Наверное, это самый частый упрёк, обращённый к матери младенца: «Ты просто его не любишь, что ты за мать?!» Упрекают мужья, новоиспечённые бабушки, врачи и даже фактически случайные люди буквально по любому поводу. Плачет? Не любишь! Мокрый? Не любишь! Не хочешь принимать совет лечить его пупочную грыжу медной монеткой и поездкой к «хорошей надёжной бабушке»? Не любишь! Ты просто его не любишь. А если она и правда не любит? И очень мучается из-за этого?У хороших правильных женщин — что? Правильно, материнский инстинкт. Женщина от природы устроена так, что ребёнка ещё нет, а она его уже любит. И уж точно полюбит с первого взгляда, как только возьмёт на руки, едва поднесёт к груди.
Так устроены мир и человек. Женщина от вида своего младенца аж разум теряет, так его обожает. Природа, брат, тут уж ничего не попишешь. Мать — она то, что выродила, с первого взгляда и больше всего на свете любит. Хоть какого урода, хоть убийцу или маньяка там, всё равно с рождения и до самой смерти любит, аж себя забывает. Инстинкт у ней. А вот и нет.
Живой, всё в порядке
Восемнадцать лет назад я родила мальчика. Сама, без анестезии, которую тогда считали блажью трусливых женщин, неспособных «просто немного потерпеть», зато готовых «химией всякой» вредить родному ребёнку. Без пресловутого кесарева, про которое ходили мифы в духе «а вы знаете, когда учёные кесарят самок животных, они отказываются от своих детёнышей, родовая боль нужна для материнского инстинкта».
Словом, родила. Ребёнка тут же унесли из зоны видимости, но я услышала его плач. Подумала: «Уффф, живой, всё в порядке».
Потом его на специальной тележке вкатили уже в палату. Сердитая пожилая медсестра с красными от постоянного мытья руками торопливо выполнила обряд «девочки, не волнуйтесь, вам покажут, как пеленать». И я осталась наедине с мурчащим крошечным комочком, утонувшим в этих кофточках, которые неделю назад проглаживались с двух сторон и укладывались в «роддомовскую» сумку с мыслями о том, что ну неужели дети такие маленькие.
Вот, лежит. Можно на руки взять. Мой сын. Не может быть. Нет, я знала, что он будет, что он — мальчик, знала, как я его назову. Я разговаривала с ним, когда он был внутри меня. А теперь вот. Отдельно. И тут я поняла, что ничего не чувствую. То есть чувствую облегчение, что всё закончилось и мы с ним живы. Тревогу, потому что это страшная ответственность и не очень понятно, что будет дальше. Изумление тем, что свершилось и да, я — мама. Лежит. Мой сын. Ничего себе. Но никакой любви к этому маленькому существу я не испытываю.
Плохая, ленивая, никчёмная
Я чувствую страх, что не справлюсь и разочарую всех вокруг. Что окажусь плохой, ленивой, эгоистичной никчёмной матерью, как и твердили предыдущие девять месяцев добрые и поддерживающие родственники буквально со всех сторон. Я чувствую огромную ответственность. Долг. Готовность защищать это маленькое существо любой ценой, потому что я теперь должна. Но не любовь.
Как бы это сказать? Я его не знаю. Так, наверное, замуж по сговору выходят: закончились обряды и поздравления, гости разошлись и ты остаёшься наедине с совершенно незнакомым человеком. И должна теперь быть с ним «покуда смерть не разлучит».
Только тут не мужчина, который может оказаться опасным для тебя. А младенец. И это ты можешь быть источником опасности, если «плохая, эгоистичная, ленивая». Я помню жутчайшую внутреннюю панику. Ужасное чувство вины перед младенцем.
Инстинкт же! Я же готовилась, перечитала всю литературу для родителей, что нашла, от старых жёлтых советских брошюр до современных глянцевых журналов с счастливыми семьями на обложке! И каждая история материнства начиналась со всякого «чуть не умерла от счастья, когда увидела мою прекрасную доченьку, она была самым красивым ребёнком на свете».
Я вспоминала все эти «прижалась носом к сладкой макушечке», «целовала пяточки», «кушал мамочкино молочко, а я умирала от нежности» и нюхала, смотрела, кормила. Покрытая тонким пухом лысинка с пульсирующим родничком пахла странно и ни на что не похоже. Кукольные кривые ножки с крохотными пальчиками (на большом след от забора крови) были странными, с мягкой, никогда не ходившей по земле пяткой.
Во время кормлений, особенно ночных, умирала я, скорее, от усталости и страшного недосыпа, мне даже снилось, что я иду в магазин и засыпаю, кормлю и засыпаю, купаю и засыпаю, так и утопила ребёночка, ехидна. Проснулась в холодном поту, кинулась к кроватке — живой, конечно, спит.
Какая ты счастливая!
Всё это время меня поздравляли и говорили, как завидуют моему счастью, ведь дети растут так быстро, а такие милые младенцы они, увы, совсем недолго. Ути, сладкий, кого мамочка любит больше всех на свете? Кто вырастет и покажет ей, кто в доме хозяин? Мамочка наружу улыбалась и умилялась, а внутри рыдала, билась головой о что попало и проклинала себя — любовь к ребёнку не пришла.
Не помогли ни пресловутая первая улыбка, ни цепкие маленькие ручки, ни то, что малыш уже отличает своих и чужих, тянется к матери и начинает плакать на руках у посторонних. Я просто превратилась из беременного инкубатора в персонал по обслуживанию младенца: переодевала, стирала, гладила, гуляла, покупала, готовила, перестилала, сушила, кормила, купала.
В первые месяцы часто понимала, что падаю от усталости: я кормящая, но сегодня не ела. Мне было некогда. Весь быт нашей семьи на мне, и мне хочется плакать от обиды, когда подруга по колясочным прогулкам рассказывает, что может спокойно и поесть, и помыться, ребёнка обязательно подхватят мама, папа, брат, муж, бабушка. А я одна. Семья далеко. Здесь только вечно упрекающий и ставший невероятно придирчивым муж и его «а мы-то в своё время без памперсов и водопровода» родня.
И, конечно, я действительно оказалась плохой матерью. Я не люблю своего ребёнка. Я просто его обслуживаю. Делаю это хорошо, наступаю на боль, усталость, жалость к себе. Всё, моя жизнь кончена, теперь я служу ребёнку. Но я так хочу его любить! Я хочу это счастье, о котором поют из каждого утюга! У всех оно есть и сразу, а моё почему не подвезли?
