6.2. Единство феноменологии когнитивных стилей и интеллекта
Анализ современных представлений о природе когнитивных стилей, в том числе с учетом феномена «расщепления» стилевых полюсов, позволяет утверждать, что по своему психологическому статусу когнитивные стили – это «другие» способности (по сравнению с традиционными интеллектуальными способностями, измеряемыми с помощью психометрических тестов интеллекта), имеющие отношение к метакогнитивной регуляции интеллектуальной деятельности. Когнитивные стили непосредственно не отвечают за результативность интеллектуальной деятельности с точки зрения правильности и быстроты решения задач, и в этом плане они не являются способностями. Однако когнитивные стили отвечают за организацию процесса переработки информации, и с этой точки зрения стили – это метакогнитивные способности, имеющие отношение к интеллектуальной саморегуляции.
Когнитивно-стилевые различия, будучи обусловленными своеобразием состава и строения индивидуального ментального опыта, характеризуют особенности организации ментального пространства, в рамках которого строится познавательный образ происходящего: развернутость границ ментального пространства (референтами являются такие когнитивные стили, как импульсивность/рефлективность, фокусирующий/сканирующий контроль, широта категории), степень его проницаемости (толерантность к нереалистическому опыту), артикулированность этого ментального пространства (полезависимость/поленезависимость в варианте методики «Включенные фигуры»), разведенность в нем разнообобщенных категориальных уровней (узкий/широкий диапазон эквивалентности, конкретная/абстрактная концептуализация, когнитивная простота/ сложность), интегрированность в его психической ткани различных модальностей опыта (ригидный/гибкий познавательный контроль, предполагающий интеграцию словесно-речевого и сенсорно-перцептивного опыта; полезависимость/поленезависимость в варианте методики «Стержень-рамка», характеризующая интеграцию визуального и проприоцептивного опыта).
Чем в большей мере выражены эти характеристики ментального пространства, тем более объективированной будет индивидуальная «картина ситуации» и тем в большей мере будут регулируемыми аффективные ресурсы субъекта в структуре его познавательной деятельности (как в режиме их сдерживания, так и в режиме вовлечения в работу индивидуального интеллекта).
Именно через когнитивные стили – особенности восприятия, понимания и объяснения происходящего – обнаруживают себя индивидуальные интеллектуальные возможности в условиях реального взаимодействия со своим окружением. При столкновении человека с эмоционально трудной, но объективно преодолимой ситуацией (серьезной проблемой со здоровьем, конфликтом в семье и т. п.) ее познавательный образ строится в зависимости от особенностей организации ментального пространства субъекта: человек может мысленно развертывать этот образ в прошлое и будущее, перестраивать его под влиянием ранее отсутствовавшей в его опыте новой информации, вычленять разные аспекты ситуации и устанавливать между ними вариативные содержательные связи, порождать альтернативные правила ее интерпретации и т. д. – в итоге ресурс совладания с неблагоприятной ситуацией значительно повышается.
Если же возникшая эмоционально трудная ситуация является объективно непреодолимой (последствия природных и социальных катастроф, смерть близкого человека т. п.), то совладание с такой ситуацией возможно за счет перехода на предельно обобщенный уровень ее категориального анализа с тем, чтобы временно «уйти» от деталей и снизить психическое напряжение, получив тем самым возможность снова вернуться к осмыслению ситуации в более широком, «невозможном» контексте и т. д.
Теперь представим себе человека, чьи интеллектуальные возможности недостаточны для построения эффективной ментальной репрезентации происходящего: ментальное пространство свернуто в узкий, сфокусированный на нерелевантных аспектах ситуации «ментальный канал», по которому транслируется неполная фрагментарная информация о ситуации; границы этого ограниченного по своему объему ментального пространства непроницаемы для не соответствующих исходным представлениям новых данных; оно слабо артикулировано; в нем отсутствуют высокообобщенные категориальные «слои» опыта, не сформированы барьеры для аффектов, которые периодически «затапливают» ментальное пространство, деформируя его топологию и метрику. Каковы в этом случае индивидуальные ресурсы адаптации и совладания? Вряд ли они велики, ибо нельзя построить эффективное взаимодействие с окружающим миром, если отсутствуют внутренние ментальные предпосылки для воздействия на ситуацию, с одной стороны, и для регуляции своих собственных состояний, с другой (в рамках предлагаемого подхода – не сформирован в достаточной степени механизм непроизвольного интеллектуального контроля, что обнаруживает себя в определенном синдроме стилевых свойств: проявлениях фиксированной поленезависимости, медленном/неточном либо импульсивном типе принятия решений, фокусирующем контроле, узости категоризации происходящего, нетолерантности к «невозможному» опыту и т. д.).
Взгляд на когнитивные стили как на «другие» интеллектуальные способности позволяет соотнести стилевую проблематику с двумя основными направлениями изучения интеллекта – теориями интеллекта Дж. Брунера и Ж. Пиаже.
Так, Брунер считал, что рост интеллекта предполагает, во-первых, развитие способов репрезентации действительности (средствами действия, образа и слова) и, во-вторых, интеграцию различных форм опыта (в виде взаимопереводов разных модальностей опыта, а также соотнесенности актуального опыта с прошлым и будущим опытом). Когнитивная компетентность в этих двух сферах и обусловливает возможность выхода индивидуального сознания за пределы непосредственного времени и заданного пространства, что и является, по Брунеру, одним из критериев интеллектуальной зрелости (Брунер, 1977; Bruner, 1964).
Согласно Пиаже, основная функция интеллекта – это структурирование взаимодействия человека со средой. По сути дела, интеллект возникает и проявляет себя как механизм регуляции психической и поведенческой активности. В свою очередь, «контролирующий» статус интеллекта складывается по мере формирования операциональных когнитивных структур, сопровождающегося развитием репрезентационых функций («когнитивных адаптаций» разного уровня) в направлении роста объективированности познавательного отражения (Пиаже, 1969).
Как можно видеть, в этих теориях критерии развития интеллекта связываются с обогащением репрезентационных ресурсов, а также высвобождением познавательной активности из-под влияния актуальных аффективных состояний и ситуационных требований за счет совершенствования контролирующих процессов.
Таким образом, есть основания полагать, что и когнитивные стили, и интеллектуальные способности – это разные по своим проявлениям, но единые по своим глубинным психологическим основаниям формы интеллектуальной деятельности. Когнитивные стили (с учетом феномена «расщепления» стилевых полюсов) – это различные аспекты непроизвольного интеллектуального контроля (индивидуальные различия в интеллектуальной деятельности с точки зрения особенностей ментального сканирования, категориальной регуляции процесса переработки информации, структурирования воспринимаемого материала, имплицитной обучаемости, оперативного изменения наличных перцептивных и семантических схем, сдерживания импульсивной экспрессии в виде «стоп-активности» и т. д.).
Для того, чтобы оценить совместное влияние двух переменных – меры выраженности категориального (понятийного) контроля и имплицитной обучаемости – на продуктивные и стилевые характеристики интеллектуальной деятельности, доказав тем самым их единство, была использована следующая схема обработки результатов проведенного нами исследования (см. его описание в главе 5, раздел 5.2). Все испытуемые-студенты (45 человек) были разделены на четыре субгруппы по медианному критерию (Me) с учетом двух переменных: 1) общего индекса сформированности понятийных структур (индикатора выраженности способности к категориальной регуляции); 2) коэффициента имплицитной обучаемости при выполнении методики «Включенные фигуры» (индикатора выраженности способности к оперативной выработке навыка структурирования перцептивного поля в виде прироста скорости нахождения простой фигуры в сложной по мере освоения этого вида деятельности).
Таким образом, были выделены четыре крайних субгруппы испытуемых (испытуемые, у которых хотя бы один из двух показателей попадал на медиану, исключались из дальнейшего анализа) (рис. 11). Подобная процедура обработки данных позволяла «усилить» фактор влияния непроизвольного интеллектуального контроля (интеллектуальной саморегуляции) на различные аспекты интеллектуальной деятельности.
Рис. 11.
Сравнительный анализ крайних по эффективности субгрупп с точки зрения интеллектуальной саморегуляции – 1-й субгруппы (высокий индекс сформированности понятийных структур и высокая имплицитная обучаемость) и 3-й субгруппы (низкий индекс сформированности понятийных структур и низкая имплицитная обучаемость) – показал значимые различия между ними по целому ряду стилевых и позитивных характеристик интеллектуальной деятельности (табл. 22).
Таблица 22
Характеристики интеллектуальной деятельности в крайних субгруппах, различающихся по уровню интеллектуальной саморегуляции
Добавим, что при сравнении 1-й и 4-й субгрупп появилось еще одно значимое различие: представители 1-й субгруппы при свободной сортировке слов в максимальную по объему группу помещают меньше слов (напомним, что по этому показателю можно разграничивать «категоризаторов» и «глобалистов») (Р = 0,02). В тенденции у представителей 1-й субгруппы отмечаются наиболее высокие показатели коэффициента категоризации при выполнении методики «Свободная сортировка слов» (что опять же отличает «категоризаторов»).
Таким образом, испытуемые 1-й субгруппы, которые характеризуются сформированностью механизма непроизвольного интеллектуального контроля (в виде более эффективного влияния на процесс переработки информации понятийных структур и более эффективной имплицитной обучаемости в ходе интеллектуальной деятельности), по своим стилевым особенностям – в терминах стилевых субгрупп – оказываются «мобильными ПНЗ», «рефлективными» и «категоризаторами». Иными словами, «расщепление» полюсов когнитивных стилей, по-видимому, действительно проходит по вектору сформированности метакогнитивных способностей (характерно, что именно испытуемые 1-й группы отличаются более открытой познавательной позицией в виде преобладания объективированных вопросов к «идеальному компьютеру», также имеющей отношение к зрелости метакогнитивного опыта). Наконец, испытуемые 1-й субгруппы характеризуются более высокими показателями продуктивной креативности при отсутствии проявлений «парадоксальной креативности» в виде показателя оригинальности названий в тесте Торренса, которая, согласно ранее полученным данным, выступает как результат гиперкомпенсации дефицита способности к пространственным и категориальным преобразованиям (Холодная, 2002).
Итак, когнитивные стили – это психические свойства, производные по отношению к особенностям организации индивидуального ментального опыта. Их основные функции – участие в построении объективированных ментальных репрезентаций происходящего и контроле аффективных состояний в условиях познавательного отражения – позволяют рассматривать когнитивные стили как метакогнитивные способности, отвечающие за регуляцию интеллектуальной деятельности. Именно поэтому стилевые свойства (с учетом феномена «расщепления» полюсов когнитивных стилей) оказывает влияние не только на продуктивные возможности индивидуального интеллекта, но также на своеобразие личностной организации человека и характеристики его социального поведения.
