Очерк четвертый ВОЗВРАТНЫЙ ТИФ

Очерк четвертый

ВОЗВРАТНЫЙ ТИФ

Далекие места. Больше десяти тысяч верст от Петербурга и Москвы. Остров Ситха, город и гавань Новоархангельск. Огромный край Русской Америки, в котором живут люди сильной воли, железной настойчивости и глубокой любви к родине. Основал этот город и положил начало освоению Аляски «правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов, человек бесчиновный и простой российский гражданин».

Богата Россия замечательными людьми. Здесь и ученые, и писатели, и исследователи «землепроходцы», и просто талантливые люди, работавшие во славу родины и науки.

Лекарь Зиновий или, как тогда писали, Зеновий Степанович Говорливый. Кому известно это имя? Врачи вряд ли знают его, не врачам он тем более неизвестен. Говорливый работал в городе, основанном Барановым, где имелись аптека и госпиталь с двумя, по крайней мере, врачами, с библиотекой русских и иностранных книг.

Из них этот врач на «краю света» черпал свои знания.

В наших руках пожелтевшие от времени страницы издававшейся в Петербурге почти 100 лет назад доктором Ханом «Библиотеки медицинских наук». Вот статья, носящая длинное, обычное по тому времени название «О возвращающейся лихорадке relapsing fever, febris recurrens, господствовавшей в Новоархангельском порту в 1857–1858 годах». Автор во вступлении писал: «Предлагаемая здесь статья была препровождена мною в 1858 году в Главное правление Российско-Американской Компании. Не будучи в то время вполне знаком с литературой тифозных горячек, я считал наблюдаемую мною за низшую степень желтой американской. Ближайшее знакомство с немецкими носографами убедило меня, что господствовавшая у нас горячка более всего подходит к так называемой возвращающейся (relapsing fever) английских врачей (мы эту болезнь называем возвратным тифом. — Г. В.), почему я и решился назвать ее этим именем».

Затем на двадцати почти страницах идет описание болезни, которая у больных Говорливого протекала осложненной так называемым желчным тифоидом, сильно извращавшим ее картину. Обычно для возвратного тифа характерны два-три приступа (очень редко четыре и еще реже пять), продолжительностью от двух до десяти дней. Между приступами наступают промежутки кажущегося здоровья. Протекая при высокой температуре в 40–41°, каждый приступ заканчивается критически быстрым (в течение нескольких часов) падением температуры с таким обильным отделением пота, что, как это отмечает и наш автор, больной лежит в «потовой ванне». Теперь мы отлично знаем, что возвратный тиф — совершенно самостоятельная болезнь. Известно, что в последующем возбудитель и болезнь были исчерпывающе изучены почти исключительно русскими учеными, проявившими в этом подлинный героизм, установившими и пути переноса, и место нахождения возбудителя.

Назвал в России эту болезнь, как уже указывалось, настоящим именем раньше медицинских авторитетов Петербурга и Москвы лекарь Зеновий Говорливый, работавший «на краю света», в городе Новоархангельске в Русской Америке. Диагноз, правильно поставленный врачом, никогда в жизни до этого не видавшим больного возвратным тифом, говорит о его образованности и наблюдательности.

О нем самом почти ничего неизвестно (кто раньше интересовался врачом, заброшенным на небольшой остров у берегов Аляски!). Мы попытались ознакомиться с его жизненным путем. Результаты были весьма скудные. По издававшимся ежегодно в старой России так называемым Медицинским спискам за 31 год (1847–1877), можно установить, что начало его деятельности относится к 1850 г. В 1869 г. фамилия его значится в последний раз, когда он именуется уже не титулярным советником, а коллежским ассесором. Но этот чин он носил лишь один год. С 1870 г. коллежский ассесор лекарь Зеновий Степанович Говорливый исчезает со страниц Медицинского списка навсегда. Что заставило его поехать в Русскую Америку через всю Азию, когда сама поездка туда требовала многих месяцев? Были ли у него еще научные труды? После долгих поисков нам удалось установить, что кроме указанного выше труда (сохранившегося у доктора Хана в прибавлении к «Библиотеке врачебных знаний»), в 1870 г. в так называемом «Медико-топографическом сборнике», издаваемом в Петербурге, появился «Медико-топографический очерк Чермосского завода» (стр. 277–297). Очерк был посвящен быту и условиям труда рабочих чугунолитейного завода, находившегося в бывшей Пермской губернии, за 100 верст от Перми. Из очерка видно, что на этом заводе Говорливый пробыл пять лет. Обнаружен был нами еще один след: в петербургском «Медицинском вестнике», в № 10 за 1865 г., помещена краткая заметка Говорливого о возвратном тифе. Наконец, в протоколах общества русских врачей за 1864 г. упоминается его выступление о возвратном тифе. Это все, что известно о незамеченном русском враче, который в соответствующих условиях мог бы быть украшением и гордостью нашей науки. А что он был внимательным и любознательным, видно из мелочей: в Новоархангельске больным производилась термометрия, а ведь тогда повсюду температуру больного определяли на ощупь. Даже в Москве в 1864 г. на заседании медицинского общества один из его членов доказывал, что в госпитальных условиях измерять температуру лихорадящих невозможно за недостатком времени.

Когда Говорливый впервые увидел возвратнотифозных больных, его стремлением было получить наибольшее количество фактических данных о сущности болезни; так, наблюдая у своих 258 больных желтуху, он ищет — от чего произошла она и устанавливает лабораторным путем, что желтуха зависит не от желчных пигментов, а от измененного красящего вещества крови — гематина. К роковому концу из 258 больных пришли восемь. Говорливый делает вскрытие трупов и таким образом, дополняя клиническое исследование, приходит к пониманию изменений в организме больных, которых он принял в начале за страдающих «желтой американской горячкой».

В Новоархангельской больнице за многие тысячи верст от столицы велись наблюдения за больными, как в хорошо оборудованной клинике.

Нельзя думать, что только в 1857–1858 гг. возвратный тиф впервые появился в России. Кто изучал работы по истории медицины в начале XIX в., тот может найти первые описания возвратного тифа в России. В 1823 г. в «Военно-медицинском журнале» Ф. Гейрот в своей статье «О нервной горячке и тифе» уделяет место описанию желтушного тифа. Современный врач узнает в этом желтушном тифе то, что впоследствии было названо тифоидом, или, точнее, — паратифобациллезом, при возвратном тифе. Ф. Гейрот подробно описывает и эту болезнь, и сыпной тиф с потерей или затемнением сознания.

Три московских врача — В. В. Пеликан, А. Е. Эвениус и Г. М. Левестамм — называли возвратный тиф перемежающейся лихорадкой. Интересно здесь отметить, что уже тогда передовые врачи связывали появление этой болезни с социальными условиями.

В 1839–1840 гг. на Руси был неурожай, и население окружающих Москву губерний в поисках хлеба и работы, покинув свои деревни, бросилось в Москву; там и разыгралась эпидемия возвратного тифа.

В нашу задачу не входит изучение истории этого заболевания, но во всяком случае в эти годы оно было уже известно врачам. При появлении возвратного тифа в Москве в 1864 г. распознавание этой болезни было поставлено довольно точно, правда, после того, как в Петербурге она дала огромную заболеваемость.

Сведения о болезни в первое время, как видно, властями не оглашались. Во всяком случае на это намекает заметка в «Московской медицинской газете» (№ 12, 20. III 1865): «Если верить слухам, — пишет газета, — то в Москве одна больница уже наполнена больными с возвратной горячкой. Не знаем, насколько эти слухи справедливы, странно было бы, если бы врачи сказанной больницы не сообщили ничего о болезни во всеобщее сведение».

Но уже в следующем номере той же «Московской медицинской газеты» (№ 13, 27. III) мы читаем, что «в видах предупреждения появления и распространения в Москве горячки Московский военный генерал-губернатор поручил состоящим при нем чиновникам немедленно приступить к самому тщательному и подробному осмотру всех фабрик, заводов и ремесленных заведений и в случае замеченных ими важных недостатков в помещении, пище, одежде и вообще в содержании… рабочих, равно в неустройстве и содержании мест для стока нечистот, доносить ему для дальнейших распоряжений». Нужно указать, что это распоряжение было вызвано тем, что правительства Франции, Англии, Австрии и других стран, получив сведения о появлении какой-то эпидемии в Петербурге, обратились к русскому правительству с соответствующими запросами: за границей распространились сведения, что в России наблюдается чума.

Среди иностранных медицинских журналов того времени нашлись такие, как «Wiener Medicinische Wochenschrift», в котором была помещена статья, что болезнь, поразившая Россию, перешла с лошадей на людей и превратилась в голодно-тифозную горячку, дающую смертность пяти восьмых всех заболевших[17].

В состав комиссии, которая отвечала на все запросы иностранцев, входили медицинские корифеи того времени: С. П. Боткин, лейб-медик В. Е. Экк, И. И. Гирш, главный врач обуховской больницы Ф. Ф. Герман, приглашен был для участия в ней и академик H. Н. Зинин.

Русскому правительству важно было представить ответы людей авторитетных, так как за границей поговаривали даже о прекращении торговли с Россией и о закрытии портов для судов, идущих с русскими товарами.

Ответы на эти запросы представляют большой интерес, поскольку в них нашла отражение господствующая среди врачей точка зрения на возвратную горячку и вообще на тифы. Возвратная горячка, писали русские врачи, не особенная болезнь, но «род тифозной горячки с разными известными видоизменениями».

Относительно того, была ли болезнь известна в России до 1864–1865 гг., в ответе указывалось, что возвратная горячка описана в 1840 г. в Москве, в 1857–1858— в Новоархангельском порту, в 1863— в Одессе. В дополнении сообщалось, что это болезнь бедных, и распространяется она через соприкосновение. Боткин прямо писал, что «дурное помещение низшего и рабочего класса, скопление более значительного сравнительно с прежними годами (в 1864–1865 гг.) числа рабочих — все это способствовало распространению возвратного тифа».

Изучающим медицинскую литературу по старым журналам многое кажется наивным и примитивным, но вместе с тем в статьях русских врачей бьет ключом живая мысль и горячее чувство. Демократизм русского врача выражался и в правильной оценке социального положения освобожденных без земли крестьян.

В редакционной статье журнала «Современная медицина» (1865, № 9) читаем: «Итак, вот вопрос, который нужно предлагать всему сословию врачей во всей России: правда ли, что в нашей роскошной столице, в нашей Северной Пальмире, рядом с ее золотыми дворцами и среди ее несметных богатств, ее хлебных магазинов и хлебной торговли жили слишком 40 000 человек, из числа которых 14 000 должны были заболеть от разложения соков вследствие отсутствия воздуха и пищи и 2000 сойти в гроб. Это было бы потрясающее историческое событие, это доказало бы, что в России существует пролетариат в самом отвратительном, самом несчастном виде, чему до сих пор никто не верит. Это доказало бы, как нужно нам то сочетание науки и администрации, которое мы уже называем гигиеной».

Рассматривая эпидемии как общественное явление, врачи вполне правильно подметили роковую зависимость распространения болезней от определенных социальных условий. Без понимания и обнаружения этой связи не может существовать особая наука — эпидемиология. Так же трезво подходили к объяснению эпидемии в 1864–1865 гг. и другие русские врачи. В петербургском «Медицинском вестнике» указывается как на главную причину распространения возвратного тифа на прибытие в столицу 45 тыс. чернорабочих[18], между тем как спрос на труд значительно убавился сравнительно с прошлыми годами. О специфичности возвратного тифа писал Е. Афанасьев[19].

Русский врач Рейтлингер считал возвратный тиф социальной болезнью. Он писал: «На основании всех вышеизложенных исторических, географических и статистических данных мы убедились в том, что возвратная горячка является преимущественно там, где по каким-либо причинам образовалось скопление людей при худых условиях жизни: в переполненных людьми казармах, семинариях, тюремных замках и ночлегах рабочего класса, между рабочими строящихся железных дорог, заводов и фабрик, между бедными жителями городов и между деревенскими жителями во время голода после неурожаев. Независимо от климата, почвы и особенных топографических условий возвратная горячка является преимущественно зимой, т. е. тогда, когда народ наиболее страдает от худых условий жизни. С полным основанием мы можем назвать возвратную горячку „народной болезнью“, т. е. болезнью, причины развития и условия распространения которой заключаются не в климате, не в почве, а в особенном положении народа»[20].

Почти повсеместное появление возвратной горячки в России с 1864 г. и в столь громадных размерах объясняется переменами общественного положения и быта русского народа, т. е. освобождением крестьян от земли, как говорили тогда передовые русские люди.

В дальнейшем Рейтлингер возражал английским ученым и, в частности, знаменитому Мурчисону, указывая, что в распространении возвратного тифа в Великобритании ирландцами главную роль играли не биологические свойства ирландского народа, а чисто социальные условия жизни.

Московский врач Нейдинг совершенно правильно указывал, и это соответствует нашим современным воззрениям, что заразительность возвратного тифа меньше, чем сыпного. С точки зрения эпидемиологии это был огромный шаг вперед. Врач Обуховской больницы Цорн в своей диссертации доказывает, что возвратный тиф это совершенно самостоятельная болезнь, независимая от страшного «петехиального» (сыпного) тифа. То же подтверждали в своих диссертациях Горячев и Герман.

Уже Нейдинг совершенно трезво оценивал положение и писал: «Возвратная горячка — болезнь sui generis (особого рода), она не переходила в сыпной тиф; заразившиеся от возвратной горячки заболевали только возвратным тифом, а не сыпным тифом». Прозектор И. Эрихсон из Петербурга в одной статье «Несколько слов господам, отрицающим febrem recurrentem» на основании патологоанатомических исследований подтверждал точку зрения московского коллеги. Он же высмеивал и редактора «Allgemeiner Wiener Wochenschrift», поместившего совершенно несуразную статью об этой эпидемии.

Вообще же об эпидемии возвратной горячки помещалось за границей много вымышленного; так, в немецких газетах появилось известие, «что Петербург чуть ли не вымер от тифоидальной горячки и что в Обуховской больнице не только все больные, но и весь хозяйственный и медицинский персонал сделались также ее жертвой, так что правительство вынуждено было обратиться к французским, немецким и английским знаменитостям, прося их содействия»[21].

Таким образом, уже в первый период изучения возвратного тифа (до открытия возбудителя болезни) русские врачи утверждали, что возвратный тиф — это самостоятельная болезнь, что она заразительна, что распространение ее находится в теснейшей связи с социально-бытовыми условиями и что желчный тифоид не самостоятельная болезнь, а осложнение возвратного тифа.

Даром ничего не дается; за доказательства этих неоспоримых положений русские врачи платили дорогой ценой — тяжело переболел возвратным тифом Нейдинг, в Петербурге умер от «возвратной горячки» Г. Цорн — врач Обуховской больницы, написавший диссертацию о возвратном тифе; умер и его помощник P. Р. Шпенглер. Таких жертв было много.

Л. Рейтлингер, уже не раз нами упоминавшийся, в своем известном «Исследовании по истории, географии и статистике возвратной горячки в России» сообщал: «По сведениям, собранным нами о больницах города Петербурга, заболело чрезвычайно много людей из больничной прислуги и много врачей… Притом эти сведения заимствованы из скорбных листов 1866–1867 годов, когда эпидемия уже ослабела».

* * *

В 1873 г. молодой немецкий врач Обермейер описал возбудителя болезни — спирохету, носящую теперь его имя. 20 августа 1873 г., через четыре дня после напечатания краткого сообщения об этом открытии, Обермейер умер от холеры, заразившись ею в больнице. Открытие прошло как-то мимо многих европейских врачей, даже мимо тех, кто обладал громадным опытом и знаниями. Так, например, французский врач А. Лаверан в своем известном труде «Учение о войсковых болезнях и эпидемиях», вышедшем на два года позже открытия Обермейера, ни словом не упоминал о спирохете и писал, что возвратный тиф «есть продукт особой миазмы» и что он, «как и сыпной тиф, может развиваться и самородно» (т. е. самозарождаясь). Иначе отнеслись к этому открытию в России. Наиболее пытливые из русских врачей поддержали открытие Обермейера и продолжили его неполные и кратковременные наблюдения. Русским врачам выпал удел завершить это открытие, и уже в первом номере «Московского врачебного вестника» за 1874 г. на первой странице появилось короткое предварительное сообщение Григория Николаевича Минха (1835–1896) «По поводу спириллий в крови возвратнотифозных. Прививаемость крови».

Г. Н. Минх (1835–1896).

Сообщение изложено предельно кратко и четко. Нет никакого сомнения, следует из его статьи, и в том, что спириллии являются причиной болезни. Минх завершил открытие Обермейера, изучив перенесенный самим Минхом возвратный тиф. Одно утаил прозектор Одесской городской больницы, впоследствии (с 1884 г.) профессор Киевского медицинского факультета: заражение было не случайным, а преднамеренным. Еще скрыл Минх, что своему другу — Осипу Осиповичу Мочутковскому — он не позволил лечить себя, чтобы не исказить картины болезни и иметь возможность изучить ее. Обгоним несколько наше повествование: через много лет наш Илья Ильич Мечников, признанный ученый с мировым именем, поместил в журнале «Новое слово» и во французском популярном журнале «Le sais tout» небольшую статью «Мученики науки» (Le martyre de la science), в которой призывал читателей отнестись со вниманием и интересом к истории жертв науки. Статья занимает в русском журнале всего четыре неполные странички, в ней упоминаются ученые, которые рисковали своею жизнью для человечества. Только об одном из героев науки не сообщил в этой статье Мечников — о себе. Дважды в течение трех дней в 1881 г. он вводил себе кровь возвратнотифозных для изучения болезни и тяжело болел в результате этого опыта.

Еще несколько замечаний об одном из современников Минха, изучавшем возвратный тиф. Мало кто даже из специалистов-медиков слыхал имя Александра Самойловича Розенблюма. Этот скромный врач, психиатр по специальности, сделал огромное открытие. Он предложил лечить возвратным тифом психические заболевания. До последнего времени честь этого открытия приписывают австрийскому ученому Вагнеру-Яуреггу.

Больные так называемым прогрессивным параличом до лечения этим способом были обречены на безумие и скорую смерть. Над входом в психиатрические отделения больниц, где находились эти несчастные, можно было написать: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Но Розенблюм обратил внимание на то, что некоторые психические больные, перенеся возвратный тиф, выздоравливали. Результаты своих наблюдений он опубликовал во втором выпуске «Трудов врачей Одесской больницы», в статье «Об отношении лихорадочных заболеваний к психозам». Об этом также сообщил спустя несколько лет его друг и земляк доктор Оке, поместивший в 1880 г. в X томе немецкого журнала «Archiv f?r Psychiatrie und Nervenkrankheiten» реферат, вернее, перевод работы Розенблюма.

Наблюдения Розенблюма касаются тех случаев, когда психическое заболевание осложнялось возвратной горячкой. Вот что пишет автор о результатах своих многолетних трудов:

«Наблюдения наши касательно влияния лихорадочных процессов на психозы в общей сложности относятся к 32 случаям, из которых, как видно, выздоровели 21, улучшились 3 и остались без перемен 8. Цифра эта может показаться слишком высокой, и я допускаю возможность возврата в некоторых случаях, дальнейшая судьба которых нам осталась неизвестной. Но и с этим ограничением все-таки остается несомненно доказанным факт целебного влияния лихорадочных болезней на психозы».

В последних словах чувствуется и сдержанность самого автора, и гордость ученого, убежденного, что работа его принесет пользу человечеству. Весь мир теперь пользуется методом лечения прогрессивного паралича, который называется методом Вагнера-Яурегга. Для врачей-психиатров этот метод так же обязателен, как лечение дифтерии сывороткой, как предохранение от оспы вакциной. Тысячи и десятки тысяч больных, обреченных на безумие и медленное разложение, выздоровели. Надпись, которая некогда как бы незримо находилась над отделениями, где помещались больные прогрессивным параличом, должна смениться другой, полной надежды: «Вернетесь к жизни».

Странно, даже больше чем странно, что Вагнер-Яурегг в своих работах, посвященных лечению лихорадкой прогрессивных паралитиков, буквально нигде не обмолвился о своем предшественнике. А ведь трудно представить себе, чтобы австрийский ученый не читал «Архива», в котором Окс поместил сведения об открытии Розенблюма. Впрочем, некому было и защищать приоритет его. Умер он в 1903 г., за много лет до опубликования Вагнером своего открытия (1919).

Люди, знавшие Розенблюма в Одессе, сохранили о нем память как о бессребренике, всю жизнь интересовавшемся наукой и умершем в бедности. О нем почти забыли, и только в последние годы советские невропатологи и психиатры восстановили этот, незаслуженно забытый приоритет.

Война с Турцией 1877–1878 гг. Льется кровь в сражениях, на Шипке замерзают солдаты, на горных перевалах гибнут герои, которых описал В. М. Гаршин и запечатлел на своих полотнах В. В. Верещагин. В эту войну на тысячу солдат переболело тифами 228,4, огромна была смертность среди заболевших: в Дунайской Армии — 12,3 % и в Кавказской — 25,9 на 100. Русский солдат в эту кампанию победил, но какой ценой!

В 1892 г. Минх вновь писал в редакцию газеты «Врач»:

«Основываясь на том, что возвратная горячка, а с огромной степенью вероятия и сыпной тиф, передаются здоровым исключительно путем прививки крови от больных, я пришел к выводу, что передатчиком заразы в данном случае могут быть только насекомые, и потому все меры обеззараживания должны сводиться на борьбу с этими последними. Если 15 лет тому назад указанные соображения могли дать нашей печати только повод к шуткам, то при современном положении ученья о заразных болезнях, указанные выводы могут рассчитывать на внимание лиц, на долю которых выпадает обязанность вести борьбу с господствующими эпидемиями»[22].

В 1878 и в 1892 гг. один Минх утверждал это, а в 1897 г. об этом же говорил Д. А. Лихачев в своей докторской диссертации. Наконец, и О. Г. Тиктин в своей докторской диссертации «Материалы к учению о возвратном тифе» опытами над обезьянами обосновал положение: «кровопаразиты являются переносчиками болезни». У нас знают о Мекки, Сержане и Фоллее, а кто помнит о Лихачеве, о Тиктине, умерших в неизвестности? Редко вспоминают и о Минхе. Был забыт и еще один талантливый врач — Г. П. Зейлигер, который, чтобы написать диссертацию «К патологии и терапии возвратного тифа», покинул родные места и работал не врачом, а учителем за гроши в Петербурге, добывая таким образом средства для жизни. А получив высокую степень доктора медицины, был врачом на селе. Пусть же эти строки напомнят читателям о русских врачах, бескорыстно служивших науке и родине.

* * *

В мае 1909 г. Мечников посетил Петербург и Москву и на объединенном заседании всех отделений «Общества охранения народного здравия» выступил с речью о возвратном тифе. Он считал, что необходимо ликвидировать эту болезнь в России и что эта проблема должна быть разрешена русскими врачами.

Интересно, что на этом заседании один из докладчиков В. И. Биншток сообщил, что молодой врач Е. В. Баженова уже в 1908 г. при изучении возвратного тифа обнаружила во вшах (а не в крови человека) спирохету Обермейера. Баженова была рядовым врачом… Работали много русские врачи и над вопросами лечения возвратного тифа. Вопрос этот имел и имеет тем большее значение, что источником заболевания при возвратном тифе является только больной человек. Эпидемиологическая цепь болезни состоит из звеньев: больной человек — вошь — здоровый человек. Чем короче заразительный период болезни, тем меньше шансов, что возвратный тиф сохранится и будет распространяться дальше. Русский врач Ю. Ю. Иверсен первый применил для лечения возвратного тифа сальварсан и неосальварсан и, таким образом, подействовал на первое звено этой цепи. Иверсену принадлежит в этом отношении приоритет. Его работы способствовали нашей победе над возвратном тифом.

В настоящее время в Советском Союзе возвратный тиф ликвидирован, и молодые врачи знают его только по учебникам. К нам он может быть занесен лишь извне.

* * *

Вернемся к прошлому: еще Говорливый обратил внимание на одного из доставленных к нему больных; он был как бы обмазан охрой. Говорливый утверждал, что эта желтуха (так называемый «желчный тифоид») является плохим признаком.

Гризингер в 1850–1851 гг. в Египте показал, что желчный тифоид связан с возвратным тифом. В годы голодовок, когда чаще наблюдаются осложнения желчным тифоидом, возвратный тиф дает наибольшую смертность (до 50–70 % против обычных 2–4 %). В 1922 г. Г. А. Иваншенцов и М. А. Рапопорт, Г. С. Кулеша, Н. А. Титова, Воронина и другие открыли причину этого осложнения. Независимо друг от друга они установили, что симптомы, в точности напоминавшие желчный тифоид, появляются при недостатке витаминов в результате заражения больных возвратным тифом так называемыми паратифозными бактериями.

До последнего времени оставался нерешенным вопрос о том, где находится спирохета во время безлихорадочного периода болезни. Почему спирохета, обнаруживаемая так легко в крови больных во время приступа, не может быть найдена при самых тщательных поисках в промежутки безлихорадочного состояния болезни (апирексии). Для объяснения этого было предложено много гипотез. Утверждали, что вне приступов спирохеты или исчезают из крови и находятся в селезенке, или прячутся в мозгу, или переходят в невидимую фазу. Приверженцы последней гипотезы основывались на мнении знаменитого ученого Шарля Николя, который не находил спирохет во вшах после того, как они питались кровью возвратнотифозных больных в течение 2–3 дней. Все гипотезы нужно было проверить на опыте.

Врач Н. И. Бещева-Струнина взялась за эту кропотливую работу. Она предполагала накормить вшей кровью больных возвратным тифом, а затем изучить судьбу спирохет в организме вшей. Но здесь же возникла первая трудность: вшей нужно было один раз накормить на больном, а затем ежедневно два-три раза подкармливать на здоровом человеке, иначе они погибли бы уже в течение ближайших 3–4 дней. При работе со вшами, зараженными сыпным тифом, также необходима ежедневная подкормка их кровью здоровых, но доноры, как правило, не болеют вторично, так как сыпной тиф дает стойкий иммунитет. А как же быть с возвратным тифом, который или не оставляет после себя иммунитета, или он бывает непродолжителен. Врачи, работавшие после первой мировой войны на эпидемиях возвратного тифа, встречали людей, многократно, через короткие промежутки, переболевших этой болезнью. На это обратил внимание еще Мочутковский; его больная, перенесшая возвратный тиф, вторично заразилась через 23 дня после наступившего выздоровления, а затем еще раз через 17 дней после этого повторного заболевания.

Таким образом, перед исследовательницей сразу встал вопрос о кормлении вшей.

Бещева вышла из этого положения. Она приходила на полчаса раньше в лабораторию, чтобы накормить вшей на себе, а второй раз кормление производилось, когда все сотрудники, окончив занятия, уходили. Все товарищи с сочувствием и страхом следили за ее самоотверженной работой, которая, хотя и обещала решение задачи, была опасна. Они считали каждый день, сколько укусов перенесла исследовательница, желавшая получить точные и неопровержимые данные.

В течение 1945 г. диссертантка (работа велась как кандидатская диссертация) подверглась более 60 тыс. укусов паразитов. Заражения не последовало, и все торжествовали. Но как-то раз Бещева, придя в лабораторию, пожаловалась на некоторую усталость и небольшую головную боль. Температура была 37,2°, и хотя Бещева уверяла, что температура у нее частенько подскакивает даже выше, ее уговорили уйти домой, предварительно взяв кровь для исследования. Начали быстро исследовать мазок и обнаружили спирохеты. Дали знать на квартиру. Бещеву в тот же день отправили в больницу, где ей немедленно ввели в вену новарсенол, обрывающий заболевание. Каково же было изумление сотрудников, когда еще через несколько дней, придя в лабораторию, они увидели Бещеву, склонившуюся над микроскопом и внимательно рассматривавшую препараты. Ее уговаривали закончить работу, количество накопленных наблюдений было настолько велико, что можно было с полным правом подытожить все опыты и сделать соответствующие выводы. Но у исследовательницы были некоторые сомнения, и работа продолжалась. Это были завершающие эксперименты. Как-то раз порвалась сетчатая крышка футляра, через которую вши впиваются в кожу донора. И опять исследовательница заболела. Ценой трех заболеваний в короткий сравнительно срок она заплатила за решение поставленной перед собой задачи. Н. И. Бещева установила, что в организме вши спирохеты не проходят через «авизуальную», т. е. невидимую форму, все зависит лишь от тщательности и количества наблюдений.

Всегда с первого же дня заражения в организме вши имеются спирохеты, только в первые часы их можно обнаружить в теле паразита лишь в незначительном количестве. И это понятно, так как вошь, питаясь на человеке, поглощает около одного миллиграмма крови в течение единичного питания. Несложных математических вычислений достаточно, чтобы установить, как мала возможность в эти часы или даже в первые дни обнаружить в общей массе содержимого паразита спирохету; только в последующие дни количество их становится так велико, что даже малоопытный микроскопист сразу обнаруживает возбудителей возвратного тифа в теле переносчика. Сделала Н. И. Бещева 8797 наблюдений. Количество вшей, выкормленных ею сначала на больных, а затем многократно на себе, достигало 62 тыс. Это был колоссальный и кропотливый труд.

Скромная диссертация имеет и другое более общее значение: вместе с рядом других фактов она помогает решить задачу, где же находятся возбудители во время безлихорадочного периода. Между двумя приступами высокой температуры спирохеты в весьма малом числе находятся в крови; во время приступа их уже накапливается очень много, но к концу каждого приступа в крови появляются разрушающие и растворяющие спирохеты вещества и в таком количестве, что большинство возбудителей гибнет. Остаются только единичные спирохеты, наиболее устойчивые. Во время безлихорадочного периода эти убивающие и растворяющие спирохеты вещества — спирохетоцидные или спирохетолизирующие, как их называют, постепенно исчезают. Тогда оставшиеся, пережившие эту борьбу в организме возбудители размножаются исключительно быстро. Как только их число достигнет определенного уровня, температура вновь повышается, начинается новый приступ, а вместе с этим новая выработка спирохетолизинов; все меньше и меньше спирохет ускользает от разрушения, и обыкновенно после второго-третьего приступа возбудителей болезни в организме не остается. Человек выздоравливает. Если под влиянием каких-либо условий спирохетолизинов уже к концу первого приступа достаточно много, то будут уничтожены все возбудители до последнего, повторного приступа не будет: болезнь ограничится одним приступом. Применяя сальварсан и пенициллин, врачи в настоящее время помогают уничтожению спирохет.

Чтобы приподнять завесу, закрывающую от нас тайны природы, нужен не только широкий ум, но и упорная настойчивость, проявляющаяся изо дня в день. «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам»[23].

* * *

Длинен список ученых, разрешавших и разрешивших вопросы так называемого исторического возвратного тифа, единственным источником которого является больной человек, а переносчиком только вошь. Но, кроме этого исторического возвратного тифа, имеется еще одна разновидность его, так называемый клещевой возвратный тиф. Картина болезни отличается от обычной. Число приступов увеличивается до 15, они кратковременны — не 7–9 дней, а 2–4 дня, иногда меньше; также кратковременны и безлихорадочные периоды.

Источником заражения являются крысы, песчанки, землеройки; переносят же спирохет различные клещи, которые, нападая на человека, заражают его. Клещевой возвратный тиф имеет много разновидностей. Выздоровевший после одной из форм его, не предохранен от другой. Кроме клещевого, его называют еще и эндемическим (местным). Наши исследователи особенно потрудились над изучением этой формы возвратного тифа, затратив для этого исключительно много сил, рискуя здоровьем, а часто и жизнью. В Персии (Иране) впервые установил наличие этой болезни К. Джунковский (1917 г.). За ним следует плеяда блестящих работ Е. И. Марциновского, Е. Н. Павловского, Н. И. Латышева, В. И. Магницкого, И. А. Москвина, Н. И. Пикуля, И. И. Ахундова, Н. В. Троицкого, Л. М. Исаева, И. А. Кассирского, Н. И. Ходукина, П. А. Петрищевой, М. В. Поспеловой-Штром. На Кавказе эндемический возвратный тиф изучал С. Л. Канделаки, в Закавказье — П. П. Попов.

Все они начинали научную работу рядовыми врачами, занимались наукой бескорыстно и любовно. Это было 25–30 лет назад. Советский народ оценил их труд: теперь эти когда-то скромные врачи — академики, профессора, действительные члены Академии медицинских наук, члены-корреспонденты академии, заслуженные деятели науки; всех их по-прежнему связывает любовь к науке, любовь к Родине и настоящий гуманизм.

Среди них много истинных героев.

В Средней Азии клещевой возвратный тиф впервые был обнаружен в 1922 г. В. И. Магницким. Это подтвердилось в 1926 г. в Ташкенте, причем доказательство было безупречным: врач Н. И. Латышев заразил себя, питая своей кровью клещей, доставленных из Узбекской ССР. Замечательна скромность этого спокойного, безвременно ушедшего из жизни талантливого ученого. В краткой статье, подводящей итоги одного из периодов своей деятельности, он пишет о некоем враче Н. И. Л., который многократно кормил на себе различных клещей и многократно заболевал эндемическим возвратным тифом.

Результатом этих опытов над самим собой и целого ряда наблюдений явилось открытие огромного научного значения. Им был установлен источник заболевания — грызун песчанка (Rhombomyx opimus). Как уже указывалось, Латышев неоднократно подвергал себя укусам клещей, чтобы точно установить пути передачи, переносчиков, инкубационный период инфекции. Скромно умалчивая, сколько раз производились эти заражения.

Он проявлял истинный героизм. Подвергшись заражению кровью грызунов, он открыл возбудителя одной из форм возвратного тифа.

Наша наука назвала этого возбудителя по имени ученого, столько сделавшего для изучения среднеазиатских заболеваний вообще и возвратного тифа в частности спирохетой Латышева — Spirochaeta Latychevi (1934).

Пишущий эти строки получил письмо из Баку от профессора Петра Петровича Попова, одного из специалистов по изучению эндемического возвратного тифа. Извиняясь за промедление с ответом, он пишет в оправдание и объяснение этого промедления:

«Я продолжаю свои работы по клещевому спирохотезу и в 1949 г. сам себя заразил им и точнее теперь знаю и инкубационный (скрытый) период, и систему лечения. Я наблюдал 4 приступа, а затем осарсол и пенициллин совершенно купировали процесс; у меня не было больше ни одного рецидива, хотя я и стремился их вызвать: промокал, не ел, утомлялся, ходил много километров, не спал несколько ночей и т. п. Здесь (в Азербайджане) нет больше европейского рекурренса, остается только клещевой, да и того становится все меньше с появлением ДДТ и гексахлорана». Можно еще прибавить, что лечение эндемического возвратного тифа способом, предложенным Поповым, особенно ценно и потому, что препараты, быстро излечивающие от эпидемического возвратного тифа, почти не действуют на эндемический (клещевой).

Сам Попов пишет о проделанной работе лишь мимоходом. А ведь то, что он сделал, имеет огромное значение. Нужно прибавить, что в этот период ему было за шестьдесят лет и что он перенес тяжелое заболевание сердца.

* * *

Велики наши достижения в борьбе с эпидемическим возвратным тифом. В течение многих лет в Советском Союзе фактически нет возвратного тифа. Осуществлен завет Мечникова — «героя науки и мысли», как выразился один из его современников. В Советском Союзе сделано все для полной ликвидации этой болезни.