Глава 2 Зубоврачевание в Киевской Руси и в Московском Царстве

Глава 2

Зубоврачевание в Киевской Руси и в Московском Царстве

Как государственное образование Киевская Русь сформировалась в IX в. Многие века восточные славяне были язычниками и только в конце X в. приняли из Византии, с которой имелись давние отношения, православие. Именно эти давние связи и обусловили особенности развития медицины на Руси. С одной стороны, это был многовековой опыт народной медицины, основанный на опыте языческих жрецов-травников, а с другой стороны, на Русь достаточно рано начали проникать фрагменты медицинских практик эллинистического мира.

После крещения Руси в конце X в. к славянам хлынул поток византийских специалистов самых разных профессий. Вне всякого сомнения, имелись среди них и медики, унаследовавшие знания эллинистической цивилизации. Уже в то время в летописях встречались упоминания о специалистах-медиках, которых именовали «лекарь», «лечец», «врач». Поскольку через Киевскую Русь проходил международный транзитный путь «из варяг в греки», соединявший Скандинавию с Византией, лекари на Руси имели возможность познакомиться со всеми достижениями зубоврачевания того времени. Кроме этого, на Руси при княжеских дворах практиковали врачи-иностранцы.

Зубной лекарь. Средневековая миниатюра

Во времена Киевской Руси в рамках традиционной знахарской медицины имелись целители, специализировавшиеся на лечении зубных болезней, их называли «зубоволоками». Как следует из названия, «зубоволоки», эта помощь носила радикальный характер, связанный с удалением, т. е. «зубоволочением», больного зуба. Имелись и традиционные консервативные методы лечения в виде полосканий, приготовленных из лечебных трав. Например, киевский лекарь Агапий (XII в.) для успокоения зубной боли применял в виде полосканий отвар белены черной, настойку касатика и др.

Православная церковь, активно вытеснявшая язычество во всех его проявлениях, не оставила в стороне зубные хвори и немедленно «определила» одного из своих святых в качестве покровителя всем страдающим зубными болезнями. Им стал святой Антипа. Это был епископ Пергамский, ученик св. апостола Иоанна Богослова, погибший во времена раннего христианства эпохи римских императоров Нерона и Диолектиана. Погибая в раскаленном чреве медного быка, епископ просил о даровании ему благодати лечить людей в «неутешной зубной боли» (Ап. 2, 13). Со времен Киевской Руси бытовала и специальная «зубная» молитва, обращенная к св. Антипе[41].

Св. Антипа, епископ Пергама Асийского

Забегая вперед, отметим, что во времена Московской Руси появились и национальные святые, «специализировавшиеся» на исцелении зубной боли. Таковым считался митрополит Московский Иона (1390-е – 1461), которому еще при жизни приписывался дар исцеления от зубной боли[42].

В 1530-х гг. в Москве близ Кремля, в 400 метрах от Боровицкой башни, возвели деревянную церковь св. Антипы (архитектор Алевиз Фрязин). В 1560-х гг. деревянную церковь заменили каменной. По легенде, в этом храме Иван Грозный венчался со своей очередной женой. Иван IV чтил этого святого, и среди его родовых моленных святынь имелся зуб св. «Онтипия Великого», окованный серебром.

Митрополит Иона Московский

«Специализация» святого привлекала в храм буквально «всю Москву». Здесь молились и цари, и вельможи, и простые горожане, просившие у св. Антипия «зубного» здравия. Царь Алексей Михайлович не раз хаживал на богомолье «к Антипию» с первого же года своего правления. Однажды он положил к образу чудотворца «два зубка серебряных». Связано это было с тем, что, по обычаю, к иконе св. Антипия подносились подвески с изображением зуба и с молитвой о здравии. Эта была общая для православных и католиков традиция, когда иконы святых, «специализировавшихся» на том или ином заболевании, буквально обвешивались соответствующими «моделями» излеченных «органов».

Н.А. Найденов. Церковь св. Антипия на Колымажном дворе (1882 г.)

Возвращаясь во времена Киевской Руси, отметим, что народная медицина, восходящая к временам язычества, существенной частью которой были магические заклинания и заговоры, активно использовала эти приемы для лечения стоматологических больных. В качестве примера приведем несколько заговоров против зубной боли: «Как земляника эта засыхает и завядает, так чтобы у раба божия зубы замирали и занемели, чтобы черви и пути занемели, по сей день, по сей час»; «Месяц ты месяц, серебряные рожки, златые твои ножки. Сойди ты, месяц, сними мою зубную скорбь. Унеси боль под облака. Моя скорбь ни мала, ни тяжка, а твоя сила могуча. Вот зуб, вот два, вот три. Все твои, возьми мою скорбь»[43].

Надо сказать, что когда начиналась нестерпимая зубная боль, то люди охотно обращались и к христианским, и языческим «методикам» лечения зубов. Так как язычество было тесно связано с силами природы, то исцеление от зубной боли связывалось с растительным и животным миром. Например, славяне верили в целебную силу дерева. Считалось, что ему можно отдать свою боль и взять его силу. Таким целебным деревом считался дуб.

Современный вид церкви св. Антипия в Москве

Методика лечения была следующей. При зубной боли в лесу отыскивали старый дуб, рядом с которым били ключи, сдирали с его веток кору и, вымочив ее в роднике, носили в ладанке. Другой вариант лечения – при зубной боли грызли дубовую кору.

В этой практике имелась своя рациональная составляющая: кора дуба, насыщенная танином, активно использовалась в народной медицине, так как отвар коры дуба обладает вяжущим, противовоспалительным и противогнилостным свойствами. Лечебные свойства коры дуба обусловлены наличием дубильных веществ (пирогалловая группа), которые, взаимодействуя с белками, образуют защитную пленку, предохраняющую ткани от местного раздражения. Кроме того, дубильные вещества денатурируют протоплазматические белки патогенных микроорганизмов, препятствуя их развитию. В виде полоскания отвар коры дуба использовался при гингивитах, неприятном запахе изо рта, стоматитах, воспалении слизистой оболочки глотки и гортани, для укрепления десен.

Использование зубоврачебных методик греко-римской цивилизации на Руси имело и династическую составляющую. Так, внучка Владимира Мономаха Евпраксия-3оя[44], вышедшая в 1122 г. замуж за византийского императора Алексея I Комнина (1056/1057-1118), занималась медициной. В Византии к ней относились с осторожностью, поскольку императрица (вскоре овдовевшая) тяготела «к магии и знахарству». Поводом к такому обвинению послужило то, что Евпраксия-Зоя умела лечить травами и обобщила свои знания по «врачебной хытрости» в написанном по-гречески трактате «Алимма» («Мази»)[45]. При этом, как следует из текста трактата, славянская княжна и византийская императрица была знакома с трудами Гиппократа, Ибн-Сины и др.

Трактат состоит из пяти частей, в которых рассматриваются общие вопросы гигиены, содержатся краткие сведения по микропедиатрии, дерматологии, внутренним болезням. В четвертой части трактата – «Наружные болезни» – содержались рекомендации по натиранию мазями при «парше», болезнях зубов, кожи.[46] Уже в наше время этот медицинский текст перевели с древнегреческого языка и дважды издали на русском языке.[47] В трактате имеются сведения и по зубоврачеванию: описывается прорезывание зубов у младенцев и меры, которые при этом необходимо принимать, даются советы по устранению запаха изо рта, приводятся методы лечения различных заболеваний полости рта.

В числе этих советов следующие:

«…когда у ребенка начнется рост зубов, пусть ему намажут места вырастания зубов маслом из левкоев и воском или пусть натрут животным маслом, чистым и свежим, смешанным с сахаром»;

«…если же случится во рту и на языке жжение и жар, то, взяв три драхмы очищенной чечевицы, две драхмы сухих роз, по три драхмы сухого кориандра, семян портулака и шампиньона, половину драхмы камфары и растерев хорошо, сделай подобие дорожной пыли и натри во рту и на языке»;

«…для того чтобы сделать зубы белыми, возьми по две драхмы жженых отрубей и белой соли, все это растерев хорошо, натри зубы»;

«…при качающихся зубах возьми по две драхмы клещевины, квасцов и кожуры гранатов, все это растерев и перемешав, натри корни зубов; воздерживайся от всякой очень острой пищи, от разгрызания миндаля, грецких орехов и фундука»;

«…при дурном запахе изо рта, растерев руту, положи ее в инжир и, изжарив, дай есть очень горячим»;

«при дурном запахе изо рта следует жевать блошиную мяту или семена сельдерея, или куманики, листья винограда или душистое вино»[48].

Кроме этого, в трактате славянской принцессы и византийской императрицы даны рекомендации по лечению «съеденных зубов»:

«…дряхлых десен и при кровоточащих зубах, при качающихся зубах, дурно пахнущих, гниющих и при всяком другом страдании зубов разотри с вином рог оленя, затем обмажь кругом шатающийся зуб, и он перестанет качаться»;

«…средство при сильнейших зубных болях: дикого винограда, перца, колотых квасцов, смолы – все это измельчить и принимать с виноградом без косточек и обмазывать кругом зубы»;

«при качающихся зубах и причиняющих боль: квасцы колотые и корни мыльнянки растереть и держать во рту пока боль не уймется или раскалить железо на огне, окунуть в уксус и этот уксус держать во рту и им полоскать. При болезни полости рта, при воспалении глотки растереть листья оливы и залить растительным маслом и смазывать. При потрескавшихся губах измельчить клещевину, смешав с медом, – намазывать»;

«…при трещинах на губах или на лице: олений мозг, мастику, растительное масло, белый воск, смешав, намажь – испытанное».

На Руси медицинские знания, в том числе стоматологического характера, обобщались в «Травниках». Несмотря на такое название, для оказания помощи стоматологическим больным рекомендовались средства самого широкого спектра – от растений до минералов. Например, славяне были знакомы с язвенными стоматитами, для лечения которых они использовали мед: «Мед пресной исцеляет прыщи ртяные, аще им помазуем». Сегодня всем известно, что мед обладает ранозаживляющими свойствами. В тех же целях применялся хрен: «Хрен толчон и варен в уксусе и тем рот полощем, тогда язвы ртяные от того заживут». В хрене фитонциды обладают высокой антибактериальной активностью. При лечении гингивитов и глосситов применялся и подорожник (попутник): «Сок попутника травы, аще рот тем полощем, болесть зубная и оток (отек) от того перестанет и язвы на языке заживут».

Пытались тогда лечить и кариес. Причиной этого заболевания как в Европе, так и в Азии считали «зубного червя». Для его изгнания рекомендовали растущую в долине Москвы-реки черную чемерицу[49]: «Черныя чемерицы корень вари в воде и тем рот полощем, болезнь зубную уймет, десны укрепляет и черви из зубов от того полоскания выпадут». Из других растений активно рекомендовался чистотел: «Корень селидониевы травы аще во рту жуешь, всякую болезнь зубную уймет».

Любопытны рецепты минералов, которые также использовались в стоматологической практике, например, использовали селитру и квасцы. Как известно, они обладают вяжущими и противовоспалительными свойствами: «Возьми селитры перепущенной и с водою варить, да туда же прибавить квасцов сженых, да масла коровья и, сваря, держать горяче во рте». Рекомендовались и такие ингредиенты, как жженые рога козы, которые также использовались при болезнях зубов и полости рта.[50]

Таким образом, на Руси длительное время соседствовали методы лечения зубов, представленные знахарской, народной медициной, восходящей своими корнями к временам язычества, так и научной медициной, представленной врачами-«эллинами», унаследовавшими знания греко-римской цивилизации.

Зубы периодически болят у всех. При этом социальный статус и материальные возможности позволяют решать возникающие стоматологические проблемы на различном профессиональном уровне. По определению, предполагается, что первых лиц страны лечат профессионалы высочайшего уровня, располагающие всем доступным инструментарием и оперирующие самыми современными методиками лечения. Так обстоит дело сегодня, так было и «при царях». Начиная с XVII в., в штате Аптекарского приказа, а затем в структурах Придворной медицинской части Министерства Императорского двора значились «зубные врачи», или «дентисты», которые по должности лечили первых лиц империи. Однако как обстояло дело с «зубными проблемами» у великих князей и московских царей в XVI–XVII вв. и как велась профилактика стоматологических заболеваний в их повседневной жизни, известно крайне мало.

Великий князь Иван III Васильевич

После того как великий князь Иван III Васильевич закончил собирание русских земель вокруг Москвы, придворная медицина, в том числе и стоматологического характера, вышла на новый уровень. Во многом это связано со второй женитьбой великого князя на византийской принцессе Софье Палеолог в 1472 г.

Наряду с итальянскими архитекторами, перестроившими Московский Кремль, на Русь для работы при дворе великого князя стали выезжать и европейские медики. К 1483 г. относится упоминание об иноземном враче Антоне Немчине, которого Иван III «держал в большой чести». В 1490 г. упоминается другой иноземный лекарь – «мастер Леон» из Венеции[51].

Преобладание итальянской врачебной компоненты связано с тем, что Софья Палеолог выросла в Риме при дворе папы римского Павла II. А поскольку врачи того времени были универсалами с отчетливой хирургической специализацией, то можно утверждать, что упомянутые врачи-иноземцы оказывали великому князю и членам его большой семьи и зубоврачебную помощь. Добавим, что ответственность врачей за результаты лечения тогда была очень высока. Так, приехавший в Москву по приглашению Софьи Палеолог врач Леон был казнен, поскольку не сумел вылечить сына Ивана III: «И того лекаря Леона… князь велики поимати и после сорочин сына своего… повеле казнити, головы ссечи. И ссекоша ему головы на Болвановьи»[52].

Отметим, что подобная жесткая практика была характерна не только для Руси. Врачей, особенно «приглашенных», частенько казнили и в Европе не только за неудачный исход лечения или за смерть их пациента, но и для того, чтобы не допустить утечки информации о недугах правящей особы. Судя по летописной фразе, лекарь Леон прекрасно представлял последствия своей неудачной медицинской практики в стенах Московского Кремля. Поэтому он и бежал, а после его поимки великий князь приказал «головы ссечи». Такие тогда были «гонорары».

Перечисленные врачи не состояли в придворном штате великого московского князя Ивана III. Их только приглашали в Кремль по мере надобности. Но поскольку в то время смерть от яда была самым обычным делом (итальянцы – большие знатоки этого направления фармакологии), такая «безнадзорность» ученых врачей была просто опасна для первого лица. Поэтому уже при Василии III Ивановиче (1505–1533) врачей начали включать в придворный штат с соответствующим жалованьем и жестким присмотром за всеми их неслужебными контактами. С этого времени придворные врачи лечили только семью великого князя и его ближайшее окружение.

Великий князь Василий III Иванович (миниатюра из «Царского Титулярника»)

Особым расположением великого князя пользовался немецкий врач из Любека Николай Бюлов (в России его также называли Николай Булев), которого императорский посол Франциск ди Коло, посетивший Москву в 1518 г., назвал «профессором медицины, астрологии и других основных наук». Отметим, что Бюлов с 1490-х гг. работал в Новгороде и к моменту занятия должности придворного врача хорошо знал русский язык. Торговавший с Русью через Новгород Ганзейский союз проложил «маршруты» проникновения в Россию для многих европейских специалистов, в том числе и врачей.

Поскольку со времен Ивана III Московское царство начинает экспансию на запад, то периодически во время военных кампаний в плен к русским попадали врачи, продолжавшие работать «по специальности», но уже в Москве. Таким специалистом был врач Феофил (Теофил), уроженец Любека, взятый в плен во время похода на Литву в 1515 г. Как отмечал Н.М. Карамзин: «Иностранцам с умом и дарованием легче было тогда въехать в Россию, нежели выехать из нее». Упомянутые врачи проработали в Москве долгие годы – Николай Бюлов, по крайней мере, до смерти Василия III в 1533 г., а Феофил упоминается в 1537 г.[53]

При Иване IV Васильевиче (1533–1584) при царском дворе появляются первые врачи-англичане. Это связано с установлением дипломатических отношений с Англией в 1553 г. и началом личной переписки царя и английской королевы Елизаветы (1533–1603). Когда в феврале 1557 г. в Лондон прибыл русский посол Осип Непея, он среди прочих специалистов пригласил на русскую службу английского врача Ральфа Стэндиша. Это был молодой квалифицированный врач, о чем свидетельствует его послужной список[54]. В апреле 1557 г. русское посольство отправилось в обратный путь. Среди грузов на корабле разместили и сундук с лекарственными принадлежностями, которые сопровождал аптекарь Ричард Элмес.

Первого в России английского врача, доктора медицины Ральфа Стендиша, приняли в Москве в сентябре 1557 г. с большим почетом, Р. Стендиш получил в подарок 70 рублей, коня и шубу, подбитую соболями. Вместе с другими англичанами он несколько раз принимал участие в царских пирах.

Английский доктор пробыл в России около двух лет, однако сведений о характере его медицинской практики на Руси практически не имеется. Но можно с уверенностью предположить, что он был вхож в Московский Кремль, где лечил членов семьи Ивана Грозного. На время пребывания в Москве Ральфа Стендиша пришлась смерть царевны Евдокии (июнь 1558 г.), в ноябре 1559 г. опасно заболела царица Анастасия (умерла в августе 1560 г.). Тогда же, в декабре 1559 г., английский врач Ральф Стендиш и умер в Москве (его завещание вступило в силу 24 декабря 1559 г.). С учетом судьбы врача Леона из Венеции, казенного за неудачное лечение, и особенностей характера Ивана IV Васильевича, английский врач вполне мог быть казнен.

Видимо, английским врачам стала известна судьба Ральфа Стендиша, поэтому, когда зимой 1566/67 г. английский посол А. Дженкинсон попытался найти для московского царского двора нового английского врача, желающих среди дипломированных медиков не оказалось. И это при том, что Иван IV гарантировал «великие милости» и возможность свободного выезда на родину.

В.М. Васнецов. Царь Иван Васильевич Грозный. Фрагмент. 1897 г.

Видимо, в силу сложившейся ситуации предложение Ивана Грозного принял недоучившийся студент Ричард Рейнольдс (ок. 1529–1606).[55] В мае 1567 г. он отправился в Россию. Груз лекарственных товаров сопровождал аптекарь Томас Карвер. Чем Р. Рейнольдс занимался в Москве целый год – неизвестно. Но Иван Грозный сдержал слово, и грамота, дозволявшая английскому врачу выезд на родину, была составлена в Москве 1 апреля 1568 г. Перед выездом в Англию Рейнольдс получил от царя вознаграждение в 200 рублей.

Судя по всему, этой «спецоперацией» Иван Грозный хотел дать понять иноземным медикам, что в Москву можно приезжать без всяких опасений за свою судьбу. Именно поэтому и был щедро одарен не имевший законченного медицинского образования «вечный студент» Рейнольдс.

Так был создан прецедент, в результате которого фигура врача-иностранца стала совершенно обычной в Московском Кремле. В 1568 г. по просьбе Ивана IV, обращенной к английской королеве Елизавете, в Москву прибыл доктор Арнульф Линсдей. По сведениям современников, к этому доктору Иван Грозный «великую любовь всегда показывал и кроме него лекарств ни от кого не принимал». Умер доктор трагически: во время ужасающего пожара Москвы, вызванного набегом крымского хана Девлет-Гирея в 1571 г., он задохнулся в погребе.

В литературе имеются упоминания о визите в Москву врача Ричарда Ригерта (1569 г.), но самую скандальную известность приобретает голландский доктор, выпускник Кембриджа Елисей Бомелий (Элизиус Бомелиус)[56], которого в России считали колдуном. В декабре 1569 г. английская королева позволила Бомелиусу выехать в Россию. Несмотря на популярность в Англии Бомелиуса как врача, он практиковал без надлежащего диплома и лицензии, поэтому в июне 1570 г. его доставили на корабль русского посла буквально из тюремной камеры.

Бомелиус оказался востребованным при дворе Ивана Грозного, поскольку в числе прочего занимался составлением ядов замедленного действия. Известно также, что он 26 июня 1571 г. проводил медицинский осмотр царских невест, включавший визуальный анализ урины. Видимо, Бомелиус вплоть до 1575 г. пользовался доверием Ивана Грозного. Впрочем, верности Бомелиуса способствовало и то, что его жена и дети тоже находились в Москве. В октябре 1575 г. Бомелиус отправился за лекарствами в Ригу. Эта поездка была воспринята как побег. Врача сумели схватить в дороге и доставить обратно в Москву. В ходе страшных пыток Бомелиус скончался, оставив по себе славу «волхва лютого».

Несмотря на этот эпизод, в Россию продолжали приезжать новые врачи и аптекари из Англии – доктор Роберт Якоби и аптекарь Джеймс Френчам (в России его звали Яковом Астафьевым). И таких примеров имеется довольно много.

Для нас важно то, что все эти медики, в том числе и хирурги, были в состоянии радикальными методами решать возникающие стоматологические проблемы русских царей и их ближайшего окружения. К ним можно отнести специализировавшегося в хирургии и аптекарском деле Ричарда Элмса (1557 г.). При всем этом московские цари захаживали и к св. Антипию, снимая зубную боль молитвами, т. е. соматическими методиками.

В 1581 г. на территории Московского Кремля открыли царскую аптеку – первую государственную аптеку России. Ее создание связывают с именем английского аптекаря Джеймса Френчама, служившего при Московском дворе вплоть до смерти Ивана Грозного в 1584 г. Еще раз отметим, что аптека находилась в Кремле, в палатах напротив Чудова монастыря и Кремлевских соборов. По свидетельству современников, помещения аптеки были роскошно обставлены.

Уличный зубной лекарь

Зубные лекари

Лекарства для нее либо доставлялись из-за границы, либо смешивались из «импортного сырья» на месте. Среди заморских лекарств, имевшихся в аптеке, упоминаются опий, камфара, александрийский лист и др. Некоторые из них, имевшие наркотическую составляющую, вполне могли использоваться для обезболивания при зубоврачебных операциях.

Интерьер средневековой аптеки.

Музей фармацевтики. Краков

Имелись в царской аптеке и традиционные лекарственные растения из арсенала русской народной медицины – валериана, змеев корень, чернобыльник, медвежье ухо, земляной дым, дикая греча, можжевеловые ягоды, земляника, солодковый корень и др. Уже тогда лекарственные травы начинали выращивать на специальных «аптекарских огородах». Один из них находился буквально под стенами Кремля, «между Боровицкими и Троицкими воротами и слободой стрелецкого полка», т. е. в районе современного Александровского сада. Все эти наработки, собственно, и стали основой для создания Аптекарского приказа.

О степени распространения и востребованности медицинских знаний свидетельствует появление «Домостроя» – известного памятника древнерусской литературы XVI в. Любопытно, что авторство приписывают монаху Сильвестру, входившему вплоть на начала 1560-х гг. в ближайшее окружение Ивана IV. По преданию, эту книгу Сильвестр написал для молодых супругов – 17-летнего Ивана IV Васильевича и 15-летней Анастасии. Это была настоящая энциклопедия семейной жизни, в которой нашлось место и для рекомендаций по зубоврачеванию.

Интерьер европейской аптеки. XVIII в.

Например, там рекомендовалось есть кислую капусту для укрепления слабых десен и профилактики цинги. Указывалось на целебные свойства настойки из сельдерея: «…той же настойкой рот полощи, гнилой запах она изо рта уберет, десны укрепит и зубную боль излечит»; о соке шиповника: если полоскать им рот, то он «выведет болезнь из десен»; о толченых ягодах шиповника: «…ими десны и зубы натирай, и оттого болезнь выйдет»[57].

Фермер у зубного лекаря. Джон Лucc (Johann Liss). 1615.

В XVII в. в Московском царстве появились другие сочинения с советами по семейной жизни, включавшими и рекомендации по уходу за полостью рта. Например, женщинам рекомендовалось чистить зубы «корою дерева горячего и терпкого и горького на язык шкнутого (жесткого)». В педагогических сочинениях особо указывалось, что чистить зубы для белизны квасцами или солью, а тем более порохом («яко же творят жены») – «деснам вредно есть», но в то же время предлагалось вычищать остатки пищи «косточками из курячих голенен» (зубных щеток и зубочисток тогда на Руси не знали).

Поскольку «лицевая чистота» даже без «углаждения» специальными притираниями почиталась «украшением лица женского», то и в простых семьях женщины по утрам непременно «измывали себя». Женщины, страдающие дерматитами, могли смешивать при умывании «мыльну траву» с чистотелом («корень истолокши класть в мыло – лице будет чисто и бело»).[58]

Таким образом, к середине XVI в. в Москве сложилась практика, что царя и его семью лечили врачи-иностранцы. Собственно зубных врачей среди них не было, как их не было даже на этом уровне власти и в Европе, а возникающие проблемы полости рта решали хирурги. Консервативное лечение зубов во всем его многообразии обеспечивали не только аптекари, но и знахари, которых тоже периодически приглашали в Кремль. Имена этих врачей иностранцев нам известны.

Врачи Рюриковичей

Возникает вопрос, имеются ли объективные данные, позволяющие оценить состояние зубов царственных особ? Как это ни странно: и да, и нет. Да, в том плане, что царские захоронения не единожды вскрывались и имеются реконструкции облика московских царей и цариц, выполненные по методу академика М.М. Герасимова. Следовательно, у исследователей-антропологов имелись все возможности оценить состояние полости рта усопших. Однако данные на этот счет носят фрагментарный характер, и появились они сравнительно недавно.

Говоря о состоянии зубов первых лиц времен Московского царства, следует иметь в виду несколько факторов. Во-первых, возраст, до которого доживали цари и царицы. Во-вторых, известные нам заболевания первых лиц, в том числе наследственные. В-третьих, распространенные в то время заболевания, которые могли спровоцировать те или иные проблемы полости рта. Итак…

Возрастная характеристика московских царей и цариц XV–XVI вв. (Рюриковичи)

Если говорить о московских царях-рюриковичах, среди них было три «долгожителя» (65,54 и 53 года) и болезненный Федор Иоаннович, умерший в 40 лет. Все они либо в силу возраста, либо в силу хронических заболеваний имели те или иные стоматологические проблемы.

В 1963 г. по инициативе академика М.М. Герасимова вскрыли несколько захоронений в соборах Московского Кремля. Все внимание, конечно, привлекало захоронение Ивана Грозного, но «попутно» вскрывались захоронения и его сыновей – Ивана (28 марта 1554 – 19 ноября 1581) и Федора (11 мая 1557 – 7 января 1598). При этом только череп Ивана Грозного подвергался антропологическим исследованиям, были сделаны его фотографии и точный слепок. Результатом этой работы стала блестящая реконструкция облика Ивана IV Васильевича.

План Архангельского собора Московского Кремля с указанием захоронений

Для этой работы была очень важна сохранность черепа царя. Оставляя в стороне дискуссию о том, была ли смерть царя насильственной или естественной, заметим, что 53 года Ивана IV для XVI в. – возраст достаточно преклонный. В опубликованных исследованиях констатируется, что череп Ивана IV «хорошо сохранился»[59]. К сожалению, авторам не удалось найти опубликованных протоколов, в которых имелась бы какая-либо объективная информация о состоянии зубов царя. Как это ни странно, но в опубликованных материалах судебно-медицинских экспертов нет ни слова о состоянии зубов Ивана Грозного[60]. Однако есть фотографии, где хорошо видно, что зубы царя, при всех его хронических заболеваниях, находились в удовлетворительном состоянии.

Исследование останков Ивана Грозного показало, что в последние шесть лет жизни у него развились остеофиты[61] (солевые отложения на позвоночнике), причем до такой степени, что он уже не мог ходить – его носили на носилках. Как отмечал обследовавший останки академик М.М. Герасимов, он не видел таких мощных отложений и у самых глубоких стариков. Вынужденная неподвижность, соединившись с общим нездоровым образом жизни, нервными потрясениями и пр., привела к тому, что в свои 50 с небольшим лет царь выглядел дряхлым стариком. Но при этом, повторим, состояние зубов у 53-летнего царя было вполне удовлетворительным.

Останки царя Ивана IV Васильевича

М.М. Герасимов также отмечал: «Рот с его опущенными углами и выступанием нижней губы определяется линией смыкания зубов и смешанным ступенчато-щипцеобразным прикусом»[62]. М.М. Герасимов полагал, что форма рта и губ зависит от формы и величины зубов, строения челюсти, характера прикуса и степени выступания челюстей. Сотни измерений и сопоставлений показали, что величина красной каймы губ близка к высоте эмали среднего резца, рисунок разреза рта повторяет рисунок смыкания зубов, а ширина ротовой щели равна расстоянию между внешними сторонами вторых коренных зубов верхней челюсти.

Череп царя Ивана IV Васильевича

Скульптурный портрет царя Ивана IV Васильевича. Реконструкция Герасимова. 1964 г. Музеи Московского Кремля

Черепа сыновей Ивана Грозного сохранились значительно хуже. Причиной их разрушения послужили, по мнению антропологов, каменные «подушки-изголовья» (6–8 см высотой), устроенные в каменных саркофагах. Весной талая вода скапливалась в гробах, перекрывая все захоронение, а в сухое время года, обогащенная солями кальция, она медленно испарялась. Поскольку черепа во всех захоронениях занимали самое высокое положение, то при испарении влаги соли кальция концентрировались и кристаллизовались в костях черепа, механически разрывая их структуру[63].

Основные типы прикуса зубов по М.М. Герасимову. Кунсткамера

Что касается многочисленных жен Ивана Грозного, то все они умерли в довольно молодом возрасте. Если царей хоронили в Архангельском соборе Московского Кремля, то цариц – в Воскресенском соборе. Когда в 1929 г. приняли решение об уничтожении храма, сотрудники кремлевских музеев перенесли тяжеленные саркофаги и останки цариц в подвальную палату Архангельского собора, где они находятся по сей день.

И.Е. Репин. Иван Грозный и его сын Иван. 1884 г.

Тогда захоронения вскрывались, но фиксация проводилась только искусствоведческая, без антропологической составляющей. Времени на это тогда просто не было.

Царь Федор Иоаннович

В 1993 г. в Архангельском соборе Московского Кремля начались исследования женских захоронений. В этом случае огромное значение придавалось именно антропологической составляющей, поскольку требовалось не только по возможности реконструировать внешний облик московских цариц, но и уточнить причины их смерти.

Перенесение саркофагов великих княгинь и московских цариц в 1927 г. перед разрушением Вознесенского монастыря. Московский Кремль

При вскрытии саркофага Софьи Палеолог в декабре 1993 г. в ходе исследования ее скелета, в числе прочего, установили, что череп великой княгини хорошей сохранности. В протоколе констатируется: «Кости черепа коричневого цвета, почти полностью подсохшие… На верхней челюсти вместе с отсутствующими фрагментами альвеолярного отростка отсутствуют 7 и 8 зубы справа, 5–8 зубы слева (на месте 5 зуба имеется лунка, покрытая беловатым налетом). Остальные зубы на обеих челюстях в наличии (курсив наш. – Прим. авт.). Зубная эмаль местами выкрошена. 8 нижний зуб справа с кариозной полостью на передней поверхности»[64]. Также исследователи установили, что «по степени зарастания швов и степени изношенности зубов биологический возраст может быть определен в пределах 50–60 лет» при росте «примерно 160 см». Таким образом, к 60 годам великая княгиня утратила 6 зубов, сохранив все остальные. При этом исследователи отметили только единичный след кариеса.

Софья Палеолог. Реконструкция

Далее в протоколе указывается: «Обнаруженные при исследовании скелета гребневидное разрастание кости на смежных краях 2 и 3 поясничных позвонков и шишковидные костные наросты на внутренней стороне чешуи лобной кости (внутренний фронтальный гиперостоз) свидетельствуют о том, что у Софьи Палеолог имел место диффузный идиопатический скелетный гиперстоз, обусловленный, наиболее вероятно, гормональными нарушениями. Подобное заболевание проявляется в виде ожирения, появления усов и волос на подбородке, огрубления черт лица»[65].

Все эти данные легли в основу реконструкции внешнего облика великой княгини Софьи Палеолог, проведенной по методу академика М.М. Герасимова.

Погребение Анастасии (миниатюра Лицевого летописного свода)

В начале 1994 г. вскрыли захоронение первой жены Ивана Грозного – царицы Анастасии. Исследователи уверенно заявили, что жену царя отравили. Череп царицы оказался не пригоден для реконструкции, но верхняя челюсть уцелела. В протоколе зафиксировано: «Верхняя челюсть полностью отделена, на ней отсутствуют центральные резцы, левый боковой резец и левый клык. Отмеченные зубы обнаружены в прахе под черепом… По степени зарастания швов и степени изношенности зубов (верхней челюсти) ориентировочный биологический возраст может быть определен в пределах 25–30 лет»[66].

При вскрытии в 1994 г. захоронения второй жены Ивана Грозного – Марии Темрюковны обнаружили скелет, завернутый в саван. Но череп царицы плохо сохранился, поэтому восстановить ее скульптурный портрет оказалось невозможным. Прекрасно сохранилась лицевая часть черепа третьей жены Ивана Грозного – Марфы Собакиной, поэтому удалось воссоздать ее достоверный скульптурный «портрет». Стоматологической составляющей протокола авторам обнаружить не удалось. Однако не приходится сомневаться, что у молодой красавицы, прошедшей жесткий отбор царских невест и умершей от отравления сразу же после свадьбы, с зубами все было в порядке.

Марфа Собакина. Реконструкция

Елена Глинская. Реконструкция

Фрагментарно сохранился скелет матери Ивана Грозного – великой княгини Елены Глинской. При вскрытии ее захоронения выяснилось, что из всех отделов скелета только череп серьезно пострадал от влажности и солей, выделенных саркофагом. Но лицевой отдел черепа и нижняя челюсть хорошо сохранились, что позволило реконструировать ее внешний облик. Исследователей интересовал возраст великой княгини, поэтому в литературе попутно упоминается об очень хорошем состоянии зубной и скелетной систем, свидетельствующих о молодом возрасте княгини.

Правда, зубы княгини, несмотря на прекрасное состояние, были довольно неровными. Основываясь на этих данных, определили предположительный год рождения Елены Глинской – около 1510 г. Проведенные исследования позволили точно установить факт отравления великой княгини. Фоновый уровень был превышен по многим элементам – меди (в 2 раза), цинку (в 3 раза), свинцу (в 28 раз), мышьяку (в 8 раз) и селену (в 9 раз).

Таким образом, имеющиеся скудные материалы проведенных исследований позволяют утверждать, что зубы у членов царской семьи в целом были в удовлетворительном состоянии.

Конечно, все претендентки в царские жены проходили всесторонний «медицинский осмотр». Именно здоровье и красота были главными факторами отбора. Хорошие, красивые зубы были частью этого медицинского осмотра. Кроме этого, на «кастинги» царских невест отправляли девушек в возрастном диапазоне от 14 до 17 лет (хотя бывали отклонения и в ту, и другую сторону). В этом возрасте зубы, как правило, находятся в хорошем состоянии. Кстати, «кастинги» – это не шутка. Василий III Иванович (1505–1533) выбирал жену из полутора тысяч претенденток. Такой же размах смотрин был и у Ивана Грозного (1533–1584). У Федора Алексеевича (1676–1682) на первых смотринах было 12 кандидаток, а на вторых – 19 потенциальных невест[67].

Версий, связанных с удовлетворительным состоянием зубов не только средневековой аристократии, но и простолюдинов, множество. Мы сошлемся на исследования специалистов-антропологов, осматривавших средневековые захоронения в Европе. Они отмечали прекрасную сохранность зубов даже крестьян-простолюдинов: «Специалисты из университета немецкого города Виттен под руководством профессора Вольфганга Арнольда исследовали останки деревенских жителей, погребенных в период с V по IX век н. э. Ученых ждало удивительное открытие – оказывается, средневековые крестьяне могли похвастаться великолепными зубами, невзирая на полное отсутствие средств профилактики кариеса… Ученые склонны объяснять этот феномен тем, что в те далекие времена люди питались в основном сырыми овощами и кашами, сваренными на воде. Грубая пища предполагала длительное пережевывание, поэтому зубы средневековых крестьян постоянно укреплялись от такой своеобразной тренировки».

И.Е Репин. Выбор невесты Михаила Федоровича

Г.С Седов. Выбор невесты Алексеем Михайловичем. 1882 г. ГТГ

Последний из Рюриковичей – царь Федор Иоаннович – был хронически больным человеком. Патологии наследственного характера, завезенные в Москву Софьей Палеолог, проявились на ее внуках и правнуках в полной мере. Англичане оставили такие описания внешности царя, что исследователи только спорят по поводу степени несомненной психической неполноценности Федора Иоанновича. Например, английский посол Флетчер характеризовал 32-летнего царя как малорослого и болезненного «недоростка, расположенного к водянке, с неровной старческой походкой от преждевременной слабости в ногах».

Среди его врачей упоминаются Павел Миланский, англичанин Роберт Якоби (1586–1588 гг.), голландский врач Болдуин Хаммей. В 1594 г. английская королева Елизавета направила в Москву врача Марка Ридли. Поток английских врачей на некоторое время прерывается после смерти Федора Иоанновича, когда на русскую службу не был принят доктор Виллис. Выпускника Оксфордского университета «экзаменовал» дьяк Василий Щелкалов, которого ответы Виллиса категорически не устроили, и врача отправили обратно на родину. Отметим, что В. Щелкалов, будучи дипломатом и управленцем, никакого отношения к медицине не имел, однако он терпеть не мог англичан (и не без оснований) и последовательно боролся против их влияния, особенно в сфере торговли.

Жена царя Федора Иоанновича – Ирина Годунова, как и все царицы, была погребена в Вознесенском монастыре московского Кремля. Ее захоронение также вскрывалось при перенесении в Архангельский собор.

Повторное вскрытие захоронения Ирины Годуновой проводилось в 2001 г.

Исследования показали, что царица страдала заболеванием, возможно, наследственного характера, которое привело к значительной патологии костных тканей, что сказалось на опорно-двигательном аппарате этой еще не старой женщины. В последние годы жизни ей, вероятно, было трудно ходить[68]. Есть мнение, что обострению болезни могли способствовать и суровые условия жизни в монастыре, куда она ушла после смерти мужа – холодные каменные палаты, аскетизм монашеского бытия. Патология в области таза повлияла на способность вынашивать детей. Состояние черепа позволило выполнить реконструкцию внешнего облика царицы. Но данных о состоянии зубов царицы в опубликованной литературе не имеется.

Ирина Годунова. Реконструкция

Необходимо сказать несколько слов о канонах женской красоты, бытовавших в XVI–XVII вв. Естественно, стандарты красоты в то время были очень далеки от современного стиля «унисекс». Красивыми считались крупные девушки с широкими бедрами и высокой грудью. Такие девушки могли родить здорового и далеко не единственного ребенка. Такие девушки в крестьянских семьях ценились как хорошие работницы.

Худоба и бледность считались проявлениями болезненности, «худого поведения» – «нехороших излишеств» и даже разврата. В некоторых церковных текстах слова «бледная» и «блядная» (развратная) использовались как однокоренные. Поэтому девушки астенического телосложения активно использовали многослойность в одежде, позволявшую им скрыть «позорную» худобу.

Для того чтобы пополнеть, использовались и экстремальные «методики». Врач царя Алексея Михайловича Самуил Коллинз упоминал, что «худых женщин в боярских семьях часто спаивают, следуя варварскому обычаю лежа поить водкой, чтобы женщины толстели»[69]. Эта весьма сомнительная «методика» вполне вписывалась в представления европейцев о «дикой» Московии.

Кроме крепкого телосложения женщины Московской Руси мечтали иметь яркий румянец во всю щеку («как маков цвет»), белую кожу («как белый снег»), «ясные очи» с поволокой (с блеском, «как у сокола»), черные брови («как собольи хвосты») и белые («сахарные») зубы. На этих «сахарных зубах» мы и остановимся…

Как известно, красота требует жертв… Что в XVII в., что в XXI… Поэтому кожа отбеливалась, а затем румянилась. Имелись специальные «технологии» для получения необходимого эффекта. Брови выщипывались, волосы красились. Активно применялась косметика. Само понятие «писаной красоты» буквально предполагало «рисование» на лице. Тут уж каждая девушка выступала как художник… При этом православная церковь активно боролась с излишней косметикой, сравнивая накрашенных девушек с «облизьянами».

Н. Неврев. Василиса Мелентьева и Иван Грозный. 1886 г.

Что тогда, что сегодня активное «улучшение природных данных» подчас приводило к катастрофическим для здоровья последствиям. Это не удивительно, поскольку в качестве косметики выступали те же краски, которыми писали иконы и фрески: свинцовые белила, киноварь (это на две трети ртуть, на треть – сера). В свинцовые белила для яркости добавляли еще и барий.

Иностранцы, посещавшие Москву в XVII в., писали, что женщины тут раскрашены как куклы, хотя обладают природной красотой и могли бы не злоупотреблять косметикой. Вероятнее всего, из-за этого у цариц и возникали проблемы со здоровьем. Да и с психикой – вредные вещества воздействовали на их нервную систему. Лекарства тоже вносили свою лепту, поскольку их делали на основе ртути, мышьяка, свинца.

Для получения «сахарных зубов» московские красавицы XVII в. использовали те же «отработанные технологии», отбеливая зубы ртутными белилами («меркуриальными белилами»). Такая методика позволяла красавицам на короткое время выводить себя на «пик формы», решая матримониальные задачи. Когда красавица выходила замуж, зубы у нее превращались в серые пеньки, поскольку ртутные белила полностью снимали эмаль с зубов. Для того чтобы скрыть ужасающие результаты таких «методик» отбеливания зубов, некоторое время на Москве существовала мода на чернение зубов. Наверное, это было сильное зрелище – полная, набеленная, нарумяненная женщина, с густо подведенными глазами, со стрелками до висков, улыбалась добру молодцу чернеными зубами… Европейцам такие улыбки запомнились, поскольку они оставили свидетельства этого обычая.

Маковский К.Е. Боярыня у окна. 1885 г.

Исследовательница Н. Пушкарева пишет о причинах и последствиях этой моды: «„Мода“ московской знати XVI–XVII вв. вынуждала прятать естественную красоту и быть, „как все“: заметно белиться, ярко румяниться (иногда – свеклой), чернить сурьмой брови и ресницы, синить и подводить веки почти до виска и даже закапывать в глаза различные составы, чтобы расширить зрачки и придать им большую „глубину“. Использование столичными модницами некоторых из этих средств пагубно сказывалось на здоровье. Об этом писал придворный медик самодержца Самуил Коллинз (конец XVII в.), перечисливший в „Письме к другу, живущему в Лондоне“ вредные добавки в составе макияжа русских женщин. К ним он отнес ртутные препараты, охру, испанские белила (висмут), металлическую сажу, которая разводилась водкой и часто использовалась московитками для подкрашивания бровей и ресниц.

Маковский К.Е. Боярышня у окна. 1890-е гг.

Ужасавший многих европейцев московский „обычай“ чернить зубы заморский медик верно истолковал, как „превращение необходимости в украшение“. Зубы у русских, как это нередко бывает у северных народов, не получающих в достаточном количестве витаминов и кальция, не отличались белизной. Чтобы исправить природную огрешность, знатные женщины в Московии использовали ртутные белила, после чистки, которыми зубы мгновенно становились белыми, но длительное применение такого способа очистки зубной эмали приводило к разрушению сначала зубов, а затем к отравлению женского организма в целом. Чтобы испорченные зубы не отличались от здоровых, женщины мазали их специальным черным составом, что и ужасало иностранцев. Бледные, набеленные лица женщин с красными щеками и черными зубами выглядели отталкивающе. Европейцы справедливо упрекали русских в „варварстве“ и „почитании красотою сущего безобразия“. К счастью, мода на черные зубы, равно как и на использование ртутных белил, существовала всего полстолетия, и больше никогда не возвращалась»[70].

Как это часто бывало на Руси, мода из аристократической среды распространилась на низшие слои населения. При этом мода на чернение зубов у аристократок быстро прошла по причине очевидной вредности для организма, но провинциальные купчихи вплоть до конца XVIII в. чернили свои зубы. А.Н. Радищев в своей знаменитой книге «Путешествие из Петербурга в Москву» упоминает, что «Прасковья Денисовна, его новобрачная супруга, бела и румяна. Зубы как уголь. Брови в нитку, чернее сажи». Дама явно была на «пике формы»…

К.Е. Маковский. За чаем. 1914 г.

Попутно заметим, что в обычае чернения зубов имелась и политико-этнографическая составляющая. Со времен татаро-монгольского нашествия Древняя Русь начала политический, бытовой и культурный «дрейф» в сторону Азии. А у многих азиатских народов имелись прочные традиции чернения зубов.

К.Е. Маковский Портрет царевны Софьи

Сцена из японской мифологии

Католические миссионеры, бывавшие в XVI в. в Японии, подробно описали обычай чернения зубов. Канонический облик японской красавицы того времени очень близок к идеалам красоты московских красавиц – лицо, густо накрашенное белилами, «фальшивые» брови нарисованы поверх сбритых, обильный макияж, и все завершает чернозубая улыбка. В средневековой Японии, жестко разделенной на касты, такой образ нес функцию «социальной маркировки». В период позднего Средневековья эти признаки говорили, во-первых, о том, что женщина замужем, а во-вторых, что она полностью отвечает требованиям моды того времени.

Есть предположения, что обычай чернения зубов в Японии, кроме эстетических и социальных, преследовал и гигиенические цели. Так, католический миссионер Л. Фройш упоминал, что «европейские женщины чистят зубы, чтобы сохранить их белизну, тогда как японские женщины, используя железо и уксус, чернили зубы и губы» (1539 г.). В книге описан отвар, который использовали японки для окрашивания зубов: «Для изготовления такого отвара используются старые кусочки железа и рисовая шелуха, которые замачивают вместе и ставят в теплое место летом на 3 дня, а зимой – на 7 дней, чтобы выделилась ржавчина. Сначала на зубы наносится пчелиная кислота – продукт жизнедеятельности пчел, в котором содержатся дубильные вещества, а затем наносится отвар железа. Если проделать эту процедуру несколько раз, то зубы станут черными». Предполагается, что покрывающая зубы черная пленка предотвращала порчу зубов и укрепляла зубную эмаль. Для этого краску необходимо было наносить ежедневно.

Возвращаясь к исследованиям женского некрополя Архангельского собора Московского Кремля, отметим, что фактов чернения зубов «первыми леди» не выявлено. Видимо, они придерживались традиций здорового консерватизма. Что касается состояния их зубов, то исследователи единодушно подчеркивают, что оно было вполне удовлетворительным.

Теперь поговорим о московских царях из рода Романовых…

Возрастная характеристика московских царей и цариц XVII вв. (Романовы)

Как известно, основатель династии Михаил Федорович Романов (1613–1645) был избран на царство 17-летним отроком. Он был дважды женат и в 49 лет скончался от «водяной болезни». Первая его жена умерла через пять месяцев после свадьбы, а вторая – через пять недель после смерти мужа. Эти захоронения не исследовались, и никаких объективных данных по интересующему нас вопросу не имеется.

Часто царские жены умирали в молодом или не очень молодом возрасте от последствий родов. Например, Мария Милославская, которая была старше мужа – царя Алексея Михайловича – на 4 года и родила ему 13 детей, скончалась в 45 лет от «родильной горячки». Совсем молодая жена царя Федора Алексеевича тоже скончалась от «родильной горячки».

Известно, что молодой царь Федор Алексеевич (1661–1682) умер в 20-летнем возрасте. Несмотря на два брака, детей у него не было. Один из европейских дипломатов, Келлер, внимательно отслеживавший состояние здоровья московского царя, писал 6 февраля 1677 г.: «Болезнь его величества начинает слабнуть, кажется, боль устремляется к ногам, которые так распухли, что его царское величество не может ходить. Лучшие придворные медики полагают, что его царское величество заболел обычной для этой страны болезнью, являющейся разновидностью цынги»[71].

Смотрины царских невест

Таким образом, в XVII в. цинга не миновала и царскую семью. Сегодня хорошо известно, что это заболевание связано с нехваткой в организме витамина С, возникающего на фоне авитаминоза. В XVII в. английские врачи уже выработали методики лечения этой болезни, добавляя в рацион моряков, страдавших от цинги в силу профессии, лимоны и кислую капусту. Поэтому появление при царском дворе в России отапливаемых оранжерей, в которых зимой плодоносили фруктовые деревья, было не забавой, а вполне прагматичным делом, связанным с борьбой с авитаминозом, в том числе и цингой.

Клиническая картина развития цинги известна.

Одним из ее проявлений является повышенная кровоточивость десен, затем начинают шататься зубы, любое надкусывание твердой пищи сопровождается болевыми ощущениями, а затем зубы выпадают. Видимо, нечто подобное, помимо водянки, имелось и у 20-летнего Федора Алексеевича (1661–1682).

Посмертная парсуна царя Федора Алексеевича. Б. Салтанов (1686 г.)

Об этом свидетельствуют сохранившиеся рецепты. Когда зимой 1678/79 г. Федор Алексеевич вновь захворал, то 13 декабря 1678 г. врачи прописали ему «полосканье в роте». Это не помогло, и врачи рекомендовали царю новый состав для полоскания. Доктор пояснил, что состав не вреден, «буде в гортань попадет что немного, не будет вредно». Рецепты были следующие: «1. Водку апоплетику мочно пересидеть из ренсково, а обонянием и вкусом будет она против той, которая пропущена из францужского вина, толко что такова будет жарка. 2. Травы устроенные принимать бы в пиве или в молоке, а лутче, чтоб и пиво с травою, и молоко кушать изволил, и от того великая признавает доктур от цынги ползу. 3. О перце сказал доктур, что никоими меры… позволить невозможно, и что менши будет перцу кушать, то менши припадков цынги учнет являтися, также и уксус отнюдь не позволяет, разве самую малую часть в ухе»[72].

Врачи Романовых

После окончания Смуты и избрания Михаила Романова на царство в Московском Кремле учреждается Аптекарский приказ. Аптекарский приказ стал первой структурой, оказывавшей медицинскую помощь не только царской семье, но и ее ближайшему окружению. Еще раз отметим, что приказ по современной терминологии означает министерство. И эта структура полностью замыкалась на обслуживание царской семьи.

История возникновения Аптекарского приказа выходит за рамки заявленной нами темы, поэтому мы только отметим, что все врачи, работавшие в Московском Кремле, находились под жестким контролем дьяков Аптекарского приказа. Смерть от яда была самой обычной на этом уровне власти. Контроль за подносимыми царю лекарствами велся традиционным образом, когда все причастные к приготовлению лекарства пробовали его на глазах дьяков Аптекарского приказа. Подносивший царю лекарство глава Аптекарского приказа также отпивал из кубка лекарство на глазах у царя, а затем допивал его после царя.

При таких порядках главой Аптекарского приказа становились только бояре, облеченные полным доверием царя. Часто это были ближайшие родственники царицы. При Иване Грозном эту функцию выполнял видный опричник князь Афанасий Вяземский. Тогда лекарства готовил доктор Арнульф Линдсей. Таким образом, самая ранняя датировка структуры, из которой впоследствии вырос Аптекарский приказ, относится ко второй половине 1560-х гг. Добавим, что в 1571 г. князь А. Вяземский умер под пытками, и с этого времени лекарства для царя «пробовал» князь Богдан Вельский. Царская же аптека на территории Московского Кремля появилась в 1581 г.

После смерти Ивана Грозного в 1584 г. управление страной постепенно сосредотачивается в руках шурина царя Федора Ивановича – Бориса Годунова. Будучи главой Посольского приказа, он не только приглашал в Московское царство иностранных врачей, но и контролировал их работу.

Для нас важно, что в XVII в. в штат Аптекарского приказа, наряду с лекарями и аптекарями, входили и цирюльники. Как известно, на протяжении всего Средневековья именно цирюльники специализировались в области зубоврачевания.

Среди «штатных сотрудников» Аптекарского приказа имелись и травники, которые сохраняли знания, основанные на традициях и опыте народной медицины. Поэтому для борьбы с зубной болью продолжали широко использоваться лекарственные средства растительного происхождения.

Роторасширитель. Англия.1501–1600 гг.

Роторасширитель. 1600-е гг.

Пеликан в разных плоскостях. Европа. Начало XVII в.

Французский или итальянский пеликан. Начало XVII в.

Зубоврачебные щипцы, в виде уст дракона. Начало XVII в.

Роторасширитель. 1600-е гг.

Например, во время походов стрельцы страдали от цинги. Для борьбы с этим заболеванием имелись устоявшиеся методики. В специальной царской грамоте, направленной в 1672 г. князю A.A. Голицыну в Казань, для лечения цинги предлагалось «…изготовить двести ведер сосновых вершин, намоча в вине, да в Нижнем Новгороде изготовить сто ведер и послать то вино в Астрахань, и давать то вино в Астрахани служилым людям от цинги». В военных гарнизонах обычным делом была раздача всем чинам противоцинготных средств, которые способствовали оздоровлению и лечению воинов: солод, пиво, винный уксус, сбитень[73].

Пеликан с деревянной ручкой. Франция. 1550-1750-е гг.

Ключи зубодёрные («козья ножка»). Европа. XVI в.

Пеликан с деревянной ручкой. Франция. 1550-1750-е гг.

Роторасширитель. XVI в.

Со временем в Аптекарский приказ начали направляться стрельцы и дворяне, получившие челюстно-лицевые ранения на войне. С одной стороны, это свидетельствовало о некой медицинской (зубоврачебной?) специализации. С другой стороны, в Аптекарском приказе постепенно накапливался профессиональный медицинский, в том числе зубоврачебный, инструментарий. Например, в описях упоминаются «пилы, что зубы трут».

Очень важно то, что при Аптекарском приказе в 1654 г. открылась Лекарская школа. Кроме немногочисленных ее выпускников, которые могли выполнять и стоматологические манипуляции в стрелецких полках, куда их направляли, зубоврачеванием продолжали заниматься целители, «кровопуски», «зубоволоки». К этому времени на Руси умели накладывать на «червоточину» в зубах пломбу, укреплять зубы проволочными «шинами», удалять зубы. Для этого использовали «пеликаны», «ключи» (козья ножка), «дандагму» (разновидность одонтагры)[74].