Фрейд и даймонические защиты бессознательного
После разрыва с Юнгом «даймонический» элемент психе все же находился сфере внимания Фрейда. Было бы интересно проследить, насколько близки его открытия к нашей концепции системы самосохранения и архетипических защитных механизмов, регулируемых Самостью. Этот даймонический элемент представлен у Фрейда в двух моментах: (1) в его сомнениях относительно его первоначального оптимизма по поводу аналитических интерпретаций сопротивления; (2) в его поздних теоретических разработках концепции «жесткого Супер-Эго». В заключительной части этой главы мы рассмотрим последовательно каждый из этих моментов.
Фрейд и «даймоническое» сопротивление
Фрейд, к своему ужасу, обнаружил, что некоторые «примитивные сопротивления» его пациентов, как оказалось, не отступают после того, как он предпринимал попытку при помощи интерпретации сделать осознанными их предположительные либидозные импульсы. Фрейд обнаружил тождество между этими «даймоническими» внутренними силами и архетипическим образом вампира и духами одержимости, о которых писал Юнг, хотя Фрейд никогда бы не признал этого. В умозрительных построениях Фрейда относительно этой области, лежащей «по ту сторону принципа удовольствия», были заложены предпосылки для психоаналитических теорий, обзор которых приведен в главе 6 (см.: Freud, 1920b).
Фрейд ввел понятие сопротивления в своей ранней работе, посвященной истерии, для обозначения феномена, с которым он столкнулся в терапии 24-летней пациентки фрейлейн Элизабет фон Р., а именно ее трудностей с припоминанием и ее неудач в установлении отношений сотрудничества с врачом. Фрейд понимал, что за сопротивлением стоит те же психическая сила, которая ответственна за начальное образование симптома, поэтому он рассматривал эти феномены как сопротивление Эго. Причина сопротивления и вытеснения одна, а именно отказ Эго позволить некоторым запретным (лежащим в основе бессознательных фантазий) либидозным импульсам достичь осознания. Аналитику не остается ничего другого, как только проявить терпение и «прорабатывать» сопротивление в ожидании позитивного результата. Это замечательно срабатывало в случае невротических пациентов. Однако впоследствии оптимизм Фрейда относительно анализа сопротивления начал угасать. За процессом проработки не следовало исцеления. Сопротивление оказалось чем-то более сложным, чем «антикатексис» эротических желаний со стороны Эго, то есть вытеснение. К 1926 году Фрейд стал интересоваться сопротивлениями, источник которых находился вне Эго, в Ид и Супер-Эго (Freud, 1926: 160). Эти сопротивления были более архаичными, в большей степени даймоническими и гораздо труднее поддавались терапии. Если пользоваться терминами, принятыми в данной книге, то можно сказать, что они представляли собой архаичные защиты, регулируемые бессознательным «центром», «даймоническим» по своей сути.
Первое из этих примитивных сопротивлений (исходящих из Ид) Фрейд назвал вынужденным повторением. Фрейд был потрясен тем фактом, что и при прохождении анализа, и в обычной жизни многие люди оказываются в тисках постоянных повторов паттернов саморазрушительного поведения – некой скрытой силы, кажется, преследующей их как злой рок. Фрейд объяснял вынужденное повторение ошибкой психе, которая принимает новую благополучную ситуацию за травматическое событие прошлого. Например, молодая женщина, в детстве пережившая травматический опыт отвержения любимым отцом, будет интерпретировать похожие ситуации в отношениях с другим мужчиной, которого она полюбит (так же и в переносных отношениях), как столь же опасные, поэтому она отвергает мужчину и опять переживает травму «отверженности» (см.: там же: 153).
Это созвучно с замечанием Леопольда Стейна (Stein, 1967), согласно которому Самость действует подобно иммунной системе организма и дает сбои аналогичным образом. Другими словами, в поздних, более благоприятных ситуациях система самосохранения автоматически повторяет те же самые диссоциативные защитные действия, которые она активировала в первичной травматической ситуации. Она не поддается обучению.
Демоническая природа вынужденного повторения произвела на Фрейда настолько сильное впечатление, что он связал это явление с влечением к смерти.
Я прихожу к заключению, что, помимо инстинкта, призванного сохранять живую материю и способствовать ее объединению в более сложные системы, должен существовать другой, противоположно направленный инстинкт, стремящийся разрушить эти системы и свести их к первичному неорганическому состоянию. То есть наряду с Эросом существует и стремление к смерти.
(Freud, 1920a: 118–119)
Итак, «даймоническая» интенция вынужденного повторения состоит не в чем ином, как в уничтожении самой жизни – низведении ее к исходному неорганическому состоянию. Таков пессимистический вывод Фрейда.
Другой тип сопротивления, который Фрейд относил к Супер-Эго, он охарактеризовал следующим образом:
Есть определенный тип пациентов, которые во время анализа ведут себя очень необычно. Когда кто-то выказывает свои надежды или выражает удовлетворение в связи с прогрессом, достигнутым ими в лечении, они проявляют признаки неудовлетворенности и их состояние неизбежно становится хуже… вместо того, чтобы улучшать, лечение лишь усугубляет их состояние. Они демонстрируют негативную терапевтическую реакцию.
(Freud, 1923: 49)
Фрейд далее добавляет, и этот отрывок мог бы принадлежать перу современного аналитика, сторонника теории объектных отношений: «Без сомнения, в этих людях есть нечто, настроенное против их выздоровления, близость которого ужасает как приближение опасности» (там же).
Другими словами, бессознательный внутрипсихический «комплекс» этих людей функционирует как активный внутренний фактор, пытающийся предотвратить изменения и рост. Фрейд назвал этот демонический внутренний психический фактор «архаичным Супер-Эго», он был уверен, что он действует в людях, страдающих от глубокого чувства бессознательной вины (сегодня мы сказали бы – стыда), ощущения своей «негодности», которое вынуждает их слепо повторять паттерны саморазрушительного поведения, как будто бы наказывая себя за какое-то безвестное преступление. Фрейд был убежден в том, что эта устойчивая тенденция:
Она имеет то же происхождение, [что и совесть,] то есть соответствует части агрессии от той порции агрессивности, которая ушла вовнутрь и принята Сверх-Я… При первом появлении действия Сверх-Я для снабжения этой инстанции, безусловно, используется та часть агрессии против родителей, которой ребенок… не смог дать внешнего выхода[44].
(Freud, 1933: 109)
Если бы Фрейд продолжил эту линию рассуждения до ее логического завершения, он пришел бы к созданию теории внутренних объектных отношений и (возможно) обратился бы к корням таких «преследующих» внутренних объектов, как «внутренний саботажник» Фэйрберна или «плохая грудь» Кляйн, составляющих основу динамики психической травмы. Однако Фрейд стоял на позициях метапсихологии влечений (как и Юнг), его догадка относительно того, что «даймоническое» качество примитивных сопротивлений происходит от невыраженной агрессии ребенка в момент травматической ситуации, послужила основой для более поздней теории «демонических» внутренних объектов психики. Что касается Юнга, то он не рассматривал роль агрессии в архаических защитах. Мы увидим далее в главе 6, как много фрейдовских идей было вобрано другими теориями, посвященными системе самосохранения, и как это повлияло на пересмотр юнгианского подхода к внутреннему миру травмы.
Жесткое Супер-Эго Фрейда
В первоначальной теории Фрейда диадическая структура, которую мы здесь описывали, состоящая из «невинной» части и другой, либо выступающей как садистический мучитель, либо проявляющей свой благожелательный аспект, сведена к взаимоотношениям Супер-Эго (включающего в себя эго-идеал) и Эго. Первая теория Фрейда, в которой Супер-Эго рассматривается как интроекция поощряющих и запрещающих родительских установок, не объясняла той крайней враждебности и даже садизма Супер-Эго по отношению к Эго, которые он наблюдал у многих своих пациентов. Строгость родительской критики – подчас оскорбительная, даже унижающая брань некоторых родителей – на самом деле всегда находит отражение в установке Супер-Эго по отношению к Эго, однако часто садизм Супер-Эго далеко превосходит даже самые худшие образцы родительского негативизма.
В своей работе «Печаль и меланхолия» (1917) Фрейд ввел еще один элемент для объяснения феномена садизма Супер-Эго. Он предположил, что крайние формы самоуничижения, свойственные меланхоликам, являются производными от амбивалентного отношения к утерянному объекту любви. Один аспект этой амбивалентности, ставшей теперь частью внутреннего мира, связан с идентификацией Эго с утраченным объектом любви, а другой аспект представляет подлинную ненависть и упреки, направленные на отвергающий объект. Однако теперь эта ненависть бьет рикошетом по Эго, внося, таким образом, свой вклад в садизм Супер-Эго. Далее из этой теории следует, что худшим аспектом внутренней атаки на самого себя является дериват агрессии, изначально направленной вовне, бессознательно, подобно «бумерангу», обратившейся против Эго. Мазохизм Эго в отношениях с Супер-Эго предваряет садистическое отношение к отвергаемому объекту. Однако даже это объяснение не удовлетворяло Фрейда. Оно не объясняло многие случаи как крайнего проявления агрессии Супер-Эго, так и навязчивого повторения некоторыми пациентами паттернов саморазрушительного поведения: как будто бы они повиновались некой деструктивной «даймонической» силе, находящейся внутри них.
Как мы поняли из рассуждений Фрейда по поводу сопротивления, он был настолько поражен саморазрушительным «вынужденным повторением» некоторых пациентов, а также их «негативной терапевтической реакцией», что в своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» он предлагает идею «влечения к смерти» (Танатоса), силы, наравне с либидо или инстинктом жизни (Эросом) действующей в сфере бессознательного[45]. Влечение к смерти проявляет себя в деструктивной агрессии, силе психе, старающейся разрушить или растворить все те интегрированные «целостности», которые стремится создать Эрос. Такова была дуалистическая теория влечений Фрейда, восходящая к системе древнегреческого философа Эмпедокла, суть которой состоит в том, что и вселенной и человеческой душой управляют два основных принципа, находящиеся в вечном противоборстве: любовь и вражда (см.: Freud, 1937: 244f).
В окончательной попытке объяснить садизм Супер-Эго по отношению к Эго Фрейд (1924) связал концепцию влечения к смерти со своей теорией Супер-Эго, выдвинув идею первичного мазохизма Эго, усиливающего садизм Супер-Эго (см.: Freud, 1924: 163–170). Этот «исходный», или первичный, мазохизм (Ur-Masochismus) обязан своим происхождением той части влечения к смерти, которая не может быть конвертирована Эросом во внешнюю агрессию или садизм и остается внутри организма, смешиваясь с эротическими энергиями (сексуальное удовольствие от боли). В результате, утверждает Фрейд, «садизм Супер-Эго и мазохизм Эго дополняют друг друга» (там же: 170), и это приводит к тому, что мазохистичное Эго и провоцирует Супер-Эго на садистическое наказание и в то же время получает от этого удовольствие (вынужденное повторение).
В этой формулировке Фрейд опускает позитивные аспекты Супер-Эго, за исключением одного: Супер-Эго несет в себе «модель» совершенства для Эго в виде «эго-идеала». Впоследствии психоаналитики подчеркивали позитивный, любящий аспект Супер-Эго, в особенности его проявление в эго-идеале. Нунберг (Nunberg, 1932) был одним из первых, кто указал на то, что способность Супер-Эго ограничивать жизнь влечений основана на любви ребенка к родительским объектам, интроецированных как эго-идеал, и их идеализации. Моделл (Modell, 1958) указывал на то, что звучащие «голоса» Супер-Эго могут быть не только обвиняющими, но и любящими и поддерживающими, а Шэфер (Schaefer, 1960), в свою очередь, привел примеры упоминания «любящего и любимого Супер-Эго» в структурной теории Фрейда, отстаивая свой взгляд на отвергаемую другими идею о успокаивающей и поддерживающей природе Супер-Эго.
В нижеследующем кратком резюме мы можем увидеть три аспекта теории Супер-Эго, которым мы можем найти параллели в концепции Юнга о первобытной амбивалентной Самости, которая первоначально принимает на себя проекцию родителей.
1. Супер-Эго формируется вокруг исходных родительских имаго, позитивных и негативных одновременно. Именно с этими имаго впоследствии связано влияние учителей и других фигур, наделенных властью, несущих эго-идеал или угрозу наказания для индивида (см.: Freud, 1924: 168). Помимо персональных имаго, позитивный аспект Супер-Эго также простирается в область бессознательных фантазий, отражаясь в образах любящей и защищающей фигуры Бога, который несравненно более могущественен, чем реальный отец, негативный же аспект Супер-Эго совпадает с образом «темных сил Судьбы» (там же: 168). Таким образом, Супер-Эго, подобно архаичной амбивалентной Самости Юнга, использует первобытные, магические или «трансперсональные» энергии бессознательного – благие и злобные, либидинозные и агрессивные, Эрос и Танатос.
2. Супер-Эго (в норме) исполняет регуляторную (руководящую) функцию по отношению к Эго, оказывает ему поддержку, постоянно напоминая ему об идеальных образах, к которым оно должно стремиться, а также амортизируя те импульсы, которым не суждено быть удовлетворенным, оберегая, таким образом, ребенка от ненужных лишений и фрустрации. Эта регуляторная или «защитная» функция зависит от оптимального баланса между силами Эроса, которые сообща действуют в целях объединения элементов психе, и силами Танатоса, несущими угрозу фрагментации, диссоциации или растворения для того, что интегрирует Эрос. Этот оптимальный баланс, в свою очередь, зависит от многих факторов, но особенно от интеграции ребенком любви и ненависти в отношении его первичных объектов, то есть от персонализации архаичных инстинктивных элементов примитивной психе. И наконец, утрата Эго поддерживающего отношения со стороны Супер-Эго может переживаться Эго как отвержение и отчуждение (сходное с тем, что на языке юнгианской психологии мы описали бы как утрату оси Эго – Самость). Регуляторные или защитные фрейдовские аспекты Супер-Эго соответствуют «защитам Самости» Стейна и Фордхэма (см. главу 5).
3. Проекция позитивных аспектов Супер-Эго (эго-идеала) на аналитика оказывает стабилизирующее влияние на психе пациента и выступает основанием позитивного переноса, делая возможной постепенную модификацию более архаичных, негативных аспектов Супер-Эго, поскольку они также проецируются на аналитика и впоследствии подвергаются проработке в анализе при условии преобладания позитивного переноса. Это соответствует представлениям Юнга о том, как архаичная идеализированная Самость, спроецированная в процессе психотерапии, приводит к карикатурной идеализации доктора и, в конечном счете, к интернализации этого имаго в качестве сокровенного «центра» во внутреннем мире пациента (см.: Jung, 1934a: par. 206–220).
