1.7. Виды совести. Чистая и нечистая совесть
Э. Фромм в книге «Человек для себя» (1947) выделил два вида совести — авторитарную и гуманистическую — и провел различие между ними. Авторитарная совесть, наблюдающаяся на ранней стадии ее формирования, ориентирована на мнения авторитетного для человека окружения (родители, церковь, государство, общественное мнение) и связана с боязнью неодобрения, наказания. Предписания этой совести определяются не ценностными суждениями самого человека, а повелениями и запретами, которые заданы авторитетами. Заданные извне нормы становятся нормами совести не потому, что они хороши, а потому, что они даны авторитетом. По сути дела, авторитарная совесть — это то, что было описано З. Фрейдом в качестве Сверх-Я.
В отличие от авторитарной совести гуманистическая, или зрелая, совесть — это собственный, независимый от внешних санкций и поощрений голос человека. Это, по мнению Фромма, «уже не интернализированный голос авторитета, которому мы стараемся угодить и недовольства которого мы боимся; это наш собственный голос, не зависящий от внешних санкций и одобрений» (1993, с. 126).
Гуманистическая совесть является голосом «второго Я», лучшего начала в человеке, ответственностью человека перед самим собой.
Данная совесть является реакцией всей личности на ее правильное функционирование или на нарушение такового. По словам Э. Фромма, гуманистическая совесть — это «наша реакция на самих себя», «голос нашего подлинного Я, требующего от нас жить плодотворно, развиваться полно и гармонически — то есть стать тем, чем мы потенциально являемся».
Э. Фромм считал, что в реальной жизни каждый человек обладает и авторитарной и гуманистической совестью. Распознавание этих видов, определение силы каждой из них, их взаимоотношений имеет большое значение для психоаналитической терапии. Часто бывает, что переживание вины воспринимается сознанием как проявление авторитарной совести, в то время как в динамике ее возникновение связано с гуманистической совестью, а авторитарная совесть является рационализацией гуманистической совести. «На уровне сознания человек может считать себя виновным за то, что авторитеты недовольны им, в то время как бессознательно он чувствует себя виновным за то, что живет, не оправдывая собственных надежд», — пишет Э. Фромм. Одна из задач психоаналитической терапии как раз и состоит в том, чтобы дать возможность пациенту различить в себе действенность обоих типов совести, понять, что безнравственное поведение может восприниматься с авторитарной точки зрения как «долг», прислушаться к голосу гуманистической совести, составляющей суть морального опыта жизни.
В бытовом сознании совесть бывает чистой, усыпленной, парализованной. При недостаточном осуществлении исполнительной функции совесть может быть пристрастной, лицемерной и сожженной. Пристрастная совесть любит указывать на недостатки других людей, чтобы в своих собственных глазах смягчить или сгладить вину за допущенные ошибки или совершенные беззакония. Лицемерная совесть незаслуженно награждает человека миром души и сознанием своей праведности. Сожженная совесть оставляет человека в холодном спокойствии духа при совершении явных преступлений и при последующих воспоминаниях о них.
Чистая и нечистая совесть. Рассматривая природу авторитарной совести, Э. Фромм выделил чистую совесть и виноватую совесть. «Чистая совесть — это сознание, что авторитет (внешний и интеоризованный) доволен тобой; виноватая совесть — это сознание, что он тобой недоволен». Чистая совесть порождает чувство благополучности и безопасности, виноватая совесть — страх и ненадежность. Парадокс, по мнению Э. Фромма, состоит в том, что чистая совесть — это порождение чувства покорности, зависимости, бессилия, греховности, а виноватая совесть — результат чувства силы, независимости, плодотворности, гордости. Также парадокс и в том, что виноватая совесть оказывается основой для чистой совести, в то время как последняя должна порождать чувство вины.
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
А. С. Пушкин
Изложенные нами взгляды Э. Фромма вызвали дискуссию о том, возможна ли вообще чистая совесть. Были высказаны два противоположных мнения. Согласно первому из них, разделяемому, в частности, выдающимся этиком XX века Альбертом Швейцером, чистая совесть как таковая невозможна. Если совесть — значит, непременно больная. Чистая совесть, говорит А. Швейцер, изобретение дьявола. Тот, кто говорит, что его совесть чиста, пишет А. Швейцер, просто не имеет совести, потому что совесть как раз и есть инструмент, указывающий на уклонение от долга. Люди постоянно грешат, попустительствуют своим слабостям, и, значит, чистая совесть — не более чем иллюзия, или самообман.
У многих людей совесть чиста не потому, что не запятнана мыслями о причиненном зле, а потому, что у таких людей короткая память.
Что слава? Счастье нам прямое — жить с нашей совестью в покое.
Г. Р. Державин
Есть два желания, исполнение которых может составить истинное счастье человека, — быть полезным и иметь спокойную совесть.
Л. Н. Толстой
У кого совесть чиста, у того подушка под головой не вертится.
Народная мудрость
Совесть у него чистая, не бывшая в употреблении.
С. Е. Лец
Нечистая совесть — это только ущербленное (мною) стремление к счастью другого человека, скрывающееся в глубине моего собственного стремления к счастью.
Л. Фейербах
Уверенность в чистоте собственной совести есть либо лицемерие, либо знак нравственной неразвитости, слепоты в отношении собственных оплошностей и ошибок, неизбежных для каждого человека, либо свидетельство самоуспокоенности. Состояние «чистой», «успокоившейся» совести выражает самодовольное сознание (Гегель); в конечном счете, это бессовестность, понимаемая не как отсутствие совести, а как склонность не обращать внимания на ее суждения (Кант).
И в наше время многие тоже придерживаются такого взгляда. Так, Ю. А. Шрейдер (1997) пишет, что чистая совесть свидетельствует не о моральном совершенстве, а об отсутствии или слабом развитии стыдливости, то есть бесстыдстве.
Если совесть у человека чиста, то это редко свидетельствует о моральном благополучии. Это значит попросту, что совесть молчит, не видит нарушений. Фактически это признак отсутствия работы совести, ее омертвение, бессовестность. Быть совестливым и иметь чистую совесть — понятия противоположные. Дело в том, что чем сильнее в человеке развита совесть, чем она чувствительнее, тем сильнее ее укоры. Известно, что люди с наиболее высокой моралью никогда не имели того, что свойственно обычным грешным людям, — чистой совести. Есть хороший шуточный вопрос: «Какое чудо не в состоянии совершить ни один святой?» Ответ таков: «Он не в состоянии ощутить свою святость». Именно святым присуще наиболее острое ощущение собственной греховности, ибо их совесть имеет очень низкий порог чувствительности, то есть их моральная внимательность к себе очень велика, а стыдливость высоко развита.
Шрейдер Ю. А., 1997.
Другое мнение состоит в том, что признавать свою совесть чистой возможно и нужно. Чистая совесть — это сознание того, что ты в общих чертах справляешься со своими моральными обязанностями, выполняешь то, что положено, и делаешь это честно и с желанием, что за тобой нет существенных нарушений долга и крупных отступлений от нравственных ориентиров. Ощущение чистой совести обеспечивает человеку уравновешенность, спокойствие, способность оптимистично и бодро смотреть в будущее. Поэтому нет реальных оснований изобретать себе муки и посыпать голову пеплом.
Чистая совесть, с точки зрения ряда психологов и этологов, — это нормальное состояние человека, выполняющего моральный долг, это награда за нравственные усилия. Без чистой совести добродетель потеряла бы всякую ценность.
Выражения «спокойная совесть» или «чистая совесть» в обычной речи означают осознание человеком выполненности своих обязательств или реализации всех своих возможностей в данной конкретной ситуации. Чистая совесть подтверждает сознанию, сориентированному на внешний авторитет, его соответствие предъявляемым извне требованиям и поэтому вызывает чувство благополучия и безопасности, как будто гарантированные самим фактом угождения авторитету.
Юнг говорит об истинной и ложной совести (Jung, 1958): «Парадоксальность, внутренняя противоречивость совести издавна хорошо знакомы исследователям этого вопроса: помимо “правильной” есть и “ложная” совесть, которая искажает, утрирует, превращает зло в добро и наоборот. Это, например, совершают иные угрызения совести, причем с такой же принудительностью, с такими же сопутствующими эмоциями, как и при истинной совести. Без этой парадоксальности вопрос о совести вообще не представлял бы проблемы, поскольку всегда можно было бы целиком полагаться на решение совести. Но по этому поводу имеется огромная и вполне оправданная неуверенность. Требуется необычайное мужество или, что то же самое, непоколебимая вера, когда мы желаем следовать собственной совести. Мы послушны совести лишь до какого-то предела, заданного как раз извне нравственным кодексом. Тут начинаются ужасающие коллизии с долгом, разрешаемые по большей части согласно предписаниям кодекса. Лишь в редких случаях решения принимаются индивидуальным актом суждения. Там, где совесть не получает поддержки морального кодекса, она с легкостью впадает в пристрастия.
Пока царствуют традиционные моральные предписания, отличить от них совесть практически невозможно. Поэтому мы так часто встречаемся с мнением, будто совесть есть не что иное, как суггестивное воздействие моральных предписаний, что ее не существовало бы вообще без моральных законов <…> Моральная реакция изначально присуща психике, в то время как моральный закон есть позднее, окаменевшее в суждениях следствие морального поведения. Он кажется идентичным моральной реакции, то есть совести. Но эта иллюзия исчезает в то мгновение, когда происходит коллизия долга, когда становится очевидным различие между нравственным кодексом и совестью. Решение тут зависит от силы: перевесит ли традиционно-конвенциональная мораль или совесть. Должен ли я говорить правду, ввергая тем самым других в верную катастрофу, или должен солгать, чтобы их спасти? <…> В непосредственной близости к положительной, или истинной, совести стоит отрицательная, именуемая ложной, совесть. Соответственно она принимает имена дьявола, искусителя, соблазнителя, злого духа и т. д. С фактом этой близости сталкивается каждый отдающий себе отчет о своей совести. Он должен признаться, что мера добра в лучшем случае лишь ненамного превосходит меру зла, если вообще превосходит <…> Обе формы совести, истинная и ложная, проистекают из одного источника, а потому близки по своей убедительности»[19].
В социальной психологии изучаются феномены «коллективных» эмоций вины и стыда, переживаемых в ответ на проступки других индивидов (Branscombe et al., 2012; Iyer et al., 2006; Piff et al., 2012; Schmader, Lickel, 2006; и др.), но у такого подхода имеются противники, которые упирают на то, что источником истинной совести может быть только один человек и что все нравственные чувства предельно индивидуальны.
