Глава 1. Мемы

Не бывает «абсолютных» истин, все истины наполовину состоят из лжи. Если же к ним относиться как к «абсолютным» истинам, все пойдет насмарку.

Алфред Норт Уайтхед

Слово «мем» я впервые услышал несколько лет назад во время одной из ожесточенных политических дискуссий, которые мы вели с коллегами в кафе компании Microsoft. В те годы во время обеденного перерыва мне не часто доводило слышать какие-либо незнакомые слова. Я самоуверенно считал себя достаточно начитанным (и не стоит забывать о трех с половиной годах, проведенных в Гарварде!), чтобы знать все слова, которые могут быть произнесены в кафетерии во время обеденного перерыва.

Я обедал с Чарльзом Саймони и Грегом Казником, двумя наиболее мною уважаемыми коллегами из Microsoft. Возможность совершать ланч с этими прекрасно образованными и блестящими людьми была далеко не из последних причин, почему я работал на Microsoft. Именно Чарльз, кстати говоря, содействовал моему устройству на работу в эту фирму в 1981 г. и годом позже поручил мне написать первую версию программы Microsoft Word. (Следует признать, что это у меня неплохо получилось. Теперь я понимаю, что за программой Word стояли «хорошие мемы».)

Мы говорили о политике и правительстве, которое по-прежнему финансирует проекты, основное назначение которых – увеличение популярности отдельных политиков. Почему, задавали мы вопрос, общество избирает неэффективных и коррумпированных политиков? Может, избиратели попросту дураки? (В Microsoft действовал негласный «мем», согласно которому одной из вероятных причин, по которой что-либо не было сделано должным образом, является чья-либо глупость.) Чарльз, как обычно, ответил энергично, со своим венгерским акцентом, не прекращая уплетать «салат Цезарь» (без анчоусов, но зато с красным перцем):

– Хорошие мемы.

– Будьте здоровы, – сказал я, как если бы он чихнул.

– Нет, хорошие мееемы, – повторил Чарльз.

– Хорошие что? – переспросил я.

– Меемы, меееемы! – снова повторил Чарльз.

– Мемы, – как эхо, повторил Казник.

– Ты смеешься над нами! – добавил Чарльз. – Ты что, никогда не слышал о мемах?

– Ты не знаешь, что такое мемы? – снова откликнулся Казник.

– Мемы? – замычал я непонимающе, поскольку это все, что я на тот момент мог внести со своей стороны в дискуссию. – Что такое мемы?

– Мем – это как Пятая симфония Бетховена, – нашелся Чарльз.

Казник возразил:

– Подожди-ка, я с этим не согласен. Я сомневаюсь, что Пятая симфония Бетховена является мемом. Возможно, она содержит хорошие мемы, но сама симфония – это не мем.

Чарльз сдвинул брови, обдумывая это возражение.

– Хорошо, – сказал он, – хо-ро-шо.

Это его «хо-ро-шо» тоже было мемом (если это действительно мем), который он усвоил еще на своей работе в исследовательском центре Xerox Palo Alto (PARC). Этим «хо-ро-шо» он в действительности пользовался для того, чтобы его не перебивали в тот момент, когда он обдумывает ответ.

– Ну, хорошо, ты прав, – уступил он наконец. – Пятая симфония Бетховена мемом не является. Но ее первая тема, это «та-та-та-ТАМ» – самый настоящий мем.

Казника этот ответ не устроил.

– А я думаю, что даже «та-та-та-ТАМ» – это не мем. И если и мем, то далеко не в полном смысле этого слова. И вообще это плохой пример.

– А что может быть хорошим примером? – от любопытства я уже переходил на крик.

– Ладно, – сказал Казник, – сейчас я все объясню. Если ты постоянно напеваешь «та-та-та-ТАМ», то это будет примером хорошего мема. Но Чарльз, вероятно, имел в виду другое. Я тут уточню: факт наличия миллионов копий Пятой симфонии Бетховена на пластинках и компакт-дисках еще не делает нее хорошим мемом.

– Позволю себе не согласиться, – запротестовал Чарльз.

Казник ответил ему:

«Уточним. Иными словами, ты хочешь сказать, что библиотеки – это лишь способ из одних книг производить другие? – Я еще не успел усвоить эту формулировку, как Казник продолжил: – Понимаешь, мне кажется, это философский вопрос – что именно мемы делают с людьми. Если ты сделаешь целую папку фотокопий какого-либо документа, то только этим ты не сделаешь из него хороший мем. Но если ты раздашь эти копии и люди их запомнят и начнут повторять, это будет хороший мем».

Пока сознание Чарльза обрабатывало эту мысль, он произносил свое «хо-ро-шо» и всем своим видом внушал благоговейный трепет. Наконец он согласился:

– Порядок. Хорошо сказано.

– Спасибо за внимание.

Воцарилась тишина, а я между тем запаниковал: мои коллеги, очевидно, сочли беседу законченной, я по-прежнему не знал, что такое мем. Я понял только, что он имеет нечто общее с информацией, и наудачу спросил:

– Иными словами, мем – это любая информация?

Чарльз и Казник открыли рты одновременно. Казник заговорил первым:

– Разрешишь? Мем – это то, чему подражают. Мем – это основная единица имитации.

– То есть мой зевок является мемом? – привел я первый пример, пришедший мне в голову.

– Пожалуй, нет. Впрочем, не знаю, это неудачный пример, – засмеялся Казник.

– Ха-ха, – загоготал Чарльз. – Ты попался на собственную удочку.

– Вовсе нет, – защищался Казник. – Дело в том, что зевок – это поведенческая практика, а мемы, как я полагаю, это мысли.

– Давай еще! – обратился ко мне Чарльз. – Ты поставил неправильно вопрос. Кого волнует, является ли зевок мемом! Правильно было бы спросить: какие мемы являются наиболее интересными.

– Вот именно, – поддакнул Казник.

– Ну, какие мемы интересны? – спросил я столь же послушно, как я соблюдаю прочие инструкции.

– Интересный вопрос, – сказал Чарльз.

В попытке ответить на этот вопрос я провел два следующих года.