Врач и гуманность
«Самый верный путь к счастью не в желании
быть счастливым, а в том,
чтобы делать других счастливыми.»
В 1964 году (я тогда был уже клиническим ординатором в академической клинике Н.С.Молчанова) к нам госпитализировали старика. Было известно, что подобрали его в вестибюле здания Ленсовета – упал в голодный обморок. Беда погнала его в Ленинград.
В палате, пока был слаб, дед больше молчал, но потом постепенно разговорился. Вспоминал, как еще парнишкой в подпасках жил. Мировую войну отвоевал. Женился, но детей бог не дал. Жили тихо и ладно. С Отечественной вернулся даже не раненный, а ни деревни, ни жены, никого – все немцы сожгли. Подался в соседний район – в пастухи. Неделю – у одних, неделю – у других, так и жил, пока силы были. А когда работать не смог, кормили из милости… Да ведь людям самим трудно было – время послевоенное. Можно было бы о пенсии похлопотать, да лет пять до того беда приключилась – документы потерял. А как их справишь? Деревни, где он жил, в разные годы то за Новгородской, то за Псковской, то за Ленинградской областями числились. Деревенские посоветовали и подался он в Ленинград, пешком, к большой советской власти. Толкался – толкался в дверях, да в коридорах, пока без сил не свалился…
В клинике его откормили: окреп, отогрелся душой. Постригли его. Аккуратный такой старичок стал. Месяц пролежал, другой пошел. Не знали, что же с ним делать. В ту пору вел палату я. Среди моих больных был фронтовик – бывший замполит полка Тарасенко. Общительный и добрейший человек. Написали мы с ним письмо в Обком партии об этой истории и приложили официальную выписку. И дней через 20 пришел ответ с решением – направить деда в Дымовский дом престарелых Ленинградской области, оформить паспорт. Как мы радовались! Радовался и дед. Уже осень была на дворе. Принесли ему кто что мог из одежды. Я – галифе военное принес. Все отделение провожало деда. А к лету от него пришла весточка. Чья-то рука точно повторила дедовы слова: «Сообщаю вам, что сыт, здоров, обут и одет, за коровками ухаживаю. Ничего мне не надо. А главная моя благодарность – что знаю, г д е у м р у…».
Ему было страшно не умереть, а превратиться в прошлое, не утвердив себя в настоящем. И он жил.
Милосердие в его разных проявлениях, в том числе врачебное, в те годы особенно, было частым, несмотря на то, что люди после войны жили плохо, а может быть потому, что плохо жили. Лучше чувствовали боль другого человека.
