Щит и меч
Любые — и инфекционные, и неинфекционные — заболевания (даже те, с которыми современная медицина справиться бессильна) успешно можно излечить теми или иными целебными растениями. И это отнюдь не домыслы, не интуитивная вера, а твердое, основанное на современных биологических знаниях убеждение.
Каждое растение несет в себе 200–700, а то и более различных химических соединений. По подсчетам В. И. Вернадского, вся растительность земного шара образует миллионы таких соединений. Но подсчеты эти производились полвека назад, когда биохимия растений только-только начала разворачивать свои исследования. Сегодня мы уже с уверенностью можем говорить о миллиардах самых различных химических веществ, синтезируемых растениями Земли. И все — или почти все — они создаются, как вы убедитесь позже, целенаправленно для борьбы с болезнями, существующими в природе.
Давно уже ученые ломали головы над загадкой: для чего растениям тратить силы на синтез этих веществ? Ну, еще понятно было, зачем они синтезируют сахар, жиры, белки, крахмал и прочие вещества, необходимые для питания, роста, размножения растительных организмов. Но вот к чему им алкалоиды, фенолы, сапонины, танины и другие так называемые вторичные метаболиты?
Не находя ответа на этот вопрос, ученые объявили вторичные метаболиты естественными отходами, экскрементами, образовавшимися в результате жизнедеятельности растений. А поскольку выделять их растения не могут — нет у них экскретирующих путей и органов, да к тому же из-за неподвижности растений эти отходы засоряли и отравляли бы почву, воздух, вообще окружающую среду, — растительные организмы, дескать, накапливают экскреты в своих листьях, стеблях, плодах, корнях. А человек, подметив, что отходы эти в каких-то случаях помогают от болезней, пользуется ими себе на благо.
За последние 10–15 лет исследования в области новой научной дисциплины — экологической биохимии неопровержимо доказали, что те самые миллиарды биогенных соединений растений, которые еще недавно считались ненужными экскрементами, являются не чем иным, как средствами эффективной защиты растений от нежелательных влияний на их организм самых разнообразных факторов, в том числе атак болезнетворных микроорганизмов, токсических веществ, травм и прочих заболеваний.
В сущности, мы только сейчас начинаем понимать, почему травы, кустарники, деревья, растущие в лугах и лесах, не уничтожаются подчистую самыми разнообразными — от гусеницы до коровы — травоядными животными. Посмотрите на лист какого-нибудь растения: вот одна дыра, проеденная гусеницей, вот другая, но сам листик цел. Рядом — другие листья других растений с двумя-тремя дырками, но также целые, зеленые, живые. Почему гусеница перебегает с одного места на другое? Ради моциона, чтобы нагулять аппетит? Едва ли. Гусеница неповоротлива и нетерпелива, и сползти с одного растения, а потом взобраться на другое стоит ей большого труда. Гораздо спокойнее и полезнее для нее было бы съесть весь лист без остатка, а потом приняться за второй, третий, пятый, десятый… Однако этого, как мы видим, она не делает. Что же гонит ее прочь?
Сегодня это уже известно: само растение и прогоняет своего врага, в некоторых случаях экстренно синтезируя отпугивающие, а часто и ядовитые именно для этого вида животных вещества.
Даже тот, кто никогда не был картофелеводом, и тот наслышан о прожорливости колорадского жука, уничтожающего сотни и тысячи гектаров беззащитных — ведь ни убежать, ни отмахнуться, ни прибить эту нечисть, как делают животные, они не могут — картофельных посадок. Надо сказать, что картофель сравнительно хорошо защищен от нападения других обжор-насекомых: содержащийся в его ботве соланин ядовит для подавляющего большинства животных. Колорадский же жук его просто обожает, соланин для него не только безвреден, а даже полезен.
Как видите, жук этот так приспособился, что ничего его вроде бы не берет. Что остается делать растению? Сложить в отчаянии листья и отдаться на милость обжоры? Ну нет! И через 1–2 часа после того, как колорадский жук прогрыз первую, еще крошечную дырочку в листе, в ботве начинают синтезироваться специальные белковые соединения, которые, попадая в пищеварительный тракт жука, ингибируют — проще сказать, выводят из строя — протеиназы, те самые ферменты, что участвуют в расщеплении поедаемых жуком растительных белков. Таким образом, сколько бы насекомое ни объедало листьев, как бы ни набивало желудок, толку от этого никакого. Растительные белки остаются в пищеварительном тракте, так сказать, в своем первозданном виде, не перевариваются, а значит, не усваиваются организмом. Можно набивать себе брюхо хоть до заворота кишок, ни сил, ни аминокислот для строительства и обменных процессов клеток у насекомого так и не прибавится, наоборот… Поэтому жук, почуяв, что дело худо, спешно улепетывает от опасного для его жизни растения на рядом стоящий куст. Прогрызает первую дырочку в листе, и… все начинается сначала.
Да, картофелеводы не раз с горечью наблюдали, что после нашествия колорадских жуков на огороде или большом поле оставались только сиротливо торчащие голые стебли ботвы. Но происходило это потому, что атака была массовой и картофель не успевал синтезировать ингибиторы протеиназ. Когда на кусте кормится 1–2 жука, растение успевает изготовить защитные вещества, но вот если на него нападают сразу одна-две сотни насекомых, они, конечно, объедают все листья задолго до того, как растение приготовится к отпору. Только через сутки во всех надземных частях картофеля обнаруживается достаточная концентрация ингибиторов, а спустя двое суток этих веществ накапливается в ботве, сравнительно с другими растворимыми белками, громадное количество — свыше 2 процентов.
Механизм экстренной выработки защитных средств достаточно широко распространен в природе. Ингибирование протеиназ еще довольно милостивый вид защиты. Другие растения применяют более изощренные способы. Пихта, например, в ответ на нападение насекомого — пихтового гермеса — начинает создавать в своих тканях не что иное, как ювенильный гормон — ювабион.
По-видимому, всем известно, что развитие насекомых проходит в несколько стадий — от личинки до взрослой особи. Но далеко не каждый знает, что контролируют эти этапы превращения, скажем, гусеницы в бабочку, гормоны — личиночный (или гормон линьки) и ювенильный. Именно они в строго определенное время включают механизмы обменных процессов, которые и обеспечивают переход личинки в куколку, куколки — в бабочку. Но если личиночный гормон сопутствует всем стадиям метаморфоза — контролирует линьку наружной оболочки или кожицы и другие процессы, пока насекомое не превратится во взрослую особь, то интересующий нас ювенильный гормон «отвечает» только за самые ранние стадии. Причем чем выше стоит насекомое на эволюционной лестнице, чем более оно развито, тем сильнее его ювенильные формы отличаются от форм взрослых особей.
Вот этот-то ювенильный гормон и выделяет пихта в ответ на нападение гермеса. Казалось бы, что в том плохого? Не надо самому насекомому его вырабатывать. Но в том-то и дело, что ювабион попадает в организм гермеса совершенно не вовремя. Личинка еще не накопила сил и соответствующих питательных веществ, еще не развила как следует все поглощающие органы, а тут выделенный пихтой гормон дает ей совершенно безапелляционную команду — переходи в следующую стадию! Организм насекомого беспрекословно исполняет гормональный приказ, и в результате из дефектной личинки и куколки рождается взрослая особь, которая, если даже и выживет (все зависит от времени, когда ювабион пихты скорректировал метаморфоз, — чем позже это происходит, тем жизнеспособнее оказывается насекомое), размножаться уже не сможет.
Ювабион — не единственный растительный аналог ювенильных гормонов насекомых. Последующие исследования установили, что в растениях довольно часто — примерно в 12 из 100 — встречаются и другие вещества с ювенильной активностью.
А вот, например, известный многим садоводам агератум Хустона, бордюрное растение, наоборот, не активизирует их поступление в кровеносную систему. Из-за этого личинки не проходят необходимых личиночных стадий и с течением времени превращаются в неполноценных взрослых особей, причем самки таких насекомых обычно не способны давать потомство из-за стерильности.
Многие растения продуцируют также гормоны линьки насекомых — экдизоны. Причем в таких громадных количествах, что запасов, выделенных одним только растением, хватило бы для уничтожения если не всех насекомых Земли, то, во всяком случае, значительной их части. Судите сами: первые 2,5 миллиграмма чистого экдизона были получены из 500 килограммов куколок тутового шелкопряда, а тис ягодный содержит это же количество гормона линьки в 25 граммах сухих листьев или корней. Еще более высокой концентрацией экдизона отличаются корневища обыкновенного папоротника, — 2,5 грамма его в этом отношении можно приравнять к полутонне куколок тутового шелкопряда! Причем активность фитоэкдизонов оказалась в 20 раз выше, чем у такого же количества гормонов линьки насекомых.
Фитоэкдизоны, подобно ювенильным гормонам, разрушающе действуют на развитие насекомых, приводя к образованию уродливых форм, стерильности и во многих случаях — к гибели маленьких врагов растений.
Примечательно, что ювенильные, а в особенности личиночные фитогормоны чаще и в больших количествах встречаются у папоротниковых и голосеменных — а это древнейшие растения Земли. Значит, еще десятки, если не сотни миллионов лет назад они обрели способность эффективно защищаться от истребления насекомыми.
Стоит, наверное, добавить, что всего десяток лет спустя после обнаружения ювенильных гормонов в начале 80-х годов началось производство их синтетических аналогов, использующихся как инсектициды для защиты сельскохозяйственных растений от насекомых-вредителей.
Открытие во второй половине, скорее даже, в последней трети XX века способности растений производить гормоны — или их аналоги — животных и таким образом защищать себя от травматических повреждений или полного уничтожения стало одной из самых поразительных сенсаций в биологии. Не только насекомые, но и млекопитающие и вообще позвоночные вынуждены бывают, чтобы не нанести вреда себе или потомству, обходить стороною многие растения. Некоторые из них, как показали эксперименты последних лет, содержат и человеческие — мужские и женские — половые гормоны.
Для чего именно продуцируют растения эти гормональные вещества? Существуют два мнения на этот счет. Гормоны участвуют в процессах роста, цветения и полового опознавания растений. Специально поставленные опыты показали, что эстрогены — женские половые гормоны стимулируют прорастание семян, способствуют развитию цветков и усиливают образование в них женских особей, увеличивают число женских заростков — словом, активно влияют на увеличение плодовитости растений. Второе мнение таково, что растения образуют эстрогены и андрогены для защиты от крупных млекопитающих — в основном травоядных животных. Это мнение также подтверждается достаточно серьезными фактами. Прежде всего — наблюдениями, выявившими нарушения эструсных циклов (течки) у коров и овец в результате поедания ими растений, содержащих эстрогенные вещества.
…В 60-х годах овцеводы Австралии были озадачены непонятным и неприятным явлением — окот овец неизвестно по каким причинам снизился на 70 процентов. Не только фермеры, но и горожане — даже те, что не имели отношения к мясоперерабатывающей и текстильной промышленности — были в тревоге. Овцеводство составляет очень большую долю в доходах страны и такое резкое снижение поголовья овец затрагивало интересы практически всех австралийцев.
Для выяснения причин этого явления привлекли не только специалистов сельского хозяйства, но и ученых-биологов. Они установили, что в предшествующем году выпас производился дольше, чем обычно, — стояла хорошая погода, и овцеводы, сберегая заготовленные корма, решили подольше подержать овец на вольной травке. Само по себе удлинение периода выпаса, конечно же, не могло создать такого неблагоприятного эффекта, значит, искать причину следовало в другом. После исследования и отсева множества других факторов выяснилось, что в период продолженного выпаса основные травы уже сошли и овцы питались главным образом так называемым подземным клевером, до этого времени обычно скрывающимся в гуще других трав.
Дальнейшие эксперименты показали, что стерильность овец была вызвана именно подземным клевером, точнее — веществами, которые синтезируют это растение. Ими оказались два изофлавона, химическая структура которых имеет большое сходство с природным эстрогеном. Позднее из другого вида клевера, а также одного из сортов люцерны было выделено новое, так сказать, противозачаточное соединение — кумэстрол. Он в 30 раз более эффективен, чем изофлавоны подземного клевера, но, к счастью, содержится в растениях в незначительных количествах. Проверка всех видов клевера и бобовых вообще показала, что практически все растения этого семейства содержат фитоэстрогены в тех или иных концентрациях.
Так что считавшийся наилучшим для домашнего скота корм давать животным, предназначенным для репродукции, опасно: изофлавоны клевера и других бобовых являются причиной затрудненных родов, лактации неосеменснных животных, бесплодия. И до сих пор, несмотря на то что на австралийских пастбищах пытаются извести подземный клевер, а предназначенных к расплоду овец стараются держать подальше от тех мест, где он произрастает, около миллиона овец Австралии не дает приплода из-за влияния клеверных изофлавонов.
Но самое удивительное выяснилось в последующих наблюдениях за «взаимоотношениями» животных и бобовых растений. Оказалось, что эстрогенное влияние последние оказывают вовсе не «по злобе» и не просто попутно и случайно, а целенаправленно.
И цель эта — сохранение популяций животных в неблагоприятные времена. В настоящее время доказана прямая зависимость выработки бобовыми изофлавона от погодных условий. Так, в годы, обильные осадками, бобовые произрастают буйно, и концентрация фитоэстрогенов в них минимальна. Тогда и у перепелок, например, питающихся этими растениями, проходит нормальная кладка яиц, они высиживают и выхаживают потомство. Но если, скажем, нагрянет суховей, растительность становится скудной, а значит, пищевые ресурсы для животных уменьшаются, концентрация изофлавонов в бобовых значительно возрастает, и яиц в кладках перепелок становится намного меньше. Сокращение численности потомства в тяжелые годы спасает популяцию от частичной и нередко даже полной гибели: если бы выводки сохранялись на прежнем уровне, пищи для всех не хватило бы, и это могло бы привести к печальным последствиям.
Один из видов солянок, произрастающий в степях Северной Америки, во время цветения и плодоношения, когда, по существу, уже заканчиваются ее развитие и рост, резко увеличивает в своих тканях содержание двух фенольных кислот, которые, как показывают исследования, при попадании в организм самок травоядных грызунов угнетают их репродуктивные органы — уменьшается масса матки, задерживается развитие животных. Солянка как бы мудро предостерегает животных, которые на 90 процентов питаются ею, от неразумного расплода в тот период, когда заканчивается срок ее вегетации, непосредственно перед отмиранием своих надземных частей: «Все, хватит увеличивать потомство, ибо наступает голодная пора». Разумеется, этим самым она сохраняет и себя — излишнее количество голодных грызунов, как вы понимаете, способно нанести огромный, если не непоправимый, ущерб популяции и самого растения.
Словом, получается, что растительные эстрогены необходимы для нормального существования всего биогеоценоза — природного сообщества растений, животных и почв.
Некоторые животные научились успешно пользоваться эстрогенными свойствами растений. Например, отдельные виды дрозофил, питающиеся кактусами, с помощью выделяемого этими растениями ситостерола синтезируют в своем организме экдизон — тот самый личиночный гормон, продуцирование которого растениями приносит столько бед насекомым. В данном случае все происходит наоборот — растение помогает дрозофилам размножаться. Мало того, один из видов этих мушек не способен синтезировать гормон линьки непосредственно из ситостерола, а может производить его только из следующего в цепи превращений ситостерола соединения — скоттенола. И кактус лофоцереус, на котором питаются эти дрозофилы, поставляет как раз нужный им скоттенол. Такая трогательная забота растений о насекомых объясняется, по-видимому, тем, что дрозофилы не наносят вреда кактусам: питаются они только отмершими их частями и скорее приносят пользу, предупреждая заражение здоровых частей растений гнилостными бактериями, чем вред.
Не менее необходимы растительные эстрогены в арсенале целебных средств человека.
Испокон веков естественная медицина применяла фасоль (как мы знаем сегодня, в ней содержится гормон эстрадиол) для регуляции менструального цикла, иву, продуцирующую половой гормон эстриол — в качестве противозачаточного средства. Мирэстрол был выделен после того, как стало известно, что женщины Бирмы и Таиланда применяют экстракт из корневищ бобового растения для прерывания беременности. Структура мирэстрола почти аналогична женскому половому гормону эстрону, и действует он в три раза активнее, чем синтетические лекарства — диэтил, стильбэстрол, использующиеся в современной медицине вместо эстрона. А сам эстрон был обнаружен в семенах и пыльце финиковой пальмы, в семенах гранатового дерева и яблонь, других растениях, издавна применявшихся для лечения женщин.
Казалось бы, имея такие эффективные средства защиты, как ингибиторы протеиназ и фитогормоны, растениям вовсе нет нужды тратить силы на придумывание иных всевозможных химических соединений, отпугивающих животных, наносящих им травмы. А они, как известно, синтезируют миллиарды таких соединений, и каждое чем-нибудь да отличается и по своему составу, и по производимому действию. Зачем? А затем, что животные тоже, так сказать, не лыком шиты и приспосабливаются даже к чрезвычайно ядовитым веществам, используя, по-видимому, «принцип Митридата». Помните, того самого боспорского царя, который приучил свой организм к ядам, принимая их и каждый день увеличивая дозу. Возможно, то же самое проделывали и предки, скажем, колорадского жука, откусывая по кусочку листики картофеля, содержащего ядовитый соланин, постепенно привыкая к нему и передавая свою нечувствительность к яду потомкам. Преимущества такой нечувствительности очевидны: нет конкурентов в питании, да и накопившийся в организме насекомых яд надежно защищает от насекомоядных птиц и зверей.
Поэтому картофель, как мы уже знаем, кроме соланина, вынужден синтезировать для своей защиты от колорадского жука еще несколько химических соединений — те самые ингибиторы протеиназ, которые прогоняют обжор. И если жук опять каким-то образом, по тому же «принципу Митридата», привыкнет к этим ингибиторам, придется картофелю выдумать что-нибудь новенькое. Впрочем, в одном из видов дикого картофеля, произрастающего в Южной Америке, найден алкалоид демиссин, которого колорадский жук не переносит. Скрещивание этого вида с культурными сортами позволило получить высокопродуктивные формы, не боящиеся никакой напасти. Пока. Если жук снова не применит «принцип Митридата».
Бабочки-данаиды кормятся на куросавском ластевне — растении, синтезирующем в своих клетках несколько сердечных гликозидов, вызывающих все признаки отравления у высших животных. Гусеницы данаиды великолепно приспособились накапливать яд без какого-либо ущерба для себя. Наоборот — с немалой пользой. Первая же гусеница данаиды, предложенная исследователями голубой сойке, вызвала у птицы жестокую рвоту. От второй гусеницы сойка с отвращением отвернулась, лишь взглянув на яркую предупреждающую окраску насекомого. Химический анализ гусеницы показал, что она накапливает 10 самых различных сердечных гликозидов в количествах, способных вызвать рвоту не у одной, а у пяти соек. Так же защищаются и медведицы-кайи, гусеницы которых питаются широко распространенным на полях, в садах, огородах и на пустырях сорным растением крестовником обыкновенным, содержащим высокотоксичные алкалоиды. У крупного рогатого скота он вызывает сильное отравление, но гусеницы медведицы-кайи, поедая его, прекрасно себя чувствуют. Мало того, насекомому, по-видимому, недостаточно ядовитых алкалоидов крестовника, оно еще приспособилось питаться пурпурной наперстянкой и запасать для своей собственной защиты ее защитные соединения — сердечные гликозиды, токсичные для птиц и зверей.
Словом, недаром растения накапливают всевозможные отпугивающие токсичные вещества, существование которых долгое время представляло собой загадку для науки.
Однако сводить все громадное разнообразие биохимических соединений только к ним одним было бы в корне неверно. Без животных, в частности без насекомых, растительность земного шара — по крайней мере, высшие растения — скоро бы захирела и вообще выродилась. Поэтому перед каждым растением стоит чрезвычайно сложная задача — в одно и то же время отпугнуть насекомых, чтобы они не поедали, не травмировали его тело, и привлечь их для опыления, очистки от микроорганизмов и прочих действий, необходимых для его нормального роста, развития, плодоношения.
Для тех, кто им нужен, растения стараются быть привлекательными и на глаз, и на вкус, и на запах, и на ощупь. И если последнее достигается без особых ухищрений — лепестки цветов всегда гладки и нежны, — то для создания необходимой цветовой гаммы, приятного вкуса и, главным образом, заманчивого запаха нужно синтезировать уйму самых разнообразных соединений. Один только запах бобов какао содержит более 1200 компонентов, которые, видимо, синтезируются растением на стадии цветения, привлекают насекомых-опылителей, да так и остаются в созревшем семени.
Поскольку опылители — насекомые и птицы (колибри, нектарницы, медоеды) предпочитают лакомиться нектаром в светлое время суток, цвет как приманка играет очень важную роль. Растения расцвечивают лепестки цветков, стараясь приманить, переманить к себе тех, кто так необходим им для опыления. Взгляните на луг в начале лета — какое буйство красок! Преобладание желтых цветов в нашем умеренном поясе говорит прежде всего о том, что основными опылителями были издревле пчелы — это на них ориентировались растения, раскрашивая свои лепестки пигментными соединениями каротиноидами, флавонолами, антехлерами и некоторыми другими. Охотно посещают пчелы и растения с голубыми цветами, а вот с ярко-красными — выборочно. Так уж устроен глаз пчелы, что чистого красного цвета он не воспринимает. И растения идут на хитрость: к алому цвету добавляют, например, флавонолы. Мы их не замечаем, и нам кажется, что цветок красного цвета, но пчелы, чьи глаза улавливают различия в ультрафиолетовой части солнечного спектра, тотчас же разглядят опознавательный пригласительный знак флавонолов. Бабочки отдают предпочтение ярко-красным и пурпурным тонам. А ос привлекает коричневый цвет. И хотя в цветках его практически не бывает, зато прицветники и чашелистики у некоторых наших растений — например, у бодяка, василька русского, серпухи и других — коричневые.
В тропических лесах цветы преимущественно ярко-красные — это самый излюбленный цвет колибри и других птиц-опылителей. Колибри и сами зачастую окрашены в алые цвета — для того, чтобы, когда они порхают над цветами на открытых местах, хищники принимали их за цветок.
Перечисляя пигментные соединения, я привела названия только некоторых основных цветовых групп. Фактически же что ни вид растения, то и новое соединение. Так, к каротиноидам, например, относятся и зеаксантин тюльпанов, и ликопин ноготков, и флавексантин желтых хризантем, и крецеин крокусов, и т. д. и т. п. — до бесконечности. Точнее — до тех пор, пока не перечислишь почти все виды растений с желтыми цветами. Некоторые растения, вероятно, для придания прочности такому, как мы знаем из собственной практики, нестойкому цвету, как голубой, подкрепляют его ионами алюминия, молибдена, железа, других металлов. Такими способностями отличаются, например, голубой василек, голубой люпин, прочие красавцы полей и лугов, не боящиеся поспорить с лазурью летнего неба.
Замечательно, что растения вовсе не держатся за один какой-либо цвет, а при нужде меняют свою окраску. В Северной Калифорнии и в прерии на открытых местах у растений для привлечения пчел желтые цветы, а рядом, в темных чащах Редвудского леса, у этих же видов — белые и бледно-розовые, ибо опыляются они не пчелами, а ночными бабочками. У тропического растения из вида пенстемон также есть и красные и голубые цветы: одни предназначены для опыления колибри, другие — пчелами. Мало того, цветы решили и дальше подстраховываться и завели пурпурные гибриды, которые опыляются осами.
Нежные лепестки многих и многих цветков украшены полосками, прерывистыми черточками другого цвета, образующими затейливые рисунки. Нет, это не праздные украшения, вроде тех, что навешивают на себя женщины-модницы. Приглядитесь — все полоски и черточки идут от наружного края лепестка по его длине и сходятся у тычинок и пестика. Это указатели нектара. Как для автоводителя дорожный знак чашки с дымящимся кофе означает приятную возможность перекусить, так и пчелам, бабочкам, другим опылителям полоски показывают, где находится нектар. Даже те лепестки, которые воспринимаются нами как абсолютно гладкие, одноцветные, в ультрафиолетовом свете обнаруживают вдруг штрихи и пятнышки, также указывающие, где расположена сладкая приманка.
У каждого вида растений нектар свой, не похожий на другие. Конечно, основа его — сахара (глюкоза, левулеза, мальтоза и сахароза), аминокислоты, шесть видов витаминов, каротины, примерно 26 различных минералов и другие компоненты — неизменна. И все же каждое растение добавляет к этой основе какое-то только ему присущее соединение, так что приготовленный одним и тем же роем пчел мед из липы или вереска, гречихи или лаванды довольно значительно отличается и по запаху, и по вкусу, и по цвету, и по консистенции, и по многим другим признакам.
Еще больше всевозможных биохимических соединений — жиры, белки, все незаменимые аминокислоты, сахара, все группы витаминов и 27 минералов — содержит пыльца растений. И опять-таки перечислены только основные соединения. А ведь у каждого цветка своя особая, присущая лишь ему одному пыльца. Это для нас все ромашки в букете одинаковы, на самом же деле каждый цветок — как человек — неповторим, имеет свое собственное лицо, и каждая крупинка пыльцы — мужская семенная клетка — точно повторяет это «лицо» в генетическом наборе аминокислот хромосом в биохимическом составе цитоплазмы и органелл клетки.
Потому-то так и целительны мед и пыльца, потому-то и эффективны так в лечении практически всех болезней, что человеческий организм из массы всех этих уникальных биохимических соединений всегда найдет и отберет для себя самое полезное и оздоровляющее, не приняв, отбросив то, что не нужно или вредно.
Конечно, мед и пыльцу следует применять разумно, — а то съел, скажем, полную банку за день и лежишь в ожидании, когда пройдет недуг. И накопленный веками опыт естественной медицины, и многочисленные исследования современных ученых и врачей рекомендуют определенную методику лечения для каждой из групп заболеваний. Мало того, надо знать, какой именно сорт меда помогает при тех или иных болезнях. Ибо, как пишет болгарский ученый С. Младенов, проводивший собственные исследования и обобщивший работы многих ученых мира, в том числе и советских, а также использовавший опыт и рецептуру древних лекарей: «В меду сохраняются пищевые и лечебные свойства растений, с которых он собран, и каждый сорт меда имеет особые терапевтические свойства».
Младенов рекомендует, например, при поражении дыхательных путей — рините, синузите, трахеите, бронхите и астматическом бронхите использовать горный мед, мед с душицы, тимьяна и липы. При ринитах, синузите, фарингите и ларингите он закапывается в ноздри, а при бронхитах делаются ингаляции аэрозоля 20 — 30-процентного интенсивного раствора меда в дистиллированной воде или физиологическом растворе. За 20 дней одно-двухразовых ингаляций по 20 минут излечивалось около 90 процентов больных. Мед с полевого разнотравья, плодовых культур и каштанов лучше всего исцеляет болезни почек — нефрит, цистит, пиелит. А степной и лесной мед, а также собранный пчелами с лаванды и мяты помогает от сердечных заболеваний — миокардита, стенокардии, гипертонии и оказывает благоприятное действие при неврозах. Заболевания пищеварительных и кишечных органов болгарский ученый вылечивал степным, с мяты, душицы или тимьяна медом, разводя в теплой воде, ежедневно по 1–2 грамма на каждый килограмм веса больного. Мед принимается 3 раза в день перед едой или после — в зависимости от болезни.
Особое внимание следует обращать на качество меда — он должен быть натуральным без каких-либо примесей сиропа и сахара. Хранить мед следует при температуре не выше 10 °C и ни в коем случае не нагревать — уже при 37 °C он теряет многие свои целебные свойства.
Так что разочарование в медолечении, которое произошло, например, в нашей стране, объясняется вовсе не тем, что мед не целебен, а тем, что применяли не тот и не так, как следовало. Впрочем, всерьез, на научном уровне и в широких масштабах этим фактически никто не занимался, все больше на общественных да самодеятельных началах. А зря…
Мы несколько отвлеклись и теперь поговорим о громадном количестве и разнообразии растительных запахов — ведь каждый цветок даже одного вида пахнет по-своему, а только высших растений, как мы знаем, более четверти миллиона видов.
Запахи в жизни зверей и насекомых играют огромную роль, и растения пользуются этим с поистине изумительной изобретательностью. Некоторые, особенно тропические цветы, раффлезия например, издают отвратительный запах гниющего мяса (да и сам цветок раффлезии напоминает огромный мясной оковалок: основная расцветка листочков околоцветника — от кирпично-красной до темно-коричневой с пурпурным оттенком). Впрочем, это для нас он отвратителен, а вот мухи, которые питаются разлагающимися трупами животных, тучами слетаются на этот приятнейший для них аромат. Время цветения раффлезии сравнительно коротко — всего 2–4 дня, и за это время требуется привлечь как можно больше опылителей. Бабочки тоже не брезгуют этим запахом. Испытывая недостаток в белках — ведь питаются они нектаром, в котором белков очень немного, бабочки не прочь полакомиться и азотистыми соединениями, поэтому их нередко можно видеть возле трупов животных. Не случайно также они часто льнут к человеку и садятся на него — их привлекают азотистые соединения пота.
Один из видов раффлезиевых — кроваво-красный цинтус растет и в нашей стране, в Пицундской роще.
Не менее изобретательны орхидеи. Они тоже своим видом и расцветкой вводят в заблуждение опылителей — их цветы зрительно напоминают самку пчелы-андрены. Долгое время считалось, что только подслеповатость самцов-андрен заставляет их садиться на цветок и совокупляться с ним, как будто с самкой. Открытие летучих веществ половых гормонов насекомых — феромонов — прояснило природу этого забавного явления. Оказывается, цветки орхидей продуцируют запах феромонов самок-андрен, эти ароматы «включают» половую активность самцов, а форма и раскраска цветка усиливают их заблуждение. Насчитывается, по меньшей мере, 15 видов орхидей, опыляющихся таким образом.
Другие орхидеи продуцируют соединения (их около 60), выделяющие запахи, приятные для самок-эвглоссин. Самцы набирают на свои задние лапки пыльцу, столь привлекательную для их дам, и, собираясь в рой, приманивают их этими «духами».
Так используя всю возможную в природе гамму запахов — от тончайших и приятнейших до отвратительных и зловонных, растения принимают опылителей, учитывая все разнообразие вкусов многочисленных видов насекомых, птиц и зверей. А поскольку даже среди животных существуют гурманы, любители всевозможных острых приправ к дохминантному запаху, растения «приправляют» основной аромат «специями» других биохимических соединений. Так создается тот неповторимый, уникальный аромат, который источает каждый цветок. И число этих запахов поистине огромно: среди 250 тысяч видов высших растений не найдется ни одной пары, пахнущей одинаково. Да вы и сами не раз, наверное, замечали, что разные сорта, скажем, роз или пионов — как впрочем, любых цветов — пахнут по-разному. А поскольку, как мы сказали, каждый запах состоит из сотен биохимических соединений, значит, только ароматы растений Земли содержат десятки миллиардов всевозможных веществ биогенного происхождения.
Огромное значение запахов растений для жизни и здоровья человека доказал своими многолетними исследованиями академик Н. Г. Холодный.
Он закончил Киевский университет в 1907 году и преподавал в нем до 1941 года, основав в 1933 году кафедру микробиологии. Одновременно (в 1920–1949 гг.) работая в Институте ботаники Академии наук Украинской ССР, Н. Г. Холодный вел исследования в области экологии распространения и размножения цветочных растений. Последние десять лет жизни он посвятил экспериментальным физиологическим исследованиям летучих выделений цветков и листьев, — эти фитогенные вещества ученый назвал «атмовитаминами».
Летучими выделениями растений Н. Г. Холодный начал интересоваться еще в 1909 году, после того как прослушал лекцию на эту тему швейцарского медика профессора Сезара Ру.
Ру лечил своих больных запахами различных растений, согласно определенной теории. Он полагал, что горный воздух, насыщенный ароматами растений, проникая через легкие, кожу, нервные окончания в организм человека, как бы бальзамирует его соединительную ткань, тем самым не допуская старения. В этом и заключается секрет долголетия горцев. Ру, как и русские ученые Мечников и Богомолец, считал, что человеческий организм рассчитан на 125–150 лет, что старение, наступающее в возрасте 60–70 лет, преждевременно и является результатом болезней и неблагоприятных условий жизни. «Бальзамирующие» ароматы, по его мнению, предотвращают старческую атрофию, которая выражается в уменьшении объема клеток, расстройстве их функций, способности усваивать пищевые элементы. По мнению Ру, цветочные запахи задерживают также наступление атеросклероза.
Кроме того, цветочные ароматы не дают развиваться болезнетворным микробам, предупреждая даже опухоли, поэтому жители гор не знают туберкулеза и рака.
Многие жители кантонов Швейцарии жили до 100 лет и ничем не болели. Завидное здоровье и долголетие горцев Ру объяснил воздействием летучих выделений растений: сальданеллы, альпийского лютика, альпийской вероники, заббаальдии, рододендрона.
Сезар Ру создал свою классификацию запахов. Выглядит она так:
I группа — ароматы сосновых, кипарисовых, амариллисовых, зонтичных, лютиковых, губоцветных и других растений с наиболее сильным ароматическим запахом, убийственным для болезнетворных микробов.
II группа — ароматы рутовых, вересковых, бобовых, лилейных, сложноцветных и других растений с наиболее сильным бальзамирующим действием.
III группа — ароматы маслинных, тутовых, молочайных, аралиевых, камнеломковых, миртовых, горечавковых, розанных и других растений с успокаивающим влиянием на нервную систему и психику человека.
Лечение нервных заболеваний, а также рака Сезар Ру начинал всегда с третьей группы запахов и постепенно переходил ко второй, а затем к первой. Как правило, он предпочитал альпийскую флору, полагая, что чем выше в горах обитают растения, тем они целебнее.
Отец Н. Г. Холодного лечился в лозаннской клинике, где практиковал Ру. Когда тот узнал, что русский пациент приехал в сопровождении сына — ботаника и физиолога растений, он изъявил желание с ним познакомиться и пригласил молодого ученого на свою лекцию, посвященную климатотерапии. Тогда-то и увлекся Холодный идеей влияния горного климата на жизнедеятельность организма, его долголетие и способность противостоять болезням.
Убедившись в целебности горных трав и горного воздуха на примере швейцарских горцев-долгожителей, он почувствовал потребность заняться научными экспериментами для получения объективных данных. После возвращения на родину Холодный начинает серию опытов, чтобы решить вопрос о возможности питания микроорганизмов парами органических соединений воздуха. Ему удается установить, что таким путем отлично усваиваются самые разнообразные органические вещества, включая некоторые нерастворимые в воде, и что способность к «воздушному питанию» органическими веществами присуща многим микроорганизмам, в первую очередь почвенным.
Более 30 лет работал Холодный над проблемой летучих выделений растений. В 1942 году его осенила догадка, что они представляют собой своего рода «воздушные витамины» (атмовитамины, по определению ученого). Холодный до конца жизни доказывал их важное значение. Он писал: «…теперь, когда мы располагаем некоторыми данными, свидетельствующими о наличии среди летучих выделений растительного мира веществ, легко превращающихся в соединения типа витаминов, мы должны обратить особое внимание именно на этот фактор».
Со смертью Холодного в 1953 году разработка проблемы атмовитаминов приостановилась. Название не привилось, в частности потому, что не отражает сущности выделяемых растениями летучих веществ. Ибо если и есть среди них соединения, содержащие азотистую группу, то их очень мало. К сожалению, в данном случае вместе с водою выплеснули и ребенка. Какое значение имеет название, если практические результаты доказали ценность научной гипотезы?
Более повезло теории В. П. Токина, разработавшего в 30-х годах учение об убийственных для микроорганизмов выделениях растений — фитонцидах. Так, в лабораторных опытах и клинических экспериментах выяснилось, что выделения чеснока убивают некоторые подвижные бактерии, а фитонциды лука, взятого в таких же количествах, не уничтожают их, зато убивают туберкулезную палочку. Фитонциды прибрежно-водного злакового растения манника за секунды расправляются с некоторыми многоклеточными организмами, например с мухами и слепнями. Бактерицидная мощность фитонцидов, скорость распространения их в воздухе, быстрота проникновения сквозь мембраны клеток микроорганизмов просто невероятны. Например, туберкулезная палочка в высохшей мокроте остается жизнеспособной от 3 до 8 месяцев, такие испытанные антисептики, как карболовая кислота или сулема, убивают ее лишь через 12–24 часа, в течение 10–30 минут она не погибает даже в 15-процентном растворе серной кислоты. Фитонциды же чеснока убивают вне организма этот чрезвычайно стойкий микроб в первые пять минут.
Другие клинические и лабораторные исследования показали, что фитонциды чеснока в первые же минуты уничтожают стафилококки, стрептококки, брюшнотифозную бактерию, дизентерийную палочку и еще многие микробы. Лечебное действие фитонцидов испытано на большом количестве больных. Так, профессор Ратнер вылечил фитонцидами чеснока, не обработанными никакими химическими способами, около 400 больных дизентерией.
Во время Великой Отечественной войны в госпиталях летучими фитонцидами лука обрабатывали — «опаряли» в течение 8-10 минут долго не заживающие гнойные раны. После одного сеанса количество микробов снижалось как минимум на 20 процентов вплоть до полного исчезновения. Микробиологи сравнивают стерилизующее действие фитонцидов с действием высокой температуры.
Впоследствии выяснилось, что действие фитонцидов чеснока не ограничивается уничтожением бактерий, они также влияют и на работу нервных окончаний, и на мышцы, и на давление в сосудах.
К сожалению, химический состав фитонцидов чеснока и лука еще точно неизвестен. Выяснено только, что действующие бактерицидные вещества — не белковой природы. Более десяти препаратов создали фармацевты из чеснока, но каждый из них отличается от других химическим составом и действием на микробов, уступая по своей противомикробной силе природному тканевому соку чеснока и его летучим фитонцидам. Более того, при употреблении этих лекарств наблюдались иногда непредвиденные неблагоприятные результаты. Биогенные же соединения, примененные в натуральном виде, всегда оказывали благоприятный эффект и никогда не вредили организму.
Летучие фитонциды игл сибирской пихты и багульника губительно действуют на стафилококки, стрептококки, дифтерийную и коклюшную палочки. Небольшое количество багульника дарит больным коклюшем детям спокойный сон без приступов мучительного кашля.
Фитонциды эвкалиптовых деревьев угнетают вирус гриппа. Врачи издавна рекомендовали больным вирусным гриппом орошать настоем из листьев эвкалипта полость рта и горло.
Сок антоновских яблок убивает многие микробы, в том числе дизентерийную палочку и брюшнотифозную бактерию. Однако следует помнить, что яблоки разной спелости обладают этой способностью в разной мере: губительнее всего для дизентерийного микроба сок яблок, собранных 1 сентября.
Плоды черемухи в разные периоды созревания также обладают различной способностью убивать бактерии.
Все эти растения — лук, чеснок и прочие — имеют один общий признак: сильный доминирующий запах. Однако считается, что интенсивность запаха не связана с мощью фитонцидов растений. Иными словами, совершенно необязательно, чтобы растительные вещества, имеющие запах, обладали фитонцидными свойствами, и в то же время растения, не содержащие эфирных масел, этими свойствами могут обладать в наивысшей мере.
Так, украинский академик Дроботько со своими учениками получил очень хороший лекарственный препарат из фитонцидов растения, весьма скромного по ароматическим характеристикам, — зверобоя прозеннолистного. Острый насморк проходит уже через несколько часов после применения лекарства, названного иманином. Зверобойные вытяжки хорошо помогают также при гнойных воспалениях уха и способствуют восстановлению обожженных тканей.
Впрочем, может быть, только нам кажется, что зверобой пахнет слабо. Возможно, для насекомых, зверей, а в особенности для микроорганизмов запах его пронзителен. Это же относится и к другим растениям.
Примечателен тот факт, что наиболее интенсивное выделение фитонцидов происходит после нанесения растению травм. В отличие от других веществ, продуцируемых растениями только тогда, когда болезнетворные микроорганизмы уже проникли в тело, фитонциды всегда в тканях, всегда готовы отразить инфекцию. Это, так сказать, первая линия обороны растений.
Вторая, не менее мощная, образующаяся, если первая преодолена болезнетворными вирусами, бактериями и грибками, — фитоалексины. Причем каждое растительное семейство вырабатывает фитоалексины определенного типа, направленные против специфического, присущего только этому семейству возбудителя болезни.
Биохимические соединения, токсичные для животных и микроорганизмов, содержатся в растениях, как правило, в неактивной, нетоксичной форме. В активное состояние они переходят для отражения того или иного нападения. Причем в месте вторжения микроорганизмов токсины образуют самый настоящий щит, перекрывающий пораженное болезнью место и надежно изолирующий его от здоровой ткани.
В эксперименте, например, в картофель внедрили гниль фитофторы. Две недели спустя его разрезали вдоль и обнаружили, что на зараженном конце образовалась мягкая гнилая «шапочка», а немного отступя от гнилого места, за тонкой полоской здоровой ткани по всему поперечному сечению клубня возник оборонительный заслон из фенольных соединений — кумарина и хлорогеновой кислоты, высокотоксичных для множества болезнетворных микроорганизмов. Примерно так же образуется защитный заслон и в листьях, стеблях, корнях, других органах растений.
Как видите, на случай всякого повреждения, всякой болезни у растений припасено великое множество самых разнообразных биохимических соединений, оберегающих их жизнь и здоровье. И все же растения болеют и нередко очень сильно. Даже лук — мощное антибактериальное средство, и тот подвержен гниению, то есть нападению и размножению гнилостных микроорганизмов. Правда, в подавляющем большинстве случаев луковица загнивает только тогда, когда уже выбросила проросток, — по существу, сделала свое дело в этом мире. Она умирает, чтобы не занимать место, где новому растению надо раскидывать корешки, и своим переработанным бактериями телом удобряет землю, заботясь о питании для зеленого потомка. Замечательно, что гниль, полностью растворяющая луковицу, как правило, совершенно не трогает проросток — ведь в него перемещаются, в нем концентрируются те соединения, которые всю долгую зиму отражали атаки всевозможных болезнетворных бактерий.
Но бывают случаи, когда луковица загнивает, потому что попадает в неблагоприятные условия. Даже температурный режим, слишком высокий или слишком низкий, не говоря уже о механических повреждениях, если не вовсе разрушает клетки растения, то значительно ослабляет его. Иногда гниение лука оказывается результатом селекции, производимой человеком для выведения сорта с нужными качествами. Это касается не только лука. По существу, все культурные растения слабее своих диких предков и менее устойчивы к заболеваниям. К примеру, дикие виды крестоцветных достаточно успешно отражают атаки всевозможных врагов при помощи фитонцида аллилизотиоцианата. Слишком резкий запах этого летучего масла пришелся не по вкусу человеку, и он принялся выводить сорта капусты с менее интенсивным ароматом. В результате распространилось такое заболевание капусты, как ложная мучнистая роса, — пока аллилизотиоцианат присутствовал в растениях в нормальной естественной концентрации, болезнетворный микроорганизм избегал попадать на них.
В сущности, эти два фактора — неблагоприятные условия жизни и ослабление организма потомков в результате скрещивания плохо совместимых родительских линий являются также основными причинами болезней человека. Болезнетворные микроорганизмы используют пробитые этими факторами бреши в здоровом теле клеток, чтобы приняться за предназначенное им природою дело: перерабатывать ослабевшее и, как им кажется, отжившее в ту питательную среду, на которой должна взрасти новая жизнь.
Одинаков и механизм воздействия микроорганизмов на клетки как растений, так животных и человека. Одни возбудители болезней, достигая непосредственной близости со слабой клеткой, бомбардируют ее мембрану токсичными молекулами, разрушая оболочку и питаясь, в сущности, трупом уже убитой клетки. Другие вступают с нею в контакт, прорезают ее мембрану, как мы ножом консервную банку, внедряются в цитоплазму и размножаются, питаясь продуктами живой клетки. Причем, поскольку скорость размножения микроорганизмов поразительно высока (каждые полчаса-час их количество удваивается, — попавшие в благоприятную среду 10 бактерий или вирусов уже к концу первых суток превращаются в колонию из миллиарда особей), они достигают такой концентрации, что начинают представлять вполне ощутимую угрозу и для здоровых клеток.
В ответ на заражение организм животных и человека вырабатывает иммунные тела — лейкоциты и активизирует деятельность находящихся в крови фагоцитов, а растения отражают атаку защитными веществами и токсинами, которые или уже присутствуют в них, или экстренно начинают синтезироваться.
Интересно, что ни лейкоциты, ни фагоциты не могут избавить растения от болезней — хотя бы потому, что вне организма животных эти клетки гибнут. Зато токсины и защитные соединения растений оказывают поистине неоценимую помощь и животным и человеку в борьбе с болезнетворными микроорганизмами; одни из них разрушают бактерии и вирусы, другие сдерживают их размножение, третьи — вспомним эстрогены — заставляют производить нежизнеспособное или стерильное потомство, четвертые очищают животный и человеческий организм от токсинов болезнетворных бактерий, объединяясь с ними и образовывая безвредные комплексы, которые выводятся наружу с мочою, потом и другими выделениями.
И в этих чудодейственных целительных свойствах растений нет никакой мистики. Ведь микроорганизмы, вызывающие даже чисто человеческие болезни, — это переродившиеся, перекинувшиеся на более беззащитную добычу старинные враги растений, с которыми травы расправляются запросто. И, по-видимому, именно потому, что растения стали им не по зубам, бактерии и вирусы начали поражать животных и человека, которые не могут образовывать столь мощной, гибкой, изобретательной защиты.
Гонорея, например, чисто человеческое заболевание, ни животные, ни тем более растения ею не заражаются. Но целый ряд трав вполне успешно излечивает эту болезнь.
Страшная, как смерть, проказа тоже поражает только людей. Однако и на проказу есть управа. В древнейших китайских и индийских лечебниках против нее рекомендовалось «масло царя Рамы». По легенде, царь Бенареса Рама заболел проказой и ушел умирать в джунгли. Там он питался травами, кореньями, плодами и ягодами. Семена одного из деревьев ему особенно понравились. Некоторое время спустя он обнаружил, что совершенно очистился и излечился от проказы. Так было найдено чальмугровое масло, содержащееся в семенах дерева чальмугры, известного ботаникам как гиднокарпус Курца, произрастающего во влажных лесах Бирмы, Таиланда и Индии. Исследования чальмугрового масла, проведенные в современных лабораториях, подтвердили его легендарные чудодейственные свойства: масло убивает, казалось бы, ничем не сокрушимые бактерии.
Древняя естественная медицина всегда предпочитала употреблять те растения, которые в больших количествах проявляли себя как сильно ядовитые. Недаром и по сей день при исследовании трав на целебность внимание обращается прежде всего на те растения, которые содержат токсичные алкалоиды, гликозиды, фенолы.
Возьмите любой справочник по лекарственным растениям, и вы обязательно в описании химического состава большего числа трав найдете, что среди других соединений в них содержатся алкалоиды. Фармакогнезия — наука о сырьевых источниках растительных (главным образом) лекарственных средств даже выделяет алкалоидоносные растения в одну общую группу.
Практически все они горьки и токсичны. Вообще токсичность, как правило, объединяется в растениях с горьким вкусом (обратное бывает не всегда), — последний служит для животных достаточно весомым предупреждением («не ешь, отравишься») и защищает от потравы деревья, кустарники, траву. Хорошо изучены химический состав и структура этих биогенных соединений. Понятно, далеко не всех — даже из 5000 зарегистрированных алкалоидных веществ химическое строение выявлено не более, чем у 3,5 тысячи. Общая их особенность заключается в том, что это азотосодержащие соединения основного (щелочного) характера. Химики XIX века, впервые выделившие их и до того полагавшие, что растения содержат только кислотные соединения, назвали вновь открытые и, по существу, самые различные вещества алкалоидами, что означает «щелочеподобные». Остальные их свойства — и химические, и физические, и лечебные — настолько не похожи, что каждое из алкалоидных соединений надо рассматривать по отдельности.
Судите сами, насколько различаются между собой вещества, сведенные в группу алкалоидов, скажем, по воздействию на организм животных и человека. Так, морфин — широко известное болеутоляющее и наркотическое соединение — является антагонистом не менее популярного эфедрина, при отравлениях морфином людей излечивают эфедрином, и наоборот. Оба эти вещества относятся к алкалоидам. При отравлении мускарином — алкалоидом гриба-мухомора — применяют тот же морфин. Алкалоиды чилибухи возбуждают нервную систему, а алкалоиды спорыньи — успокаивают ее.
Не меньше сюрпризов преподнесли исследователям так называемые фенольные соединения растений.
И рассказ о них мы начнем с истории о витамине Р.
…Издавна было известно, что цингу лучше всего лечить свежими фруктами и овощами. Английским морякам, например, бравые морские волки всего мира даже дали кличку «лимонники», потому что английские парусные суда брали в далекие плаванья не только солонину, муку и другие продукты, но и лимоны против цинги.
В 1928 году выдающийся венгерский биохимик Альберт Сент-Дьерди выделил активно действующее на цингу вещество — витамин С, или аскорбиновую кислоту, поскольку цинга еще называется скорбутом. Но оказалось, что при всей своей активности аскорбиновая кислота, в отличие от свежих фруктов или их соков, не в состоянии полностью избавить от скорбута: у людей, прошедших курс лечения, тем не менее оставались кровоточивость, хрупкость капиллярных сосудов и другие неприятные симптомы. Сам собою напрашивался вывод, что свежие овощи и фрукты содержат еще какие-то неведомые вещества, излечивающие то, что не долечивает аскорбиновая кислота.
Только восемь лет спустя, в 1936 году, в лаборатории Сент-Дьерди было получено из стручков красного перца и сока лимона биогенное соединение, устраняющее повышенную хрупкость и проницаемость капилляров кожи — причину кровоточивости. Из 200 килограммов лимонов удалось выделить всего 2 грамма этого нового для науки вещества, которое Сент-Дьерди назвал «витамином Р» — по начальным буквам венгерского названия перца — паприка и английского слова, означающего проницаемость.
Казалось бы, можно возликовать и усесться с большой ложкой на кисельном берегу. Но тут этот самый витамин Р и показал свой норов. Действие-то он оказывал (и превосходное) — и не только при цинге, но и при других болезнях, сопровождающихся хрупкостью, ломкостью и высокой проницаемостью капиллярных сосудов, — а вот как он это делал, что происходило в организме человека (или подопытной морской свинки) — оставалось загадкой.
Поначалу новый витамин, хоть и вызывал споры многих ученых мира, все же будил, так сказать, скорее чисто академический интерес: в конце концов при нужде можно лечить и соками растений. Но вот пришла пора взглянуть на него иными глазами. Взрывы атомных бомб над Хиросимой и Нагасаки выявили характерный признак лучевой болезни — кровоточивость. И уже в 1948 году было выяснено, что лечение рутином (препаратом витамина Р, выделенным из руты) не только уменьшает или вовсе устраняет кровоизлияния, но и способствует выживанию. Так, экспериментируя на собаках, американские ученые Е. Рекерс и Д. Филд обнаружили, что введение рутина за неделю до облучения собак дозой в 350 рентген снизило смертность животных с 64 до 12 процентов.
Вполне понятно, что взоры ученых опять обратились к загадочному веществу. Надо было во что бы то ни стало определить его состав и выяснить механику воздействия на организм. В результате многочисленных исследований оказалось, что витамин Р находится в сотнях фенольных соединений — в одних в большей, в других в меньшей концентрации. Впрочем, сам он так и не был обнаружен, и ни о какой его концентрации, строго говоря, речь идти не могла. Просто одни соединения действовали более активно на подопытных животных, другие — менее. Прочие же фенолы вообще никак себя не проявляли. И тут ученые несколько растерялись.
Поскольку Р-витаминной активностью отличались самые различные соединения, исследователи пытались искать то общее, что объединяет их. Единственным общим признаком оказалась фенольная конфигурация атомов. Но ею обладают все фенольные соединения, в том числе и те, что совершенно не проявляют Р-витаминной активности. Ученые растерялись еще больше.
В самом деле, определенное химическое вещество всегда ведет себя в точном соответствии с теми правилами, которые установлены для этого вида соединений. А тут все получилось наоборот — различные соединения подчинялись единому правилу Р-витаминности, но ничего общего между ними обнаружить не удавалось. Мало того, когда подопытных животных сажали на диету, в которой имелись все необходимые для жизни вещества, кроме соединений, содержащих витамин Р, это никак не отражалось на их здоровье. А ведь известно, что витамины необходимы организму животных именно потому, что он сам их вырабатывать не может, и авитаминоз вызывает многие заболевания животных и человека.
Значит, витамин Р вовсе не витамин? Может быть, тогда сам организм успешно синтезирует его? Проверялась и эта версия. А Сент-Дьерди в середине 50-х годов выделил из зобной (вилочковой) железы животных аналог витамина Р — вещество, схожее с флавоноидами — растительными фенолами. Но проведенные впоследствии тщательные исследования надежды «отца витамина Р» не оправдали.
Половину столетия бились ученые всего мира над тайной витамина Р и в результате всех этих трудов получили в общем-то только отрицательные сведения: это не витамин, а если витамин, то какой-то неправильный. Химическая структура его неведома, обнаружить его биохимическую реакцию с живыми клетками и органами не удается, для здорового организма (и в случае заболеваний, не сопровождающихся хрупкостью и повышенной проницаемостью капилляров) он не является необходимым веществом; основная масса введенного животным и человеку этого «невитамина» тотчас же выводится из организма, главным образом вместе с выдыхаемым воздухом, не задерживаясь и, по-видимому, не усваиваясь им.
Значит, огромная работа была проведена впустую? Совсем нет — хотя бы потому, что, во-первых, для практической медицины препараты витамина Р, открытые в ходе исследований, были просто неоценимы. Они стали успешно использоваться для борьбы с явлениями геморрагического синдрома (кровоизлияние) при сосудистых и аллергических заболеваниях различной этиологии, болезнями крови в том числе и врожденной гемофилией, передающейся по наследству, сахарным диабетом и кровотечениями, вызванными передозировкой антикоагулянтов, — все это заболевания, до того плохо или совсем не поддававшиеся лечению.
Во-вторых, внимание ученых стало концентрироваться на растительных фенолах, ранее считавшихся балластными для растений и ненужными, а по большей части вредными для человека и животных. В результате же исследований выяснилось, что Р-витаминные фенолы играют значительную роль в защите нашего организма от проникновения болезнетворных микроорганизмов.
Большинство микробов не в состоянии преодолеть барьер, образуемый поверхностными тканями, благодаря присутствию в них гиалуроновой кислоты, склеивающей клетки и белковые волокна. Но некоторые микроорганизмы вовсе не пытаются ломиться в закрытую дверь, а действуют «отмычкой» — специально вырабатываемым ими ферментом, растворяющим гиалуроновую кислоту.
В экспериментах, которые поставил В. А. Барабей, под кожу мышей вводили сначала этот фермент, а три часа спустя — Р-витаминные препараты. Размер поражений, вызванных ферментом, уменьшился вдвое. В других опытах введение катехинов (это наиболее активные Р-соединения) вместе с ферментом практически полностью предохраняло кожу животных от поражений.
Словом, подводя итоги полувекового исследования витамина Р, можно сказать: это непонятное вещество неизвестно как действует, но действует превосходно!
Еще больше перспектив открывает изучение других растительных фенольных соединений. Правда, целительная сила растений, в которых найдены эти соединения, была известна с древних времен, но хвала науке за то, что освященные ее высоким авторитетом травы и извлечения из них стали применяться современной медициной!
Итак, выяснилось, например, что фенольные соединения, выделенные из растений, действуют на сердце подобно адреналину и норадреналину: они увеличивают амплитуду сокращений сердца и одновременно минутный объем перекачиваемой крови. Однако при этом ритм сердечных сокращений — в отличие от действия адреналина — не учащается и даже иногда замедляется, а значит, сердце, прогоняя по сосудам больше крови, работает в энергетически экономичном режиме, меньше изнашивается. Флавоноиды — катехины, кверцетин, кверцстрин и т. п. — также восстанавливают сердечный ритм, нарушенный в результате чрезмерной нагрузки сердца или отравления ядами, возвращают сердечной мышце ее силу и пропускную способность. Вообще кардиотонический эффект растительных фенолов несравненно мягче — даже десятикратное увеличение дозы хоть и несколько угнетает деятельность сердца, но мышца остается неповрежденной и быстро восстанавливает свою работоспособность (разумеется, речь идет о выделенных из растений фенольных препаратах, в природе растительные фенолы такой концентрации не встречаются).
…Я благодарна своей бабушке за многое, в том числе за то, что по ее примеру начала еще в детстве пить крепкий чай. В те времена он считался чрезвычайно вредным для сердца, окружающие с ужасом взирали, как бабушка пьет этот «деготь». Тем не менее она прожила долго, и врачи всегда удивлялись молодости и здоровью ее сердца.
Теперь-то я понимаю, почему оно так сохранилось — в частности, из-за того, что бабушка любила крепкий чай. Ведь содержащиеся в нем флавоноиды — катехины, кверцетин, кверцетрин, а также другие фенольные соединения — галловая кислота, танины, наряду с кофеином, теофиллином, никотиновой и пантотеновой кислотой, образовывали тот уникальный комплекс растительных веществ, который в наилучшей мере нормализует работу сердца, постоянно и мягко понуждая его действовать в самом экономичном и безвредном режиме.
Конечно, все должно быть в меру, и употребление концентрированного отвара чая — так называемого чифира — отнюдь не способствует здоровью сердца и организма в целом. Ибо в чифире как раз и содержится та десяти-, если не двадцатикратно увеличенная доза флавоноидов, которая перевозбуждает, а следовательно, преждевременно изнашивает сердце.
Но сам чай, понятно, тут ни при чем. Хорошо заваренный, он чрезвычайно полезен — это знала еще древнейшая китайская медицина. С этим согласились и современные ученые.
Растительные фенолы отнюдь не ограничивают свое влияние на наш организм только кардиотоническим эффектом. Прежде чем добраться до сердца, они проходят пищеварительный тракт и также оказывают на него благотворное и оздоровляющее воздействие. Благодаря им на поверхности слизистой оболочки желудочно-кишечного тракта образуется тонкий слой осажденного белка, предохраняющий от всевозможных травм, а если они все же возникают, то способствующий их скорейшему заживлению, так как фенолы обладают и противовоспалительными свойствами. Поэтому, выходит, совсем недаром естественная медицина испокон веку при различных воспалительных процессах желудка и кишечника применяла корни и корневища змеиного горца (чаще называемого «раковые шейки»), кровохлебку, лапчатку прямостоячую (калган), ягоды черники и другие растения, содержащие значительное количество самых разнообразных флавоноидов, галловой кислоты, танина и прочих фенольных соединений.
Бессмертник и пижма, корень солодки и мята перечная издавна зарекомендовали себя как прекрасные средства для исцеления болезней печени. И все, как выяснили ученые, благодаря высокому содержанию флавоноидов и других фенолов, усиливающих выделение желчи и защищающих печень от всевозможных токсичных поражений — и инфекционного характера, и при отравлении лекарственными средствами, и при попадании различных ядов.
В уже упоминавшемся древнеиндийском медицинском трактате «Аюрведа» в качестве верного средства, исцеляющего от витилиголейкодермии, которая характеризуется обесцвечиванием участков кожи, рекомендуется растение из семейства бобовых — псоралея. Изучение псоралеи показало, что она содержит фенольные соединения из группы фурокумаринов, способствующие восстановлению пигмента в местах, пораженных витилиго. Из растения выделен препарат, который так и назван — псорален. Он найден и в некоторых других растениях, в частности в амми большой, которую еще в Древнем Египте применяли для лечения витилиго и псориаза — довольно широко распространенного (им болеют пятеро из каждых.200 человек, живущих на Земле) кожного заболевания. На основании древнего опыта и новейших исследований было предложено лечить фурокумаринами болезни и другой этиологии, в том числе такие предраковые заболевания, как солнечный кератит, пигментная ксеродерма, некоторые дерматиты. Лечится ими и рак кожи.
Фенольные соединения, как выяснилось, вообще обладают свойствами останавливать развитие раковых опухолей и метастазов в организме. Например, пирокатехин, гидрохинон, пирогаллол и производные галловой кислоты вызывают перерождение ДНК и гибель опухолевых клеток. Хиноны активно вступают в реакцию с нуклеиновыми кислотами и белками раковых клеток и, препятствуя синтезу их ДНК, тормозят развитие злокачественной опухоли. Метастазы, вызываемые путешествием оторвавшихся от опухоли раковых клеток по кровотоку организма, предупреждаются введением в кровь кумарина, фурокумаринов и их производных. Эти соединения разрушают барьер, возведенный раковой клеткой в месте ее нового прикрепления, и тем самым дают возможность лимфоцитам беспрепятственно уничтожать врага.
Исследованиями, в частности, подтверждена большая противоопухолевая активность чаги — березового гриба, издревле успешно применявшегося русской народной медициной для лечения язвы желудка и различных — в том числе раковых — опухолей. Содержащиеся в чаге фенольные соединения разрушают раковые клетки на разных стадиях их развития.
Фенолы таинственного, овеянного многими легендами корня мандрагоры также обладают противораковыми свойствами.
Подтвердилась и способность фенольных соединений защищать организм при радиационных поражениях. Если вы помните, именно это обстоятельство впервые привлекло внимание ученых к растительным фенолам.
Воздействие радиоактивного излучения на организм схоже с цепной реакцией. Частицы ионизирующей радиации передают атомам живого вещества свою избыточную энергию, которая вызывает в них вторичную ионизацию, эти ионизированные атомы в свою очередь передают излишнюю энергию окружающим и т. д. И ионизированные и возбужденные добавочной энергией атомы живых клеток начинают вступать в реакцию со свободным молекулярным кислородом, присутствующим всегда в организме, ибо без него, как вы знаете из предыдущей главы, невозможно дыхание клеток. Это ненормальное оксидирование разрушительно воздействует на нуклеиновые кислоты, белки, биологические мембраны, повреждает ДНК — словом, ведет к гибели клеток, продукты распада которых вызывают новый распад, — и так до тех пор, пока не погибнет весь организм.
В конце 50-х годов советский академик Н. М. Эмануэль предложил эффективный способ борьбы с лучевой болезнью с помощью антиоксидантов. Цепная реакция, вызванная ионизированными частицами, прерывается на первом же этапе: антиоксиданты блокируют вступление возбужденных атомов клеток в реакцию со свободным молекулярным кислородом.
Поставленные эксперименты дали обнадеживающие результаты. Фенольные антиоксиданты, введенные подопытным животным за 15–30 минут до облучения абсолютно смертельной дозой радиоактивных веществ, сохранили жизнь 20–50 процентам мышей, крыс, собак. Введенные даже после облучения соли галловой кислоты, ее производные и катехины позволили выжить, казалось бы, приговоренным к неминуемой смерти животным. Стоит отметить, что все другие радиозащитные средства, применявшиеся после облучения, не давали никакого эффекта, а то и ускоряли процессы распада в организме.
К проверочным опытам готовились более тщательно: все было выверено до мелочей, препараты растительных фенолов прошли дополнительную очистку. Но приступили к эксперименту — не получилось, животные погибли. Попробовали еще раз, и опять отрицательный результат.
Вернулись к старому методу — с недостаточно очищенным препаратом. Результат снова оказался положительным, подтвердил правоту Н. М. Эмануэля.
«Выяснилось, что чистые препараты совершенно не обладают противолучевой активностью, — пишет В. А. Барабой в своей книге „Растительные фенолы и здоровье человека“, — тогда как те же препараты, но содержащие ничтожную примесь продуктов окисления, были эффективны при введении как до облучения, так и после него».
Что же получается? Значит, именно эта ничтожная в количественном отношении примесь и есть, собственно говоря, защитный препарат? А остальное — балласт?
Попробовали ввести примеси без чистого препарата — снова неудача. Только объединение их давало положительный эффект. Ну, прямо точь-в-точь, как с витамином Р. Дальнейшие долгие и довольно сложные исследования привели ученых к выводу, что действенным веществом является вовсе не чистый препарат и не примеси-хиноны, а чрезвычайно нестойкая переходная форма между ними, постоянно и в самых ничтожных количествах присутствующая в галловой кислоте, в комплексе катехинов чая и других соединениях растительных фенолов. Это и есть сильнодействующее защитное средство от грозной лучевой болезни.
В заключение следует, наверное, добавить, что из огромного числа растительных фенолов, существующих в природе, исследована очень и очень малая часть. И это позволяет надеяться, что они еще преподнесут исследователям и нам с вами немало сюрпризов.
Впрочем, то же самое можно сказать и о тех же алкалоидах, механизм воздействия которых на организм так пока до конца и не ясен. Большинство даже тех биогенных соединений, что выделены в качестве активных лекарственных веществ, и по сей день используются по старинке: вот эта травка от ломоты, а эта от сердца, а как она действует — бог весть! Науке еще предстоит разобраться в этом.
Пока что не вызывает сомнений одно: биогенные соединения наиболее эффективны и наименее вредны для человеческого — в особенности больного — организма. В частности, благодаря их способности избирательно воздействовать только на ту болезнь, против которой они применяются.
В самом деле, мы уже знаем, какое великое множество самых всевозможных биогенных соединений содержится даже в самом маленьком, самом неказистом растении. Мало того, даже одно соединение воздействует, и весьма активно, на самые различные заболевания самых различных органов и систем нашего тела. Те же катехины чайного куста лечат атеросклероз и рак, лучевые болезни и гемофилию, заболевания сердца и печени. Но если они применяются не в выделенном и концентрированном, а в естественном, природном виде и оптимальной дозе, то никогда не оказывают вредного влияния на здоровый орган, даже тот, на работу которого активно воздействуют, когда он болен.
Таинственность этого замечательного свойства целебных растений сегодня понемногу рассеивается. Что-то мы в настоящее время знаем конкретно, о чем-то догадываемся, а кое-что можем с достаточной уверенностью утверждать на основе естественнонаучных и общебиологических знаний.
Вы никогда не задумывались, сколько самых разнообразных — в том числе вреднейших, если выделить их в чистом виде, растительных соединений попадает в наш организм каждый день, на протяжении всей жизни вместе с пищей? Причем вредные эти вещества содержатся зачастую и в наиполезнейших со всех точек зрения продуктах. Та же капуста, к примеру, кем только не прославлена — кулинарами за удивительные вкусовые качества, знахарями и врачами за не менее удивительные целебные свойства.
«Долго было бы перечислять все похвальные свойства капусты, — писал в I веке нашей эры римский ученый-энциклопедист Плиний-Старший. — Хрисипп, врач, посвятил ей специальную работу, разобрав в ней действие, которое она оказывает на каждый член тела… Писал о ней и Диевхез, а раньше всех Пифагор». Даже полководцы отдавали дань великолепным качествам капусты. Так, Александр Македонский считал первейшей необходимостью перед боем… накормить своих воинов капустой, в этом он видел залог мощи и победоносности армии.
А вот биохимики скажут вам, что капуста содержит чрезвычайно ядовитое биогенное соединение — синигрин. Даже в самых малых дозах он разрушающе действует на живые клетки, — того количества синигрина, что присутствует в витаминном салатике из свежей капусты, который вы съедаете за обедом, вполне достаточно, чтобы убить живой организм, состоящий из миллиардов клеток, — скажем, гусеницу. Конечно, если только она произошла не от бабочки-капустницы, привычной к синигрину. Так почему же ядовитое для живых клеток вещество не действует убийственно на наш организм?
Дело в том, что каждая живая клетка отлично знает, что именно ей в данный момент вредно, а что полезно, что она может принять и использовать, а что отторгнуть. Конечно, клетку можно и «обмануть»: отравить ядом сильнейшей концентрации, разрушить химически или физически, но в нормальном состоянии она вполне успешно справляется со всевозможными напастями и покушениями на ее жизнь — если врагов не слишком много или они недостаточно сильны. И поскольку в растениях почти никогда — за редчайшими исключениями — не содержится токсичных веществ в больших концентрациях или большой разрушительной силы, любая клетка из пробегающих мимо нее растворенных в крови и межклеточной жидкости биогенных растительных соединений отбирает то, которое ей нужно, и отталкивает или, если они как-то обманом проникли в цитоплазму, изолирует и выводит наружу любое ненужное, вредное, ядовитое вещество.
К сожалению, мы привыкли не доверять нашему организму. И когда больные или заболевающие клетки нашего тела сообщают, что им требуется в данный момент, мы не слышим их. А если бы даже услышали, то вряд ли поняли. А вот заболевшее животное, даже домашняя избалованная собачка, безошибочно отыщет в лесу, на лугу или в поле необходимую травку. По-видимому, дело тут вовсе не в неком инстинкте, как полагали раньше, — больные клетки откликаются на запах, который источают требующиеся ей биогенные соединения.
Люди в большинстве своем утратили это звериное свойство. Однако кое у кого оно еще сохранилось.
…С детства и до сего дня мне не дает покоя удивительный случай. Отец моей подруги тяжело заболел. Он долго лежал в больнице, потом врачи сказали его жене, чтобы она забрала его домой, поскольку все — рентгеновские снимки, биологические и биохимические анализы — совершенно ясно показывали: рак желудка. Дядя Миша вышел из больницы худой — скелет, а не человек, еле взобрался с помощью жены по трем ступенькам на крыльцо. Есть ничего не мог, его жестоко рвало кровью. Мы с ужасом глядели на него и не знали, чем помочь. Поэтому, когда неделю спустя он попросил набрать ему пижмы, мы с радостью бросились на ближайший пустырь и принесли громадные букеты. Он заваривал пижму и пил настой. Пил не так, как рекомендуется во всевозможной медицинской литературе и записях народных снадобий, — по столовой ложке. Нет, он настаивал сразу четырехлитровую стеклянную банку и стаканами опорожнял ее за день. Я, дочь потомственных врачей, уже тогда знала о сильных ядовитых свойствах пижмы и не могла спокойно смотреть на это смертоубийство. Родители мои тоже протестовали и убеждали дядю Мишу не пить такой ядовитый напиток стаканами и банками, но он только отмахивался. Дядя Миша поправился. Было это более тридцати лет назад, он жив до сих пор, бодр и практически здоров.
Много позже я слышала о подобных «чудесных» исцелениях другими травами, читала книгу знаменитого английского путешественника Френсиса Чичестера. Его, сорокалетнего, врачи также приговорили к смерти от рака. Поскольку в Англии принято сообщать больным всю правду, Чичестеру сказали, что жить ему осталось не более полугода. Решив пожить всласть напоследок, он обратил всю свою недвижимость в деньги и отправился на континент. В конце отпущенного врачами срока снежный обвал в горах Швейцарии запер его совершенно одного в горной хижине, где из съестных припасов был лишь мешок лука и чеснока. С голоду Чичестеру пришлось грызть эти овощи довольно долгое время — пока спасательный отряд не разгреб завалы льда и снега и не вызволил его из «плена». Когда он спустился вниз и чуть-чуть отъелся на более вкусной пище, срок отпущенной ему жизни уже давно прошел. А чувствовал Чичестер себя как нельзя лучше. Лучший швейцарский онколог после длительных и тщательных обследований заявил, что пациент совершенно здоров и незачем морочить голову серьезным и занятым людям. Таким же было заключение и других знаменитостей.
Никакого чуда, собственно, не произошло. По-видимому, разросшиеся опухолевые клетки, за неимением другой пищи, жадно хватали биогенные соединения пижмы — или, как у Чичестера, лука и чеснока, — а вместе с ними и токсичные вещества, отравляясь ими. Впрочем, вполне возможно, что в этих растениях содержатся какие-то особые соединения, уничтожающие раковые клетки.
Покоя мне не дает другое — откуда дядя Миша знал, что ему поможет пижма? Ни в одном справочнике по лекарственным растениям — в том числе и в древнейших, — ни в одной записи народных средств пижма не упоминается как средство против рака.
Объяснения от него добиться так и не удалось. «Захотелось», — кратко отвечал он.
Возможно, не погибла в нем древняя звериная способность слышать, чего именно требуют заболевшие клетки организма. Возможно, способность эта обострилась до крайности на исходе жизни. И когда влетевший в раскрытое окно ветер донес запах пижмы, ему просто захотелось ее испить.
Подобный же случай описывает венгерский онколог А. Ференци. У больного 54 лет был обнаружен рак легкого. Оперировать застарелую и широко разросшуюся раковую опухоль не представлялось возможным — это привело бы к смерти пациента. Рентгенотерапия также оказалась неэффективной. Больного выписали домой в тяжелом состоянии. За время болезни он потерял 27 килограммов веса.
Девять месяцев спустя его состояние стало неожиданно улучшаться, он даже поправился на 12 килограммов. Диньес, главный онколог венгерской провинции Гьеры, где находился больной, засомневался в диагнозе, так как никогда еще не наблюдал клинического выздоровления больных с неоперабельным раком. Больной был послан к доктору Ференци.
Тщательно проведенное обследование показало, что пациент практически здоров. Жалоб нет, РОЭ в пределах нормы, на рентгенограмме легкого не обнаружилось никаких серьезных образований. Обстоятельный опрос выявил, что примерно три месяца назад больной начал ежедневно съедать большое количество салата из красной свеклы. Не из лечебных соображений, а просто потому, что ему этого очень хотелось.
…Думаю, что пять, десять, а может быть, и сто тысяч лет назад гораздо больше людей обладало обостренной способностью чувствовать веления заболевших клеток организма и исходя из этого выбирать соответствующие целебные травы. Исцелявшиеся ими передавали свой опыт другим — тем, кто не так чувствителен. Эти-то растения и стали основой снадобий древней естественной медицины.
