О психиатрии
Действительный член Академии медицинских наук СССР Георгий Морозов, директор всесоюзного научно-исследовательского института общей и судебной психиатрии имени В. Сербского, председатель правления Всесоюзного научного общества невропатологов и психиатров.
Профессор Виктор Белов, доктор медицинских наук, руководитель клинического отделения того же института.
Геннадий Милехин, кандидат медицинских наук, руководитель отдела научно-медицинской информации, член комиссии зарубежных связей Всесоюзного научного общества невропатологов и психиатров.
Маргарита Тальце, доктор медицинских наук.
Излюбленное блюдо антисоветской пропагандистской кухни — побасенка о «репрессиях посредством психиатрии» по отношению к «инакомыслящим». В западной прессе то и дело можно прочесть, будто в нашей стране здоровых «диссидентов» «заключают в психиатрические больницы». Зарубежные читатели в письмах спрашивают нас, правда ли это. Наш корреспондент обратился к советским специалистам-психиатрам с просьбой ответить на этот и другие вопросы.
— Почему так нападают на советскую психиатрию? Для нас понятнее была бы критика нашего медицинского обслуживания: в нем немало недостатков, мы сами о них говорим и пишем…
Г. МОРОЗОВ: Нападки на психиатрию — трафаретный прием западной пропаганды: ведь это сугубо специальная область медицины, где неискушенным людям не всегда просто разобраться, отличить правду от грубых инсинуаций. У некоторых из так называемых диссидентов были выявлены — заметьте, еще задолго до их выезда из СССР — различные нарушения психики, причем такие, которые требовали госпитализации. Кое-кто из числа больных совершил на почве психических расстройств общественно опасные действия и в соответствии с уголовным законодательством был направлен на судебно-психиатрическую экспертизу, как это, кстати, делается во всем мире. Как будто все правильно, однако западная пропаганда напускает дыму, чтобы никто ни в чем не разобрался.
— Следовательно, психиатрическому обследованию подвергаются только те, кто привлекается к уголовной ответственности, а не поголовно все «инакомыслящие», как это пытаются представить на Западе?
Г. МОРОЗОВ: Разумеется. И то лишь в том случае, если у суда или следственных органов возникают сомнения в психической полноценности обвиняемых. И если эксперты докажут, что обвиняемый в момент совершения общественно опасного деяния был невменяем, то он освобождается от ответственности даже за такое преступление, как убийство, и к нему принимаются меры медицинского характера.
— Выходит, для преступника прямая выгода «сказаться» невменяемым?
Г. МОРОЗОВ: Для преступника — да, но в случаях с «инакомыслящими» мы чаще сталкиваемся с обратным явлением — диссимуляцией. Они стараются скрыть свой недуг: иначе кто им поверит, что в Советском Союзе «бросают» в психиатрические больницы совершенно здоровых людей?
— Существуют ли четкие медицинские критерии, позволяющие отличить нормального человека от больного, пытающегося скрыть болезнь?
В. БЕЛОВ: Внешне упорядоченное поведение таких людей не всегда является показателем их психического здоровья, так как оно сочетается с различными болезненными изменениями психики — расстройством мышления, нарушением восприятия, «кривой» логикой, наличием бредовых идей преследования, величия, мессианства, реформаторства, изобретательства. Такие больные иногда могут выступать в роли «пророков», «болезненных страстных идеалистов».
— Могут ли родственники или друзья такого человека не замечать его болезни?
В. БЕЛОВ: Чаще всего так и бывает. Еще в прошлом веке русский психиатр Н. Саблер заметил, что посетители психиатрических больниц, видя там тишину и спокойствие, подозревают, что подлинных больных от них спрятали. Бывшие наши пациенты, уехав из страны (учтите, что перед этим они прошли курс лечения и находились, как мы говорим, в стадии ремиссии, то есть стойкого улучшения состояния), могут производить на некоторых людей впечатление здоровых. Тем страшней звучат из их уст рассказы о том, как их мучили в психиатрических заведениях, издевались, насильственно лечили, вводили препараты, разрушающие психику.
— В 1983 году сменилось руководство ВПА. Как это сказалось на ее позиции в отношении советской психиатрии?
Г. МОРОЗОВ: Новое руководство во главе с президентом профессором Костасом Стефанисом стремится нормализовать обстановку. Оно уже предприняло ряд действий, которые свидетельствуют о намерении направить деятельность ВПА на решение не политических, а чисто профессиональных задач, например, ограничить деятельность упомянутого комитета. Была рассмотрена представленная нами информация о больных и вынесено заключение: никаких злоупотреблений в отношении них не было. У нас есть общие проблемы, которые требуют не разобщения, а объединения. Так считают многие наши зарубежные коллеги. Ну, а те, кто думает иначе, пусть сами обследуют «жертвы советской психиатрии». До нас иногда доходят сведения об их судьбе вдали от родины: один долгие годы лечился в психиатрической больнице, другая покончила с собой в таком же заведении, третий вообразил себя петухом, и врачам пришлось снимать его с «насеста» — комнатного шкафа; кое-кто вступил в противоречие с законом и был признан душевнобольным…
Повторяю, пусть зарубежные специалисты вместо того, чтобы требовать от нас информации по поводу интересующих их лиц, обследуют их и докажут, что они здоровы. Пусть они представят нам такие доказательства.
Беседу вела Майя Игнатенко
