16
Расстройства пищевого поведения
Сидя в мрачном медицинском кабинете и произнося патетические речи в честь Беки, я думала: неужели она так себе представляла свой 21-й день рождения? Она казалась вполне счастливой, но до обеда было еще несколько часов.
Что со мной было потом? Я решила пропустить завтрак – Анна Винтур делает это каждый чертов день, ведь никто не должен смотреть, как этот завтрак из нее выходит. Конечно, я не так плоха, как эти костлявые женщины, образующие вокруг меня круг несчастья. Резинки от праздничных бумажных шляп впиваются в их жилистые шеи. Я не употребляла „колеса“, как время от времени делала Беки, я не прятала кусочки тоста, как Мона, я не оставляла после себя в туалете рвотное зловоние после каждой еды, как некоторые. В честь Беки принесли один-единственный кекс. Мы не обязаны были его есть, но если хотели, то могли. Я все еще не могла.
Хочу кое-что прояснить. Я не считаю, что чистопитание или любые другие причудливые диеты являются причиной расстройств пищевого поведения. Я признаю, что в прошлом писал об этом, – виноват. Могу только извиниться – поддался простой и эффектной истории, которая поддерживает мое отвращение ко всем этим движениям. Ирония судьбы, ведь я вечно критикую за такое других. Но хотя здесь может и не быть причинно-следственной связи, какая-то связь между расстройствами и диетами существует.
В 2015 году, в интервью одной газете, доктор Марк Береловиц, специалист по расстройствам пищевого поведения из бесплатной королевской больницы на севере Лондона, сказал, что от 80 до 90 % его пациентов придерживаются диет, связанных с чистопитанием. Они исключают из рациона сахар, мясо, молочные продукты, углеводы или глютен. Каждый, кто работает с пациентами, страдающими расстройствами пищевого поведения, скажет то же самое. Правила, ограничения, морализаторский язык чистопитания кажутся людям, склонным к расстройствам пищевого поведения, ужасно привлекательными. Как и многие другие страдальцы, Ева Симмонс, чьи слова я процитировал выше, считает: одержимость сайтами по чистопитанию дала старт ее расстройству, и она начала стремительное и пугающее погружение в смертельно опасную болезнь. Но, как я каждый день себе твержу, корреляция – это не всегда причинно-следственная связь, без четких доказательств нельзя обвинять чистопитание в том, что оно является причиной расстройств пищевого поведения. Реальность куда сложнее, в ней полно нюансов. Упрощенный таблоидный образ фанатичных девочек-подростков, которых подталкивают к расстройству образы худеньких моделей, – это далеко не вся правда. Но это не значит, что я сниму кого-то с крючка. Совсем не значит.
Чтобы понять, как чистопитание взаимодействует со сложными психологическими причинами расстройств пищевого поведения, важно понимать кое-что про сами эти расстройства.
Скрытое зло
В мире, одержимом эпидемией ожирения, часто остается незамеченным тот чудовищный вред, который наносят обществу расстройства пищевого поведения. Между тем это очень серьезная проблема. Позор нам за то, что она порой оказывается смыта потоком новостей о других недугах, связанных с питанием.
В недавнем исс ледовании аудиторов компании Pricewaterhouse – Coopers говорится, что расстройства пищевого поведения ежегодно обходятся британской экономике в 15 миллиардов фунтов. Национальная служба здравоохранения Великобритании тратит 50 миллионов фунтов в год на лечение от расстройств и еще гораздо больше на то, чтобы справиться с хроническими заболеваниями, которые попутно возникают у пациентов. Что еще хуже, расстройства растут: случаи госпитализации с 2005 года участились на 35 %, а за 12 месяцев, предшествующих февралю 2014-го, – на 8 %. Установлено, что в Великобритании от расстройств страдают 725 тысяч людей, а по всему миру – миллионы.
Сугубо женской проблемой расстройства пищевого поведения назвать нельзя, однако мужчины составляют лишь 11 % от общего числа пациентов с подобными недугами. 10 % людей с расстройствами – анорексики, 40 % мучаются от булимии и переедания, у других специфика не выявлена.
Анорексию описывают как состояние, при котором пациент старается поддерживать свой вес максимально низким с помощью голодания и избыточной физической нагрузки. Булимия характеризуется периодами переедания, после которых человек старается искусственно вызвать рвоту или принимает слабительное, пытаясь контролировать вес. При переедании человек вынужден съедать больше, чем хочется и требуется, за короткий временной период. Недавно было описано и еще одно, новое расстройство – орторексия: пациент придерживается жесткой системы питания, основанной на ограничениях, отказывается от многих продуктов, которые считает нездоровыми, и тяготеет к опасно суровой диете. Тут прослеживается отчетливая связь с анорексией: в обоих случаях пациент стремится к опасной худобе, поэтому четких границ между орторексией и анорексией пока не установлено. Еще об анорексии: в среднем это жестокое расстройство мучает своих жертв 8 лет, но иногда длится оно значительно дольше. 46 % пациентов полностью восстанавливаются, но – ужасающая цифра – 20 % умирают. Это самый высокий уровень смертности среди всех психических расстройств. 40 % этих смертей приходится на самоубийства, а остальные обусловлены повреждениями внутренних органов, которые вызваны недостатком адекватного питания и несовместимы с жизнью. За сухими цифрами – тысячи отчаянных, трагических историй.
Расстройства пищевого поведения сродни падению в бездну. Это мрачные, высасывающие все силы болезни, жертвы которых медленно разрушают себя на глазах тех, кто их больше всего любит. Спуск в пропасть начинается с того, что близкие пациентов лишаются возможности о них заботиться, несмотря на все свои усилия не могут обеспечить им достаточное питание и здоровье. В отличие от многих других «детских» болезней, расстройства становятся источником публичного стыда, морализаторства. Матери и отцы больных мучаются от того, что провалили самую главную родительскую миссию, не смогли обеспечить детей самым необходимым для жизни. Невежественные наблюдатели говорят о маленьких глупых девочках, которые должны собрать волю в кулак. Пока такие состояния ошибочно считаются проявлением подросткового тщеславия, во всех проблемах будут винить несчастные семьи, которые и без того переживают тяжелейшие времена.
Моя определяющая черта – любовь к еде, и когда я вижу настолько искаженные отношения между людьми и тем, что они едят, мне больно до глубины души. Хватка болезни столь крепка, что ее несчастные жертвы хотят умереть от голода, отрицают собственное тело – и это несмотря на доступ к миру кулинарных удовольствий. Для меня это воплощение трагедии. Я расстраиваюсь, когда люди не вылизывают тарелки, отведав еду, которую я приготовил. А когда моя способность искушать и дарить наслаждение с помощью произведений кулинарного искусства оставляет человека равнодушным, это меня просто гложет.
Расстройства пищевого поведения – безжалостные состояния, которые разрушают жизни многих умных, талантливых и несчастных людей. Каждый, кого такая болезнь коснулась, знает: она сметает все на своем пути, способна развалить даже самые крепкие семьи, лишить воли самых храбрых и трагически оборвать бессчетное количество юных жизней.
Что движет расстройствами
Анорексия не болезнь похудения, как многие думают. Образ фанатичных юных девушек, которые агонизируют перед зеркалом в спальне, сравнивая себя с новыми истощенными знаменитостями, очень популярен. Но истинная суть этого ужасного состояния куда сложнее. В мире расстройств пищевого поведения имидж питания и имидж тела – лишь дымовые завесы, скрывающие куда более глубокие смыслы. Люди, страдающие от расстройств, движимы тревожностью и социальным прессингом. Они не столько недовольны собственным телом, сколько отчаянно пытаются выразить, что чувствуют себя несчастными.
Расстройства пищевого поведения связаны с потребностью в контроле. Она доведена до предела у молодых женщин, не способных проговорить сложные психологические проблемы, сопутствующие переходу во взрослую жизнь. Многие говорят о смятении, которое порождает гиперкритичный внутренний голос, терзающий за любое отступление от предначертанных правил. Эмма, страдающая от расстройства, рассказывает: «Людей с расстройствами пищевого поведения притягивает все, что связано с жесткими правилами, особенно если это что-то „чистое“ и понятное. Анорексия – это ограничения, отрицание и стремление к совершенству. Если вы уже настроены на соответствующую волну, вас привлекает все, что узаконит такие установки».
И вот здесь скрывается проблема. Диеты, ограничения и правила, связанные с едой, движут пищевыми расстройствами, и чем больше о них говорят в медиа, тем больше масла подливается в огонь. Было бы упрощением связывать этот процесс только с новыми диетическими трендами. Эрик Джонсон-Сэбин – консультирующий психиатр с многолетней практикой, специализирующийся на расстройствах пищевого поведения. О диетических трендах он говорит следующее:
«Конечно, ничего нового тут нет. Так всегда и было. У причудливых диет длинная история, начавшаяся с F-плана[22], диеты Аткинса, грейпфрутовой диеты, диеты Беверли-Хиллз. Конечно, многие из них могут привести к неправильным решениям, но нужно быть с ними осторожным – нельзя их просто сбрасывать со счетов. Если вы осуждаете пациентов, которые такие диеты практикуют, они могут от вас уйти. Им нравится работать с гибкими диетологами, которые прислушиваются к медиа, а не просто придерживаются раз и навсегда принятых взглядов».
Добавлю к этому, что специалистам, работающим с расстройствами пищевого поведения, очень важно проявлять включенность, интерес к теме диет. Многие из тех, с кем я говорил, вынуждены скрывать праведный гнев на безответственных медиаперсонажей, которые продвигают правила и ограничения под личиной ЗОЖ. Представления о том, каким должно быть тело и как нужно питаться, внушаемые влиятельными личностями и знаменитостями в погоне за трендами, могут быть очень опасными.
Рене Макгрегор – диетолог, который специализируется на лечении пациентов с расстройствами пищевого поведения. Я попросил ее объяснить, что происходит. Вот что она сказала:
«Правила дарят людям ощущение безопасности и контроля. Возникает чувство, что если они нарушат правила, мир рухнет. Людям трудно объяснить, что не заниматься сыроедением каждый день и время от времени потреблять углеводы – это нормально. Очень трудно изменить образ мыслей. Я могу добиться с пациентом большого прогресса, а потом он приходит ко мне и заявляет, что какой-то блогер сказал: „Нельзя есть нут, потому что в нем полно углеводов“. Прогресс шел бы гораздо быстрее, не будь всей этой фигни. Может, она и не является причиной расстройств, но из-за нее люди в этих состояниях застревают. Она держит их в раздрае и убеждает, что не есть определенные продукты – нормально».
Большинство диетологов, которые работают с расстройствами пищевого поведения, разделяют такой взгляд – пропаганда ограничений в еде не провоцирует пищевые расстройства, но замедляет выздоровление. Ассоциации с чистотой и отвращением оказывают особенно разрушительный эффект на тех, кто уже открыт для эссенциалистских убеждений о потреблении пищи. Одна девушка, страдающая от расстройства, на условиях анонимности рассказала мне:
«Я была в процессе очень трудного лечения, впервые за десятилетие заставляла себя принимать пищу трижды в день. Я начала потихоньку освобождаться от целой кипы правил, накопленных за долгие годы, старалась придерживаться плана питания, разработанного моим врачом. Все это казалось практически невозможным на фоне упоенной болтовни моей соседки о „невинной“ выпечке, ее восторгов относительно новых трендов в чистопитании, на фоне того, как она отмеряла крошечные порции чечевицы. Мне приходилось зависать где угодно, лишь бы не дома, прятаться в своей комнате, когда она готовила, а потом со стыдом проскальзывать на кухню, чтобы приготовить что-то для себя, и есть все это снова в своей комнате, иногда в слезах. Если бы она меня застукала или задала простой вопрос о том, что я готовлю, мне бы пришлось бороться с желанием немедленно выкинуть все в мусорку… А ведь у меня аналитический склад ума, аллергия на всякую чушь, я циник и педант, который в глубине души знает, что все это просто проклятое днище. Вот какова сила этого монстра, сила этой риторики».
Возможно, это вас удивит, но навязчивая идея делиться фотографиями еды, свойственная современным ЗОЖ-движениям, тоже играет на руку расстройствам. Известно, что лишение организма пищи, цикличность переедания и «очищения» движут расстройствами пищевого поведения. Многие из тех, кто от них страдает, тратят уйму времени на выпечку, готовку, просмотр кулинарных передач и чтение соответствующих журналов. Идея провести весь день, создавая суперфуд-салат, заботливо раскладывая и перемешивая дорогие, редкие ингредиенты ради идеальной инстаграм-картинки, очень характерна для чистопитания. Трагедия в том, что такой подход невероятно привлекателен для многих людей с расстройством пищевого поведения.
Наверно, будет справедливо сказать, что многие звезды чистопитания демонстрируют признаки расстройств, нездоровые паттерны потребления пищи, болезненные отношения с едой. Некоторые из них даже открыто подтверждают, что страдали от таких состояний в прошлом.
Демократизация медиа привела к появлению многочисленных влиятельных персонажей, которые имеют разрушительную власть в закрытых социальных группах. Не надо далеко ходить, чтобы встретить людей, предлагающих ограничительные диеты как лечение от расстройств пищевого поведения, или группы, где делятся советами, как победить голод и скрыть нездоровые привычки от глаз людских.
Диеты и расстройства: есть связь?
Ведут ли диеты к расстройствам пищевого поведения? Трудно сказать, хотя ряд исследований продемонстрировал прочную связь между двумя этими явлениями. В 1999 году австралийское исследование показало, что соблюдение диеты – самый важный знак, предсказывающий развитие расстройства[1]. Другие научные работы выявили значение разных факторов, включая ограничивающие диеты и социальный прессинг – запрос на худобу[2]. Ясно одно: расстройства пищевого поведения занимают уникальную нишу среди психических расстройств, поскольку формируются обществом и культурой. Анорексию впервые зафиксировали в США и Европе примерно в 1870 году, но в течение ста лет она считалась редким, необычным состоянием. Только в 1970-е количество случаев анорексии резко возросло, да так и продолжает расти до сих пор. Рост булимии озадачивает еще больше: до 1970-х о ней практически ничего не знали, а к 1980 году она уже была куда более распространена, чем анорексия.
Такой скачок можно отчасти объяснить тем, что болезни стали лучше понимать и диагностировать. Считается также, что они связаны с развитием экономики потребления. Только в странах с экономикой «западного» типа фиксируется значительное количество расстройств. Это происходит в обществах, где личная удовлетворенность стала более ценной, чем коллективные цели.
В потребительском обществе произошли перемены в социальной роли женщин. В западном мире это привело к растущему кризису женской идентичности[3]. Жизнь многих девушек, достигших пубертатного возраста, полна смятения. Они ощущают все больший конфликт между ожидаемыми достижениями и традиционными требованиями подчинения и зависимости. Ситуация усугубляется разносторонним давлением в отношении их физического облика[4]. Неоправданные ожидания ложатся на плечи девушек по мере того, как они развиваются и растут. Эта тенденция тесно связана с вопросом веса.
В США и Европе произошли быстрые перемены в восприятии женского тела: чтобы считаться идеальным, с начала 1960-х оно должно было становиться все тоньше, быть все менее округлым. Несмотря на значительные достижения по части равенства полов, стереотипы, связывающие округлые формы с низким уровнем интеллекта, все еще существуют. Современный идеал связан с отказом от «излишеств» и способностью к контролю.
Схожие перемены происходят в различных странах мира, по мере того как экономика растет и положение женщин становится лучше. Женский статус все чаще подразумевает сдержанность и дисциплину, а не внешние проявления фертильности. Чем интенсивнее экономический прогресс, тем инфантильнее женский физический идеал, тем больше его контролируют, как будто это воплощение мнимого страха перед фертильностью и женственностью. Медиа тоже склонны подавать пластичность женского тела как товар, показывая, что тело можно менять и контролировать, чтобы достичь любого идеала. При этом подразумевается, что физические несовершенства отражают недостатки характера.
Тут скрыта большая ирония: общества становятся все более и более заточенными на индивидуализм, а параллельно усиливается желание соответствовать общим идеалам – с помощью диет, тренировок и операций, которые продаются как способ оправдать ожидания. Ничего удивительного, что в такой атмосфере у некоторых взрослеющих молодых девушек развиваются страх и расстройства. Растущие запросы общественности приводят их в смятение, подогреваемое растущим страхом перед собственной новообретенной женственностью.
Считается, что огромное значение имеет генетический фактор – из-за него некоторые люди изначально предрасположены к расстройствам. Но культурные факторы, которые сопровождают усиление роли женщин в обществе, тоже невероятно важны. Все больше расстройств отмечается в группах египетских студентов, проходящих обучение за рубежом[5], греческих иммигрантов в Германии[6], чернокожих жителей Южной Африки после апартеида. Это говорит о том, что меняющаяся роль женщин и влияние медиа в огромной степени определяют развитие расстройств пищевого поведения. И хотя для кого-то предрасположенность к этим состояниям может быть обусловлена генетикой, это наша культура порождает и тиражирует столь печальный побочный продукт вестернизации и прогресса.
Влияние медиа также ведет к развитию ряда субкультур и кланов, помешанных на весе и внешнем облике. Они вносят значительный вклад в то, как подается этот самый облик, а также в распространение неправильных паттернов питания[7].
Пусть между диетами и расстройствами нет причинно-следственной связи, существует множество доказательств, что зацикленность медиа на весе, внешнем облике, чистоте и контроле имеет огромное влияние на появление и развитие расстройств. Утверждать, что расстройства – это генетика, значит не понимать огромного значения нашей культуры, которая определяет это явление. Почему, в конце концов, оно так распространено среди молодых женщин в наше время и в нашем обществе, если во всем виноваты гены?
Лора Деннисон, у которой первые признаки расстройства пищевого поведения проявились в 16 лет, говорит:
«В то время я не понимала, насколько разрушительны для моей самооценки постоянно звучащие в СМИ утверждения: „Худенькие женщины – лучшие женщины“. Я поняла это, только когда было слишком поздно, и я попала в этот безумный круговорот переедания и „чистки“, которые порой чередовались по пять раз на дню. Когда я повзрослела, а чистопитание и ограничительные диеты стали нормой, я стала покупать каждую новую книгу по кулинарии, читала и перечитывала каждую страницу, не зная, что это только красивая маскировка для моего расстройства. Я же теперь была „здорова“! Однажды я потратила 30 фунтов на ингредиенты для одного несчастного зеленого смузи. Какая это была трата времени, денег и энергии!»
Одержимые весом
Еще одно обстоятельство, которое ранит многих профессионалов в нашей области, – новый рост уровня ожирения и, что еще хуже, все более тревожное отношение общества к этому феномену. Ожирение признано медицинской проблемой века, и теперь практически невозможно публично критиковать высказывания, которые поощряют похудение, – тебя сразу объявят еретиком, даже если цена таких высказываний крайне высока. Осуждение полноты в современном мире стало приемлемым, людей открыто атакуют из-за их физических характеристик, устанавливая связь между внешним видом и моральными качествами. Писатель Малкольм Гладуэлл недавно охарактеризовал нападки на лишний вес как «узаконенные предрассудки нашего века, такие же как гендерные предрассудки в прошлом». «Соотнесение физических характеристик с чертами характера – это новая волна дискриминации», – добавляет он.
Большая часть лексики, используемой медиа для осуждения лишнего веса, была бы совершенно неприемлемой в разговоре о других физических характеристиках, например о цвете кожи или инвалидности. Нам постоянно твердят, что толстые виноваты в разрушительном кризисе здоровья, что их медицинское обслуживание нужно сократить, что они слабые, уродливые, что они вредят обществу, что их лень обходится нам в миллионы.
Вес стал моральной проблемой, связанной с глубоко укоренившимися классовыми предрассудками. Вес все больше коррелирует с бедными социально-экономическими группами, а поджарая элита поучает глупеньких бедняков, одаривая их «целебными» перлами мудрости. Чем больше людей с лишним весом стыдят, тем больше становится зазор между реальностью и идеалом, тем больше страхов формируется вокруг веса[8]. Страхи порождают расстройства, зацикленность на достижении идеальной физической формы, ассоциации между снижением веса и добродетелью. Хотя во главу угла чаще всего ставится намерение помочь людям в борьбе с лишними килограммами, все эти установки могут быть невероятно опасны для страдающих от расстройств пищевого поведения.
Всеобщая зацикленность на ожирении превращает жизнь тех, кто занимается лечением пациентов с лишним весом, в постоянную борьбу. Джейн Смит, руководитель благотворительной организации, специализирующейся на анорексии и булимии (Anorexia Bulimia Care, или ABC), говорит:
«Я думаю, что на фоне проблемы лишнего веса теряются проблемы, связанные с расстройствами пищевого поведения, а также возможности их лечения. Нам в ABC трудно добывать средства, поскольку нервная анорексия и нервная булимия зачастую рассматриваются как суетные подростковые проблемы. Считается, что они не так опасны для здоровья, как лишний вес. Понижение индекса массы тела делает уязвимыми тех, кто страдает от заниженного веса или анорексии. Индекс массы тела, равный 11, всегда считался показателем недостаточного веса, а теперь это норма».
Наша одержимость «здоровыми» диетами породила общество, которое целью любого питания считает идеальную физическую форму. Образы с картинок стали центром нашего мира, эстетическую привлекательность мы путаем с проявлением здоровья, а заманчивый снимок в Инстаграме принимаем за иллюстрацию высокого морального облика. Но еда должна быть чем-то гораздо большим, чем лекарство, контролирующее вес. Гастрономическому наслаждению требуется свобода от правил, ограничений, чувства вины. Никто никогда не должен чувствовать себя виноватым из-за еды, никто не должен стыдиться из-за пирожного, сэндвича, шоколадки или кармана, набитого конфетами. Любую еду можно принять с радостью, ведь любая еда в каком-то смысле здоровая, любой продукт может стать частью сбалансированной диеты. Только наше помешательство на здоровье искажает картину.
Я слышал множество споров на эту тему, мне рассказали много страшных, душераздирающих историй о потерях. Но больше всего меня впечатлило сделанное вскользь замечание диетолога Рене Макгрегор, которая часто сотрудничает с Разъяренным поваром. Она сказала, что если завтра вы собираетесь в гости на барбекю и беспокоитесь, что же будете там есть, возможно, это признак расстройства пищевого поведения. Я уверен, что большинство из нас знают людей, для которых это актуально, которых пугает перспектива съесть дешевый бургер или немного белого хлеба.
Проанализировав этот страх, мы поймем, что он совершенно нелогичен. Если мы не думаем всерьез, что случайный перекус в доме нашего доброго друга может сделать нас больным или жирным или как-то нам серьезно навредить, то бояться нам нечего.
Мысли о токсичности, болезни и опасности подогреваются медиа, книгами о диетах, блогами о чистопитании, гуру детокса, теми, кто стыдится сахара, фанатичными жирофобами, которые продают нам ложь, привязывая свою мораль к абсолютно нормальному выбору пищи.
Никакой еды не нужно бояться, ни одно решение, связанное с ней, не надо называть ошибочным. Мы свободны принять огромный выбор, который нам предлагает мир еды. Нас не должны ограничивать чужие моральные ценности и претензии. Конечной целью любой трапезы не может быть хорошенький снимок в Инстаграме. Нужно ценить удовольствие, которое дарит еда, за многообразие, радость, возможность вместе разделить драгоценные мгновения.
Когда вы видите кого-то, кто ограничивает себя в выборе еды и советует вам поступать так же, стоит помнить, что у 20–25 % людей, которые испытывают проблемы с питанием, разовьется полномасштабное расстройство пищевого поведения. Возможно, причинно-следственная связь между этим расстройством и чистопитанием, прихотливыми диетами, велнес-режимами и хелсизмом[23], который пропитывает современный мир питания, так никогда и не будет установлена. Но это не освобождает их от вины.
Сотрудники СМИ могут взять на себя ответственность распространять информацию, которая не навредит. Ограничения и правила относительно еды могут нанести ущерб огромному количеству уязвимых людей. То, что у их проблемы есть более серьезная подоплека, не значит, что можно манипулировать ими с помощью информации, подогревающей страхи. Стыдить кого бы то ни было за его физический облик неприемлемо. Неважно, с какой целью вы это делаете. Ни одна форма тела не идеальна, никого не нужно подталкивать к вере в то, что есть некое достижимое физическое совершенство. Мы имеем право беспокоиться о людях, чей вес может им навредить, но мы никогда не должны осуждать их внешний вид и основывать на нем выводы об их характере.
Я видел, какой вред приносят чистопитание, зацикленность на еде, спровоцированная медиа, страхи вокруг внешнего облика. Я встречался с людьми, которые выздоровели, и говорил с семьями тех, кто выздороветь не смог. По-моему, проблемы ожирения не столь велики, чтобы мы продолжали скатываться в предрассудки, связанные с весом, и хелсизм. Я до последнего вздоха буду сражаться с безответственной и вредной информацией в медиа, потому что она вносит свой вклад в тайное распространение этой чумы, которой мы, по недосмотру, позволили расцвести. Информация в СМИ может и не быть причиной расстройств, но я не сомневаюсь, что она наносит огромный ущерб.
Еда как удовольствие
Я всю свою жизнь помогаю людям наслаждаться едой, надеясь, что они получают от нее такое же удовольствие, как я сам. По сравнению со многими поразительными, отважными и самоотверженными личностями, которых я встретил, пока писал эту книгу, – сиделками, исследователями, профессорами, докторами, диетологами, борцами за правду, – мой странный жизненный выбор кажется тривиальным. Но когда дело доходит до расстройств пищевого поведения, до людей, которые настолько глубоко страдают из-за своего отношения к еде, что уже не помнят, что такое удовольствие, моя миссия кажется полезной.
Я буду бороться за то, чтобы воодушевлять людей едой, вдохновлять их питаться разнообразно, искать удовольствия и отказываться от ненужных ограничений. Я покажу, что еда – это праздник, она укрепляет самые важные для нас связи. Это то, что мы можем любить просто так, это создатель воспоминаний и поставщик удовольствий. Как только будут звучать слова об ограничениях, я буду бороться с ними единственным известным мне способом – буду разоблачать лгунов и шарлатанов, проливая яркий свет на их бредни. А еще я буду говорить о любви к кулинарии, побуждая всех, кого знаю, принять богатство, которое нам может предложить мир еды, буду стараться готовить так, чтобы сердце пело.
Мы создали общество, в котором адепты чистопитания, люди, зацикленные на ЗОЖ, люди, стыдящие других за то, как выглядит их тело, ненавистники толстых и все те, кто пропагандирует ограничительные диеты, выглядят хорошими и добродетельными. Пора рассказать, какие они на самом деле: пустые, предвзятые, безответственные, неправые. Пора меняться, ведь если все останется как прежде, будет еще больше невинных жертв. Наше общество провоцирует расстройства пищевого поведения. Значит, социальные перемены помогут с расстройствами справиться. Если когда-нибудь мы добьемся того, чтобы в еде не было правил, ненужных ограничений, чтобы не было зацикленности на телесном имидже и постоянного морализаторства, ожирение и расстройства пищевого поведения… все равно останутся. Но я уверен, что в мире, где люди просто наслаждаются едой и принимают все ее многообразие, ожирению и расстройствам будет куда сложнее победить.