Стресс раннего периода жизни и гиперчувствительность кишечника

Вскоре после публикации результатов первых исследований того, как материнский уход может программировать головной мозг молодых крыс, я получил приглашение на конференцию Американской коллегии нейропсихофармакологии (American College of Neuropsychopharmacology). Там я впервые встретился с Полом Плоцки, нейробиологом из Университета Эмори. Плоцки представил доклад о том, как стресс у крыс-матерей изменяет биологию и поведение их потомства, и я тут же начал размышлять, как можно использовать эти данные для лечения моих пациентов с хроническими желудочно-кишечными расстройствами.

Вскоре после конференции я прилетел к Полу Плоцки в Атланту, чтобы обсудить возможные направления нашего сотрудничества. Был дождливый жаркий вечер, и за ужином в ресторане и последующей выпивкой дома у Пола мы с ним пришли к выводу, что его работа важна не только для изучения вызванных стрессом расстройств пищеварительного тракта, но и для психосоматической медицины и психологии в целом. Я рассказывал о расстройствах ЖКТ, болях и психологических симптомах у моих пациентов. «Вылитый я! У меня все эти симптомы имеются», — засмеялся Пол. Я отреагировал предположением: а не могут ли симптомы моих пациентов быть вызваны программированием взаимодействия между головным мозгом и ЖКТ в детстве? И решил задержаться в лаборатории Пола и проверить эту идею экспериментально.

Планируя эти эксперименты, я имел в виду таких пациентов с СРК, как Дженнифер. К тому времени мы уже знали, что неблагоприятные события детства создают предрасположенность к состояниям тревожности, приступам паники и депрессии во взрослом возрасте. Были известны отдельные сообщения, связывающие симптомы СРК с пережитым некогда сексуальным насилием, но в целом никто не знал, приводят ли психологические травмы такого рода к возникновению болей в ЖКТ и нарушению режима его функционирования. У нас не было никакого представления о том, что в этих нарушениях участвует кишечная микробиота.

В ходе экспериментов мы подвергали стрессу крыс-матерей, отсаживая их от потомства на три часа в день в первые недели после рождения детенышей. Позднее у этих крысят проявлялись многие симптомы, характерные для людей, страдающих СКР: у таких пациентов боли в животе, спазмы, судороги и даже видимое вздутие живота могут возникать при нормальной деятельности пищеварительного тракта. Эти симптомы обычно объясняются гиперчувствительностью и острыми реакциями кишечника. У большинства таких пациентов также отмечается повышенный уровень тревожности; многие из них страдают от тревожных расстройств или депрессии. В наших опытах крысы, испытывавшие в детстве недостаток материнской заботы, демонстрировали аналогичные симптомы. Такие животные были более тревожными, их кишечник был более чувствительным, а после стресса они выделяли более мелкие фекальные гранулы, что у крыс соответствует диарее. Любой человек, которому когда-либо приходилось бежать в туалет перед важным выступлением или собеседованием, знаком с подобными ощущениями, однако пациенты с СРК, а также наши крысы страдают от таких вызванных стрессом симптомов всю жизнь.

Примечательно, что химическое вещество, блокирующее действие кортиколиберина (выброс которого, как мы знаем, увеличивается при детских и подростковых стрессах), подавляет эти симптомы: стрессорные виды поведения, повышенную чувствительность кишечника и вызванную стрессом диарею. Возможно, когда-нибудь такие препараты смогут вылечивать СРК и другие вызываемые стрессом расстройства ЖКТ, но пока, к сожалению, усилия по разработке безопасных и эффективных лекарственных препаратов, воздействующих на системы сигнализации КРГ, не увенчались успехом. Многие исследователи, участвующие в этой работе, в том числе и в моей лаборатории, упорно стараются понять причины этой неудачи.

Может быть, дело в том, что человек устроен гораздо сложнее, чем мы первоначально предполагали? Разработчики новых лекарственных средств быстро приходят к выводу об их пригодности для терапии, исходя из результатов экспериментов на грызунах. Однако следует учитывать, что мозг человека не только намного больше, чем у грызунов, — в нем также имеются нервные цепи и области, которые в головном мозге мыши недостаточно развиты либо вообще отсутствуют. Таковы, например, префронтальная кора или передняя островковая доля коры нашего головного мозга. Поэтому я быстро пришел к выводу: если мы хотим определить, насколько актуальны наблюдения над животными для понимания симптомов болезни у людей, необходимо изучить головной мозг пациентов, которые пережили травмирующий опыт в начале жизни.

Для этого мы воспользовались возможностями нейровизуализации, позволяющими увидеть головной мозг живого человека. Используя эти технологии, мы изучили головной мозг 100 здоровых взрослых людей, которые в возрасте до 18 лет испытали жизненные невзгоды — недостаток заботы со стороны родителей или опекунов, словесное, эмоциональное или физическое насилие, болезнь или смерть близких родственников, развод родителей и другие серьезные проблемы в жизни семьи. Я был поражен, обнаружив, что даже у здоровых людей, не проявлявших никаких симптомов тревоги, депрессии или кишечной дисфункции, сканирование головного мозга показывало нарушения структуры и активности нейронов в нервных цепях мозга, позволяющих оценивать опасность ситуации или значение конкретного испытанного ощущения. Эта так называемая система выделения важного (salience system) также играет решающую роль в прогнозировании положительных или отрицательных исходов ситуаций и является неотъемлемой частью решений, принимаемых на основе интуиции (из категории «нутром чую»). Результаты оказались замечательными во многих отношениях. Мы впервые убедились, что в ответ на неблагоприятный опыт, полученный в начале жизни, в головном мозге человека происходит, говоря техническим языком, перекоммутация, которая сохраняется на всю жизнь. Открыв эти изменения у совершенно здоровых людей, мы узнали, что такие изменения не обязательно сопровождаются конкретными проблемами со здоровьем. Хотя таким людям чаще свойственно беспокоиться, тревожиться и настойчивее других стараться избегать риска, они могут никогда не столкнуться с проблемами, подобными тем, от которых страдает Дженнифер. Может быть, эти изменения в cетях мозга просто переводят нас на более высокий уровень риска развития широкого спектра расстройств, связанных со стрессом, в том числе СРК? Проведенные нами исследования показали, что у пациентов с СРК в нейронных сетях мозга наблюдаются изменения, влияющие на формирование гиперчувствительности к психологическому стрессу и к сигналам, поступающим из ЖКТ в ответ на пищу.

Похожие книги из библиотеки