сыпного тифа строго местным характером. Где живут клещи, питающиеся кровью тех или других животных — источников риккетсиозов, там и может наблюдаться тот или другой эндемический (местный) риккетсиоз. И напротив: где нет переносчика и источника инфекции, там и не встречается тот или другой риккетсиоз.

У нас в Союзе в некоторых местностях наблюдаются такие формы сыпного тифа. Их подробно изучал профессор А. Я. Алымов в Крыму, профессор М. К. Кронтовская и другие.

Мы хотим рассказать о молодой советской женщине-враче, которой наука обязана изучением одного из риккетсиозов.

В 1937 г., в ноябре — декабре, в Батуми появилась какая-то болезнь, которую местные врачи определили как сыпной тиф, то же было в 1938, 1939, 1940 гг. Однако руководящие грузинские эпидемиологи, люди вдумчивые и наблюдательные (Е. С. Габричидзе и К. Ф. Кацитадзе), не соглашались с этим диагнозом, считая, что в данном случае наблюдается какое-то другое заболевание из группы риккетсиозов. Среди врачей, изучавших это загадочное заболевание, работала едва сошедшая со школьной скамьи молодой врач Елизавета Гавриловна Бабалова. Работать приходилось и ей, и ее товарищам по 16–18 часов в сутки, в трудных условиях, днем на участках среди больных, ночью в лаборатории.

Совершенно точно было установлено, что возбудителя болезни можно обнаружить в организме местных крыс. Тот же возбудитель находился и в крови больных людей. Восприимчивыми к этой болезни животными оказались морские свинки, которых Бабалова и ее сотрудники заражали кровью больных и мозгом крыс.

Нужно было также установить какова продолжительность скрытого периода при этой болезни и какова картина ее при опытном заражении.

Следуя благородной традиции русских врачей, Бабалова решила произвести опыт над собой. 14 января 1940 г. она ввела себе под кожу бедра размельченный мозг крысы, болевшей риккетсиозом. Пришлось ей всю эту операцию сделать самой, так как товарищи отказались принять участие в рискованном для Бабаловой опыте. Она думала, что заболевание наступит на 14-й день, но оно не наступило, и некоторые товарищи дружески посмеивались над современным Мочутковским. Однако 17 февраля, когда Бабалова дежурила у своей заболевшей сестры, она почувствовала себя больной. Болела Бабалова очень долго, 24 дня пролежала в больнице.

В период войны 1941–1945 гг. Бабалова, не ожидая призыва, отправилась в армию, была в Крыму, на северном Кавказе, была контужена и награждена орденами и медалями. Когда же окончилась война, она вернулась к прерванной научной деятельности и в 1949 г. защитила кандидатскую диссертацию о болезни, которую так подробно изучила на самой себе.

О ее научном подвиге я узнал случайно и не от самой Бабаловой. Вообще, о своем опыте, как передавали ее товарищи, она рассказывала очень сдержанно и неохотно. Только после настоятельных и неоднократных письменных напоминаний, много позднее ответила она мне с одной оговоркой — упомянуть, что эта работа также ее товарищей — врачей Е. С. Габричидзе, Т. Г. Шарашидзе, H. С. Агниашвили, лаборантки Л. А. Элиава.

Хотелось бы здесь отметить ту солидарность, которую проявили врачи и ученые в этой работе. Все старались помочь в разрешении поставленной проблемы: обычный ли это сыпной тиф или одна из других форм риккетсиоза. В Москве помогал в разрешении задачи профессор Л. В. Громашевекий, на место заболеваний приезжал, и не раз, профессор А. Я. Алымов. В Батуми изучающие встречали содействие местных эпидемиологов И. А. Маркова, И. В. Степанова, врача Кузнецова, заведующего бактериологической лабораторией Е. Н. Тарасенко. Речь идет о большом деле, о работе, в которой кровно заинтересовано население, советское здравоохранение и наука.

Работа Бабаловой и ее сотрудников дала исчерпывающие результаты, была установлена и точно описана картина болезни. Было совершенно точно доказано, что источником этого риккетсиоза являются крысы, что возбудитель болезни — риккетсии, близкие к риккетсиям, вызывающим обычный сыпной тиф, а переносчиком являются не вши, а крысиные блохи.

* * *

Мы вкратце изложили историю изучения сыпного тифа и борьбы с ним в России, а также сказали несколько слов об одном из риккетсиозов.

Сыпной тиф, так пугавший врачей еще в начале XX в., — теперь уже не страшен.

Если прежде ученые часто утверждали: «не можем и никогда не сможем», то в наше время мы говорим уверенно: «будем знать и сможем».