6. Не все врачи и исследования одинаково полезны

6. Не все врачи и исследования одинаково полезны

Если бы кто-то, когда мы еще находимся в самом начале нашего жизненного пути, объяснил нам очень простые базовые вещи, которые приходят только с возрастом, то жить было бы гораздо проще и веселее. Бытует шутка: мол, мудрость приходит с возрастом, но иногда возраст приходит и один. Верю, что в течение жизни каждый человек накапливает бесценный опыт, который как палочка-выручалочка может очень помочь кому-то в критическую минуту. Бывает так: переходишь через лужу, покачнешься… и вдруг тебе с той стороны протянули руку, опереться-то нужно всего на мгновение, – и вот уже идешь дальше и улыбаешься весеннему солнышку, а не шмякаешься в грязную воду, вызывая неприязненные взгляды окружающих и оплакивая погибшие любимые брюки.

Сейчас повторю крамольную фразу из названия: «Не все врачи одинаково полезны». Скорее всего, врачам она совсем не понравится, но, дочитав главу до конца, они, возможно, меня поймут и простят, потому что в описанных ниже печальных ситуациях оказываются очень многие люди независимо от их профессии и пола, и медики – не исключение. Протоколы, стандартизация лечения – это, с одной стороны, неплохо; очень далеко в этом направлении продвинулись западные страны. В Америке, например, хорошие врачи – это совсем не «врачи от бога», как любят с придыханием говорить у нас о докторе, телефон которого передается близким из рук в руки с особой рекомендацией. Напротив. Попробуй он только назначить какое-либо исследование или препарат, не прописанный в инструкции, но которые подсказывает ему интуиция! Или наоборот – не назначить пациенту с определенным диагнозом какое-нибудь соответствующее лекарство. Да его юристы и адвокаты потом без масла съедят, деньги отсудят, да еще вдобавок лицензии на медицинскую дея тельность лишат.

И пациенты у них тоже организованные, врачей слушают без критики, предписания выполняют. Хотя заговор «большой фармы» – крупных фармацевтических компаний – никто не отменял, и вы даже не представляете, сколько сомнительных препаратов продвигается на рынок не в интересах здоровья одного отдельно взятого человека, а исключительно ради хорошего самочувствия совсем другого существа – золотого тельца, то бишь сверхдоходов крупных фармацевтических компаний.

Известно ли вам, что на разработку одного нового лекарства тратится около 1 млрд долларов. Вложившись в проект, бизнес намерен во что бы то ни стало не только получить обратно свои деньги, но и иметь прибыль. И если вдруг появятся научные исследования, свидетельствующие о сомнительной эффективности препарата или вскрывающие его серьезные побочные действия, – долой такие научные данные. Ученых запугивают, факты скрывают, а препарат все равно «пропихивают» в протоколы лечения, чтобы его назначали в обязательном порядке. Ученые, работающие в некоммерческой организации «Кохрейновское сотрудничество», сравнивают фарминдустрию с мафией. Общего много: и фантастические прибыли, и методы работы – шантаж, запугивание врачей, подкупы ученых и не только это.

Чтобы препарат хорошо раскупали, нужно, чтобы имелось достаточно большое количество больных с соответствующим диагнозом, которым данный препарат якобы был бы необходим. Для этого существует диагностика. Просто в сомнительных случаях врач может поставить нужный диагноз. Ну что страшного, если перестраховаться, да? – скажете вы, вспомнив, как отмахиваются в поликлиниках от наших болячек.

А вот представьте такую житейскую историю. Жил в Америке мальчик-подросток, обычный ребенок, хорошая семья. В 10-м классе поссорился с девочкой и на свою беду пошел с проблемой, которая ему казалась на тот момент вселенской, к школьному психологу. Тот очень встревожился и направил его к психиатру. Психиатр поставил мальчику диагноз «депрессия» и прописал соответствующее лекарство. Через несколько дней лечения препаратом мальчика нашли повесившимся на дереве около собственного дома. Когда были зафиксированы не один и не два таких случая, обнаружили, что у этого препарата есть побочное действие – у тех, кто его принимает, возникает склонность к суицидальным мыслям и попыткам суицида. Мальчику не повезло, его попытка оказалась удачной.

Все могло быть иначе: не будь он таким дисциплинированным американцем, не пойди к специалисту, возможно, уже через несколько дней он подружился бы с другой хорошей девочкой, и его жизнь заиграла бы новыми красками. Но все сложилось для него роковым образом. Психиатр написал в заключении диагноз, который повлек за собой назначение смертельного психотропного препарата. Меч над его головой был занесен уже в ту минуту, когда психиатр только прикоснулся к клавиатуре компьютера, чтобы впечатать в электронную историю болезни пациента диагноз «депрессия», а дальше включилась неотвратимая цепь событий, запущенная «большой фармой». Был ли психиатр заинтересован в гипердиагностике, получал ли проценты с каждой аптечной покупки – кто теперь разберет? А родители оплакивают прекрасного сына.

Так что не всех врачей надо слушать. Неангажированные врачи честно говорят, что лишние исследования ведут к гипердиагностике, влекущей за собой ненужные, а часто вредные назначения – хирургические вмешательства или, как в вышеприведенном случае, назначение лекарственных препаратов с опасными, не до конца изученными побочными свойствами.

Своего первого ребенка я рожала довольно рано и очень трудно. Надо признать, что хотя мы с мужем его очень хотели, особенно будущий отец, я внутренне не созрела как мать. И это вышло боком. Дочка родилась с патологией. Первые сомнения возникли еще в роддоме. Остальным трем женщинам в палате приносили на кормление их драгоценные свертки с морщинистыми личиками, а мне было «не положено». Когда же на третий день я все же получила своего младенца, завернутого в многочисленные одеяльца, мое чадо никак не хотело брать грудь, ревело и отворачивалось. Когда это повторяется 3–4 раза в день, очень напрягает, что твоя кровиночка остается голодной, а ты не можешь ей помочь. И я попросила медсестру больше мне ее не приносить, а накормить смесями или сцеженным молоком, или чем там еще кормят в роддоме детишек, мамы которых оказываются несостоятельными в качестве молочных коровок.

Сразу вслед за этим к моей койке прибежала женщина в белом халате – она оказалась главврачом – и стала грозно спрашивать, почему я хочу отказаться от ребенка и оставить ее в роддоме, ведь у нее не такая уж серьезная патология. Я, конечно, сразу заверила ее, что ни о чем подобном не думала, и в пылу оправданий пропустила мимо ушей ее фразу о нездоровье дочки. Никогда до тех пор мне не приходилось видеть вблизи новорожденных деток, они совсем не такие, как подросшие малышки, которых гордые мамы вывозят в колясках на прогулку. На вид мой ребенок был вполне здоров, у него были крохотные пальчики, носик в пупырышек и очень глубокие глазки, смотрящие на мир очень осознанно. Конечно, меня огорчали первые неудачи с грудным вскармливанием, но дома все более или менее вошло в свою колею. Ребенок хорошо сосал, стал быстро держать головку, улыбался, внимательно следил за движущимися предметами. Поэтому, когда дочке исполнился месяц, и мы принесли ее на плановое обследование в детскую поликлинику, слова невролога прозвучали как гром среди ясного неба.

Мы развернули дочурку на пеленальном столике в кабинете, врач склонилась над ней, и ее лицо стало злым. Она проделала несколько пассов руками, потом небрежно закидала дочку нашими кружевными белейшими пеленками, как тряпьем, и повернулась к нам. Узнав, что мы с мужем оба медики, она сказала примерно следующее. Мол, говорю вам, как коллегам, по дружбе: у вашего ребенка нарушены «пирамидальные» пути в мозге (таких, кстати, нет, есть пирамидные. – Прим. автора), она никогда не будет сидеть, ходить и тем более говорить. Зачем вам на всю жизнь связываться с инвалидом, ухаживать за ним до конца своих дней, откажитесь от нее. Вы молодые, родите себе другого ребенка, нормального и здорового.

Наверное, не стоит говорить, что после таких слов и диагноза этого, так сказать, специалиста у меня пропало молоко, а мы бросились по знакомым врачам. Уже до первого визита мы твердо решили, что это наш ребенок, и каким бы он ни был, мы его не предадим и не бросим. Будет неправдой сказать, что нам была приятна мысль, что мы будем ходить за инвалидной коляской с овощем, принимая сочувствие или раздражение окружающих. Но выбор был сделан твердый и однозначный. Настоящие врачи в один голос заверили нас, что да, некоторые нарушения обнаруживаются, но они есть у каждого третьего городского младенца, и при правильном лечении и определенных усилиях ребенок вырастет не хуже других. Разумеется, они оказались правы. Дочка росла умненькой не по годам, была отличницей в школе, многие считают ее красавицей, она закончила престижный вуз, а сейчас уже работает, живет отдельно и строит свою семью. А того невролога, которая делала зловещие прогнозы, вскоре уволили из поликлиники за профнепригодность.

О чем все это говорит? О некомпетентности врача, с которой можно столкнуться в любом лечебном заведении? Можно назвать признаки, позволяющие с достоверностью отличить хорошего врача от такого горе-специалиста. Но данная ситуация преподнесла и еще один урок. Как часто мы не ценим то, что нам дано! Нам нужно хорошенько получить по голове, чтобы мы осознали свое счастье. Тогда, после слов детского невролога-неуча, я уже представила свою будущую жизнь, полностью посвященную дочери: бесконечные процедуры, боль, незначительные улучшения, все увеличивающиеся размеры памперсов и неистребимый запах, вечный скорбный вид, отчаяние и компания несчастных мам тяжелобольных детишек… И так день за днем, год за годом, без отдыха и просвета.

Бог миловал! И когда что-то вдруг заболит и не очень хочется идти на работу, мысль о том, что работы могло бы и не быть вообще, а моя жизнь и жизнь моей дочки могла быть совсем иной, очень мобилизует и подстегивает. Верующие в таком случае воскликнут: «Аллилуйя, слава тебе, Боже!»

А вы чаще благодарите Его за то, что у вас есть глаза, ноги-руки, работающие мозги и прочие части тела, что ваши родные живы и слава Богу здоровы. А если что-то идет не так, как мы сетуем и огорчаемся, вместо того чтобы подумать, каким богатством мы обладаем, и сколько несчастных людей лишены тех очень многих человеческих радостей, которые доступны нам, несмотря на некоторые недомогания, травмы или болезни. Да, говоря об этом, я основываюсь на личном опыте, и лучше вам поверить мне на слово, а не пережить подобную ситуацию самим.

Выскажу парадоксальное соображение. Думаю, что перспектива сохранить здоровье тем, кто живет в России, в целом лучше, чем в любой стране с развитой системой медицинского страхования и медицинского обслуживания, на которое отпускается громадная куча денег из государственного и частного бюджетов, а также из собственного кармана среднестатистических граждан. Только не возмущайтесь, пожалуйста, сразу. Хотя медицина и постулирует, что она имеет дело со здоровьем, на самом деле это вовсе не так. В разных странах определения здоровья крутятся вокруг физического и социального благополучия индивидуума, но здравоохранение почти любой страны, хоть и имеет в своем названии отсылку к заветному желанию каждого без исключения человека быть здоровым, на самом же деле преимущественно разбирается в болезнях. Хотя формально и есть такой раздел, как профилактическая медицина, но бюджет пропаганды здорового образа жизни даже близко не стоит к расходам на разработку новых лекарственных препаратов и методов лечения. Но ведь здоровье нельзя определить как отсутствие болезни.

Меня иногда спрашивают, не хотела ли я в детстве стать врачом. Я рано осознала, что диагностика и лечение не приближают к пониманию глубоких истоков болезни и сути жизни. Я училась на Биологическом факультете Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, а после окончания учебы поступила в Центральный ордена Ленина Институт гематологии и переливания крови Минздрава СССР. По понятным причинам институт многократно переименовывался, и диссертацию я защитила на том же месте, но назывался он уже Всероссийский гематологический центр РФ (так что моя трудовая книжка отражает вехи истории нашей страны). Профиль учреждения, конечно, не изменялся, и моя диссертация была посвящена медицинской тематике. Поэтому я, конечно, медик, но не врач. Я разбираюсь в основах болезней и их причинах как физиолог, но не имею права ставить диагноз и лечить, поскольку таким правом обладают только специалисты-медики, имеющие врачебный диплом. Никогда не хотела закончить медицинский вуз, потому что врачи имеют дело с болезнями.

Наверное, это было неискоренимое желание любого человека узнать, как устроена жизнь – не вообще, а та, которая есть «способ существования белковых тел…» с сопутствующим ему размножением, движением и обменом веществами и энергией с окружающей средой. Примерно так звучит научное определение жизни в вольном пересказе. Со временем это грубое, приведенное выше в кавычках определение жизни, которое было дано еще Фридрихом Энгельсом, перестало удовлетворять, и, как и ко многим, пришло понимание того, что жизнь без души и духа, которые составляют самую ее сердцевину, – просто бессмысленное существование тела. Возможно, атеист в этом усомнится. Однажды очень древний седенький и сгорбленный батюшка сравнил некрещеного и невоцерковленного человека с холодной гипсовой статуей рядом с живой верующей душой. Верующий может понять все, что понимает и знает человек, пытающийся прожить без Бога, а наоборот не получается.

Но болезнь – это искажение жизни, не сама жизнь. Подробное и вдумчивое изучение различных заболеваний, их диагностика и лечение ничуть не помогают приблизиться к пониманию истоков, на которых основана жизнь в высших ее проявлениях, которыми мы считаем человека. Правда, надо признаться, что знание биологии не приблизило человечество к разгадке сути жизни, а эволюционное учение Дарвина и даже понимание процесса макроэволюции не дало ответа на основополагающие вопросы нашего человеческого естества. Наверное, поэтому биологи и медики чаще других становятся верующими людьми. Самый яркий пример – отец Александр Мень, который в миру, до принятия сана, получал биологическое образование, но был отчислен за религиозные убеждения. Каждый, кто посещает церковь достаточно регулярно, может привести множество примеров: среди батюшек очень много бывших врачей и биологов.

Современная традиционная медицина вспоминает о душе только когда ее пора лечить. Тогда за дело принимаются специалисты по душевным болезням – психиатры.

В СССР было принято, чтобы в кабинетах чиновников, партийных боссов, руководителей разного уровня на видном месте висел портрет вождя революции и текущего руководителя партии и правительства. Точно не знаю, чьи портреты стали вешать на их место после распада СССР функционеры, но в кабинетах руководителей медицинских учреждений и деканов медицинских институтов и факультетов на тех самых местах часто видела большие иконы – Иисуса Христа и/или Святого Пантелеймона. Они и до сих пор висят.

Печальная особенность официальной современной медицины, особенно западной, в том, что она, в принципе, отказывается от того, чтобы считать, что тело, душа и дух человека представляют собой единое целое. Для нее человек, как правило, – это всего лишь физическое тело. Существуют, конечно, психические заболевания, и хворями души занимаются специально обученные люди, психиатры то бишь. Они действительно оперируют понятием «душа» и лечат ее болезни. Врачи же других специальностей, так называемые «узкие специалисты», лечат отдельные органы, зачастую не учитывая, как предложенные ими методы лечения и лекарственные препараты будут влиять на состояние человека в целом. Нельзя сказать, что они не нужны, в некоторых случаях они просто необходимы и могут «подлечить» больного. Но, увы, привести обратившегося к ним пациента в состояние гармонии и с самим собой, и с социумом вряд ли смогут, да и такой задачи они себе не ставят.

Обратите внимание, система здравоохранения гарантирует нам предоставление лечения. Не будем сейчас говорить, что его качество бывает в разные годы в разных странах разным. Ни один врач и ни одно лекарство, в принципе, не обещает излечения. Чувствуете разницу? Лечение и излечение. Если внимательно вчитаться в текст, приведенный на вкладышах из коробочек с лекарствами, то и там не найдутся слова о том, что если принимать таблеточки, как указано, наступит выздоровление. Это только в детской песенке твердо обещают: «Пейте, дети, молоко – будете здоровы!»

Ни одна система здравоохранения в мире не может гарантировать результат лечения – он просто никому не известен. Доказательная медицина, основываясь на большом статистическом материале и так называемых многоцентровых исследованиях, т. е. исследованиях, проведенных в разных медицинских центрах, может с уверенностью сказать, что вот это лекарство – хорошее средство, оно помогает в 95 % случаях. Но вам-то важно, снимет ли оно конкретно вашу головную боль, а не то, что голова прошла у 95 человек из 100, которые его принимали. А если вы войдете в число остальных 5 %, на которых оно не подей ствовало? Ничего страшного. Вам выпишут еще какое-нибудь средство. Врачу тоже интересно – а вдруг поможет? И это речь идет о препаратах и способах лечения с доказанной эффективностью и принятых на вооружение! Так откуда же у нас такая неистребимая, почти поголовная, наивная, прямо детская вера во врачей, медицину и лекарства, достойная лучшего применения? Почему мы не хотим сделать нужный шаг на пути к здоровью и собственному благополучию, а идем хоть и сомнительным, зато проторенным путем?

Что же касается современной медицины, то если бы она могла не просто лечить, а всегда излечивать, то такие люди, как Стив Джобс или Жанна Фриске, не умирали бы молодыми. Стив Джобс – один из самых богатых людей мира, имел уж, наверное, практически неограниченные возможности для того, чтобы привлечь самых лучших врачей, использовать новейшие методы диагностики и лечения, любые лекарственные препараты. Все, что смогла медицина в его случае, – это на полтора-два года продлить ему жизнь и сделать сносным его существование в последние недели. Он ушел, работая почти до последних месяцев и не испытывая болевого синдрома. И надо сказать, что с его онкологическим диагнозом это не просто достижение, а невероятный прорыв в медицинской науке. Вся медицинская общественность преклонила колени перед американским онкологом и ученым доктором Дэвидом Агусом, которому это удалось. Вся Россия содрогнулась, когда узнала о заболевании Жанны Фриске, буквально за несколько дней было собрано более 60 млн рублей на ее лечение. Грустно об этом говорить, но даже всенародная любовь и медицинская помощь в лучших медицинских центрах мира смогли продлить ее жизнь на те же 2 года. Уходят яркие, нестандартные личности, и никто из людей не в состоянии заметно увеличить отпущенный им срок.

Но это отнюдь не значит, что лечиться вообще не надо. Необходимо просто отдавать себе отчет в истинном источнике излечения. Батюшки говорят, что Бог дает врачей, и Он же дает лечение, поэтому его надо принимать. Недаром ведь первоначально помощь страждущим и больным оказывали в монастырях и церковных подворьях. Иноки учились собирать лекарственные травы, готовить целебные отвары и заживляющие повязки на раны и т. д. Вот моя бабушка, например, очень уважала три медицинские специальности – акушеров, стоматологов и хирургов. «Без них, – говорила она, – обойтись трудно. Повитухи всегда помогали появиться на свет; стоматологи делают зубы, чтобы жевать, питаться и удлинять жизнь. (Старый волк, когда у него выпадут все зубы, умирает.) Хирурги отрежут что-нибудь лишнее, вроде воспалившегося аппендицита, чтобы жизнь не укорачивать. Ну а всё остальное – сами, сами».

Может быть, в России шансы быть здоровыми выше благодаря тому, что сохранились среди ее жителей глубоко запрятанные христианские корни, иногда не признаваемые и не ведомые нам самим. Парадокс заключается не в том, что у нас лучше шансы понять истоки болезней и начать их душить в корне, а не бежать к врачу, когда уже требуется что-нибудь отрезать или вставить. Удивительное в том, как дисциплинированные западные культурные люди не понимают, что именно врачи заинтересованы в их выздоровлении. В лечении – о, да! Как тут не вспомнить анекдот.

Сын после долгих лет учебы, продолжая врачебную династию, получает вожделенный врачебный диплом и через месяц приходит радостный к отцу:

– Папа, помнишь, того больного с астмой, которого ты не мог вылечить много лет? Теперь он здоров!

– Что ты наделал! – с гневом восклицает отец. – Благодаря ему я оплатил твое обучение в школе, в колледже и в университете! На что теперь я буду давать образование своим внукам!

В народе говорят: когда стоматологи рекомендуют какую-нибудь зубную пасту, обладающую удивительными свойствами, или особую щетку, надо отнестись к этому с особой настороженностью и спросить – а кому это надо? Знаете солоноватую медицинскую шутку о том, почему доходы стоматологов выше, чем у урологов? Потому что зубов – 32, а у урологов объект для лечения только один. Если у всех все 32 зуба будут здоровы, то им, бедным, придется положить зубы на полку (да простят меня читатели за этот маленький каламбур). И тогда, без сомнения, вперед по доходам вырвутся урологи! Опасение совершенно не напрасное. В Финляндии, например, стали добавлять в молочные продукты определенное количество фтора – и заболеваемость кариесом резко пошла на убыль. Стоматологам-терапевтам пришлось срочно осваивать смежные специальности, например ортодонтию, и придумывать новые пиарходы для привлечения новых пациентов. Теперь рекламируют ровные зубы и ослепительные улыбки – а что же, им теперь совсем без денег сидеть? Ставят всем подросткам брекеты и пластинки, и на время насытились и успокоились.

А вот пока стоматология не придумала ортодонтию с ее более щадящими способами отъема денег у населения, в первой половине прошлого века в Америке бытовала легенда, что свои зубы некрасивы всегда. Поэтому лучше их все удалить (так, челюстно-лицевые хирурги уже при деле), а потом вставить новые красивые искусственные – фарфоровые или позже металлокерамические (несите денежки к стоматологам-ортопедам, протезистам, зубным техникам). Ой, а может, это был их способ борьбы с безработицей, и таким способом Америка и поднялась из своей Великой депрессии? Потом работодатели, правда, признавались, что белоснежная голливудская улыбка требуется вовсе не потому, что она так уж прекрасна, а потому, что подтверждает карьерные устремления своего обладателя. Практически она была чем-то сродни партийному билету в СССР, который открывал дорогу к свободной профессиональной деятельности.

Современному поколению, которое называют Y (игрек), тем, кому сейчас 20–30 лет, а тем более еще более молодому поколению Z, вероятно, трудно поверить в правдивость этого утверждения на слово, просто приведу пример.

После окончания Биофака МГУ я поступила на работу в Институт переливания крови, и меня сразу как сознательного комсомольца, точнее комсомолку, назначили – тогда это называлось «выбрали» – секретарем какого-то там подразделения. Через некоторое время ко мне подошла секретарь комсомольской организации всего института и настоятельно посоветовала подать заявление о прие ме в члены Коммунистической партии Советского Союза. В те годы уже многим было очевидно, что ничего живого в этой организации в том виде, в каком она тогда существовала, нет, и все старались по возможности держаться от нее подальше. Выступали открыто только диссиденты, остальные как-то увертывались с большим или меньшим изяществом. Я, конечно, стала отнекиваться, ссылаясь на то, что пока еще недостойна, пока недостаточно политически грамотна и сознательна. Тогда Вера Павловна – так звали секретаря нашей организации – строго сказала буквально следующее: «Ну, подумайте. Вы способный научный сотрудник, вам надо расти. Защитить кандидатскую диссертацию мы вам, может быть, и разрешим, но вот докторскую, конечно, нет. У нас рулевой – Коммунистическая партия, это записано в Конституции, и она должна контролировать людей на руководящих должностях во всех областях».

Знаете, как выглядела Вера Павловна? Вижу ее как сейчас. Молодая женщина, вытянутая по вертикали, похожая на блеклое растение, которому не хватает солнца, а оно все тянется вверх к нему и никак не может дотянуться. Даже не худая, а тощая, с гладким пучком прилизанных волос и узким лицом однородного землистого цвета без всякой мимики.

А сейчас внимание вопрос: вы догадались, по какой медицинской специальности работала в нашем медицинском институте секретарь комсомольской организации и член партии КПСС? Ведь часто работающие люди становятся похожими на своих клиентов, соответственно врачи – на тех пациентов, с которыми чаще всего имеют дело. Анекдоты про психиатров, которых путают с больными, даже не буду приводить, каждый с ходу вспомнит несколько из них. Адвокаты, ведущие дела крупных бизнесменов, становятся вальяжными, и от них за версту разит дорогим парфюмом и запахом роскоши. Преподавательница вуза как будто консервируется в молодом состоянии, остается до пенсии всегда юной и живой, как студентка. А вот акушерки, принимающие роды, часто имеют пухленькие лица с круглыми щечками и припухлыми глазками – вылитые младенцы. Ну и т. д.

Так вот, Вера Павловна работала у нас в институте патологоанатомом, именно такое поприще она себе выбрала. Кто-то ведь должен вскрывать умерших людей, осматривать внутренние органы, сравнивать прижизненный и патологоанатомический диагнозы; тоже нужная и важная часть работы крупного научного медицинского учреждения. Характерно то, что члену КПСС и секретарю комсомольской организации были по жизни ближе разъятые на части трупы.

Однако Советскому государству мы обязаны не только такими патологоанатомами, а по совместительству – членами КПСС. В советское время у нас была чуть ли не лучшая в мире система общественного здравоохранения. Если кто-то полагает, что хорошее здравоохранение может быть только на Западе, он удивится, узнав, что пьедестал почета в этой сфере занимала Куба в ее социалистические времена – там были хорошо организованная система здравоохранения, лучшие врачи и самые современные медицинские технологии. А в Советском Союзе была налажена система профилактики как нигде в мире; четкая, очень логичная педиатрия. Не буду упоминать о том, что происходит в медицине сейчас, особенно в последние годы, – плачу вместе с врачами, которые на своей шкуре знают, как обстоят дела на самом деле. «Мы-то как-нибудь выживем, – услышала я однажды горькую шутку известного терапевта, – пациентов жалко».

Наряду с замечательными достижениями в советском здравоохранении было одно большое НО. Людей приучили думать, что за их здоровье отвечает кто угодно, только не они сами: участковый терапевт, медсестра, которая придет после роддома навестить новорожденного, начальство на заводе, которое отправит на ежегодную диспансеризацию. В результате, когда настали другие времена, люди оказались неподготовленными и наивными как дети.

Здоровье и долголетие любого человека в любой стране на 95 % зависит от полученных им от родителей генов, от образа жизни и мыслей; меньшее влияние оказывает система общественного здравоохранения

Как-то с друзьями из джиперской тусовки (это люди, любящие езду по бездорожью) отвозили вещи в достаточно отдаленно расположенный детский дом, куда по весенней распутице не могли проехать обычные машины. Сейчас многие стараются облегчить жизнь детей, живущих в казенных детских учреждениях, люди стали сострадательнее. Заранее разузнав, что больше всего надо его воспитанникам, подготовились также пожарить с ними вместе шашлыки, пообщаться. Действительно, приехав, обнаружили, что материально у них есть все, что можно увидеть в среднестатистической семье. Они хорошо и по-разному одеты – я имею в виду, не во все одинаковое, а модно и даже со вкусом. У них большие светлые комнаты и хорошая кухня, и дети, на первый взгляд, производили впечатление самых обычных девочек и мальчиков примерно от 6 до 17 лет. Но вот в одной из комнат обнаружился шкаф с дверцей, печально болтающейся на одной петле. Когда спросила подросшего парнишку, который не отставал от нас ни на минуту, почему он его не починит, тот очень удивился и в откровенных выражениях дал информацию о пьющем слесаре, который уже месяц не может до них дойти. Вопрос «не пытались ли они сами завернуть три шурупа» очень его удивил и как будто даже обидел. «Мы не умеем», – сказал он кратко и отвернулся. Девочки проявили не меньше удивительной инфантильности. Когда за шашлыками зашел разговор о том, что они из еды больше всего любят, они тоже были кратки. Оказалось, они любят «что дадут». Вам это ничего не напоминает?

Мы вошли в эпоху страховой медицины и вместе с ней в другую реальность, наивно полагая, что кто-то что-то нам должен, и кто-то сумеет сделать за нас нашу работу, и наилучший выбор – страховая компания, пенсионный фонд или самый надежный банк. В советские времена мы были, как те дети из детского дома, обуты, одеты, опекаемы и не научены серьезно заботиться о себе и своем здоровье. Нам все это «было должно» государство. Когда же мы вдруг прозрели, то кинулись к знахарям от народной медицины и ко всяческим био-, энерго– и прочим специалистам-шарлатанам и гадалкам, которые наперебой конкурируют в борьбе за наши кошельки. Оказалось, не прозрели, а наоборот, смотрим на все широко закрытыми глазами.

История Дашечку

Он не хочет

Дашечка родилась не в детском доме, а во вполне благополучной полной российской семье научных работников. Родители пеклись о ней точно так же, как и о ее брате, который в свое время закончил мехмат МГУ и создал прекрасную семью. Но что-то пошло не так. Когда у нее появился малыш, родители были потрясены почти полным отсутствием у нее материнских чувств. У молодой мамы было достаточно молока, но она кормила сынишку как придется, а спать укладывала на балкон. Само по себе оно, может, и неплохо – спать ребенку на свежем воздухе, – но мысли молодых были не о пользе, а о том, что своими криками младенец мешает им высыпаться, а при закрытой балконной двери его почти не слышно. Возможно, тут сказались и последствия кесарева сечения, в результате которого он появился на свет, но в годик у малыша стали наблюдаться явные симптомы, свидетельствующие о задержке в развитии. Возможно, невролог предупреждал Дашечку и раньше, но она все отрицала, даже когда родители случайно обнаружили выписанные ребенку препараты, которые Дашечка забывала ему давать. Через некоторое время малышу был поставлен диагноз ММД – минимальная мозговая дисфункция. При таком диагнозе решающее значение наряду с лекарственной терапией приобретают материнская любовь и внимание, ее забота, выраженная в конкретных ежедневных и ежечасных простых размеренных делах: режиме дня и полноценном питании, достаточном сне, чередовании физических упражнений и прогулок. У любого ребенка имеются огромные резервы адаптации, дайте ему только возможность их проявить. Для маленького ребенка такую возможность имеет мать, которая находится с ним рядом в режиме 24/7, т. е. всю неделю и круглые сутки. Увы, ничего этого сделано не было. Ребенок не говорил и к 4 годам, а Дашечка не работала, целыми днями висела на телефоне с какими-то нелепыми подружками, ждала по ночам своего неверного мужа, а на предложения лечить, учить ребёнка или хотя бы почитать ему книжку отвечала: «Он не хочет». Родители только руками разводили – и в кого она такая? (Продолжение истории см. на стр. 278)

Правда же заключается в том, что от системы общественного здравоохранения зависит не более 5 % нашего здоровья. Это цифра, подтвержденная статистически при обследовании огромного числа людей в разных странах. Остальные 95 % – это гены и наши собственные мысли и образ жизни. Опять же даже дефектные гены, доставшиеся от родителей, – это не приговор, а некие предпосылки заболевания, вероятность которого можно собственными действиями увеличить, а можно и ослабить, и фатальное событие никогда не произойдет. Мы можем 100 раз сетовать на то, что происходит на государственном уровне, но мы должны помнить, что в отношении сохранения здоровья это всего лишь 5 %. Ст?ит ли проводить время в разговорах и жалобах, если 95 % зависит от нас? От нашей информированности, спокойной и уверенной заботы о себе и близких.

Несколько лет назад мне позвонила подружка: дескать, нам надо на работе диспансеризацию пройти, могу тебя взять с собой, пошли, вместе пройдем, чтобы не скучно было. В принципе я помнила, что есть некоторые обследования, которые надо пройти после 40, и согласилась. Опять же – почему бы бесплатно и в хорошей компании не посетить крутые медучреждения – хуже ведь не будет. Так я подумала, и все было хорошо до того момента, пока терапевт не взяла в руки листок с результатами обследования молочных желез. Она внимательно в него вгляделась, сурово на меня взглянула, потом еще раз обежала взглядом маммограмму и сказала: «Даю вам направление, вам надо срочно проконсультироваться с онкологом». Вот живешь себе, живешь, и вдруг на каком-то случайном обследовании оказывается, что жизнь дала осечку.

Неделю я ходила с суровым выражением лица, как будто скопированным с лица терапевта. Решала, как позаботиться о родителях, если меня не будет, как распределить без обид между детьми дачку и гараж, и что еще можно успеть, если осталось год-два или меньше. На приеме в онкодиспансере врач заполнила мою карточку и поставила пленку на специальную подсвечивающую подставку, на которой стали видны мельчайшие детали анатомии груди. А дальше состоялся любопытный разговор:

– Вот вы медик, – сказала она, – смотрите, вы же сами все видите, что тут не о чем говорить.

– Да, медик, но я не гинеколог, профессионально не читаю маммограмму, – запинающимся голосом пробормотала я.

Дальше беседа пошла в точности по загадке «Туда-сюда, обратно, тебе и мне приятно, что это такое?», но только мне было совсем не приятно на этих все более раскачивающихся качелях. И только в конце…

– У вас ведь двое детей, вы об этом подумали? – спросила врач, прервав мои горячечные размышления. К этому времени я еще не решила окончательно, написать ли общее завещание или все расписать конкретно, что кому из детей достанется из непосильно нажитого имущества. Поэтому со стыдом дала отрицательный ответ, подразумевая в вопросе, что пора бы уж при таких анализах и позаботиться, что с детьми будет после собственной скорой смерти.

– Вы кормили их грудью? – задала врач следующий вопрос, а я печально подумала, что да, выкормила грудью, отдавала все лучшее, пестовала своих кровиночек, а теперь им придется справляться одним, без меня.

– Долго кормили? – как в тумане прозвучал следующий вопрос, и я как будто очнулась. «Какая теперь разница. Да, кормила одного поменьше, а сына почти до двух лет, пока он не стал дискутировать со мной, лежа у груди, по поводу качества получаемого молока. Тогда поняла, что делаю что-то неправильно, и закончила с этим. Но теперь-то какое это имеет значение?»

Получив еще несколько ответов по поводу родителей и наследственности, онколог заявила:

– Вот что вы ко мне пришли? А еще медик! Двое детей, длительное грудное вскармливание, в анамнезе нет онкологии у ближайших родственников, не курите, маммограмма чистая. Ходят и ходят, только время занимают – нет у вас ничего, идите отсюда!

Все это было бы смешно, если бы тысячи женщин, как и я, не жили бы недели под дамокловым мечом ложноположительных ответов при маммографии, сочиняя завещания. А все переживания спровоцировал тот факт, что я, как и большинство, включая врачей, просто не знала, что нет смысла делать маммографию раньше 40 лет, и делать ее надо в определенный день менструального цикла. Только тогда ее информативность значительно повышается, а вероятность только что приведенной ситуации и сопутствующего ей неизбежного стресса резко снижается.

Онколог не зря интересовалась, не было ли соответствующего заболевания у моей мамы или бабушки, ведь наследственность – один из факторов риска. Неспроста упомянуты дети, курение и длительность грудного вскармливания – эти факторы полностью в нашей власти.

Мы довольно странно устроены: с одной стороны, хотим контролировать то, что от нас мало зависит или не зависит вовсе, и отказываемся засучить рукава и сделать то, что необходимо и полезно для своего организма, с другой. А где награда, скажете вы, как тот заяц из детского стишка:

Морковка у каждого поколения своя. Разве не прекрасно, когда вы молоды или находитесь в зрелом возрасте, не болеть ничем серьезным, иметь сияющую кожу и копну густых волос – такую, как в рекламе косметических средств. Проходя мимо витрин любоваться на свой плоский живот и, гордо вскидывая голову, подбирать новый классный наряд. Ездить, куда захочется и, в конце концов, иметь много денег. Ведь статистика упрямо твердит, что люди с хорошим здоровьем и привлекательной внешностью неизменно имеют бо?льший доход. Для поколения Y, тех, кто родился в конце 90-х – начале 2000 годов, эта морковка даже не мотивация, а необходимые дрова в топку их энтузиазма.

Люди постарше, умудренные жизненным опытом, тоже хотят не болеть, но мотивация у них несколько иная: не стать обузой близким, не быть беспомощными. Кстати, так думают не все люди, а в основном те, кто вырос, и чье мировоззрение формировалось в советское время. Как-то разговорилась на эту тему с австрийским пенсионером. Он таких слов даже не понял, все твердил об успехах науки и медицины в продлении жизни и о том, что надо в течение жизни заработать как можно больше, чтобы жить как можно дольше. В его представлении здоровье все-таки можно прикупить, если иметь возможность заплатить побольше. Разный у нас менталитет, но в одном, думаю, близки все люди продвинутого возраста. Для одних – это просто мечта, для других – руководство к действию и призыв завтра же записаться в танцевальный класс или, по крайней мере, начать подниматься пешком к себе на второй этаж.

Разве вы не хотите быть подвижным, оставаться на ногах всю свою жизнь, а однажды, вернувшись с опенэйра – танцпола на воздухе, где вы славно провели время, – просто лечь спать и заснуть с улыбкой. Если вы жили правильно, организм просто отключится во сне, исчерпав положенный ему очень немаленький ресурс. И это будет не 80 и даже не 90 лет. Если не укорачивать свой век, то минимальный ресурс продолжительности жизни человека как минимум 120 лет.

Только теперь я начинаю понимать, как тяжело потерять маму или папу, в каком бы возрасте это ни произошло. И пусть ее дочке к тому времени было уже самой 75 лет, она знала, что мама за ее спиной как надежная стена. И вот ее не стало. Думаю, она плакала и убивалась не об ушедшей старенькой маме, а больше о себе, что теперь настает ее черед.

Как сказала одна моя приятельница, несколько лет ухаживающая за своей парализованной матерью: «Пусть она лежит, сколько ей Бог отпустит, пусть уже давно не она мне помогает, а наоборот. Лишь бы была со мной». Лежать парализованным и «ходить под себя» – это наша российская страшилка. Вот совсем не хочется. И еще – чтобы с головой было все в порядке, это, пожалуй, еще пострашнее, чем быть обездвиженной после инсульта. Но пока мы на ногах, об этом ведь можно и побеспокоиться заранее тем, кто живет в нашей стране.

Ученые сходятся во мнение, что 120 лет – это минимальный срок, на который рассчитан средний человеческий организм. Если он ломается раньше – то, как правило, из-за неправильного ухода и отсутствия нужной заботы о нем с нашей стороны.

Я знала такую милую старушку. В детстве на дачном крылечке мы любили слушать ее рассказы о дореволюционном житье-бытье. Нет, она не стала знаменитым долгожителем, хотя и прожила почти что век. В молодости она блистала на балах, пережила вместе со страной все сложности, вырастила детей и внуков. Очень любила своих правнуков, с которыми, собственно, мы и дружили, когда летом жили на даче. Она всегда была очень чистенькая и душистая, с напудренным носиком и румяными свежими щечками, и когда не сидела с нами, хлопотала по хозяйству: стирала кружевные платочки или протирала пыль на любимых фарфоровых вазочках. Однажды вечером на крылечке она пожаловалась, что что-то устала, извинилась и ушла спать пораньше. Мы надеялись услышать продолжение рассказа на следующий вечер. А наутро ее не стало. И сначала нам не было страшно, когда мы глядели на ее спокойное лицо. Хотя обычно дети боятся смерти, когда она подходит так близко. Страху нагнали ее близкие, появившиеся с траурными лицами и дающие необходимые распоряжения рыдающими голосами. Причем не думаю, что они так уж горевали, в ее облике и жизни не было ничего, что заставляло бы так сожалеть и убиваться. Опять же, 97 лет, все-таки не девочка. Просто традиция. Такая уж она правильная? Человек светло жил и спокойно ушел – это что, повод для печали?

Когда завидуют более высокому уровню жизни и большей ее продолжительности в других странах – а это несомненный факт, который не оспоришь, – забывают, как именно подсчитывают эту самую продолжительность. Если ребенок (не приведи Господь!) не дожил до года, а рядом старичок нас покинул, прожив целый век, то средняя продолжительность жизни этих двух людей составит 50 лет. Более высокая продолжительность жизни получается не потому, что люди в массе своей доживают до более зрелого возраста, а потому, что младенческая смертность в развитых странах меньше, и точно так же меньше количество внезапных смертей в зрелом возрасте. Статистики эти цифры механически складывают, делят – и опа! – пожалуйте, можете начинать завидовать, россияне. Но эта статистика ничего не говорит о вашей собственной вероятности жить долго и счастливо.

Не ко всем врачам одинаково полезно ходить на прием, но есть те, к мнению которых настоятельно рекомендуется прислушаться. Недавно, выступая на мероприятии, проходящем на Красной площади, в сердце России, известный доктор показал собравшимся в павильоне людям свою книгу «Как прожить без инфаркта и инсульта» и заметил, что слушателей могло быть в два раза больше. Если бы люди соблюдали простые правила, известные всем врачам, – которыми они, кстати, откровенно делятся, – тогда удалось бы спасти каждого второго, который умер от разразившейся кардио-сосудистой катастрофы. Каждого второго, т. е. 50 %! Именно такова цена осознанности и готовности принять ответственность за свои жизнь и здоровье, а не перекладывать ее на неведомые силы и организации – мы ведь в большинстве своем выросли все-таки не в детском доме и сейчас живем совсем в другой реальности!

И вместо того, чтобы в растерянности оглядываться по сторонам в поисках панацеи от всех бед, не лучше ли усвоить столь полезную и важную информацию, махнуть пару раз в день руками-ногами, съесть яблочко со своего огорода, выполнить рекомендации, данные лично вам проверенным врачом, поделать упражнения для лица, полить помидорки, выращиваемые собственноручно на балконе, улыбнуться соседу, помахать ручкой и пойти бодрым шагом на прогулку с собакой. Все это, как доказано самыми авторитетными учеными-медиками, укрепляет здоровье и продлевает полноценную часть жизни.

• Не проходите лишних исследований.

• Найдите хорошего врача, которому доверяете, и выполняйте его рекомендации.

• Не принимайте ненужных препаратов без назначения врача, которому доверяете.

• Не тратьте здоровье и нервы на события и ситуации, на которые не можете повлиять.