Как бороться со штрейкбрехерами у себя дома
К сожалению, с ними нельзя бороться. Штрейкбрехеры – это бабушки и дедушки, которые втихаря разрешают ребенку все то, что строго запрещают родители. Конечно, не все бабушки и дедушки таковы. Часто именно они обучают детей тому, что не успевают объяснить излишне занятые родители. Но мы сейчас говорим не о них. Мы говорим о тех, кто понимает под любовью к малышу необходимость разрешать ему все, что только захочется. Побывав на выходных у бабушки и дедушки, ребенок забывает все правила общежития, необходимость чистить зубы, прибирать за собой вещи и многое другое.
Не нужно сражаться и спорить с вашими родителями. Это никому не принесет пользы. Они не изменятся и не пойдут вам навстречу. Но нужно помнить, что в какой-то момент ребенок начнет четко различать жизнь у бабушки с дедушкой и жизнь в родительском доме. Конечно, некоторое время он будет проверять вас на бдительность, но, поняв, что вас прошибить невозможно, примет как данность, что дома нужно вести себя одним образом, а в гостях у бабушки и дедушки – иначе. Может быть, ему пойдет на пользу возможность увидеть мир, окрашенный разными красками. Главное, чтобы вы не рвались с боем отстаивать собственную позицию в воспитании детей перед бабушкой и дедушкой. Единственное требование: нужно ОБЯЗАТЕЛЬНО жить отдельно. В противном случае ребенок будет ежедневно «стучать» бабушке на маму, а маме – на бабушку.
Выводом к этой главе может стать решение маленького ребенка, которое возникло в нем только потому, что все взрослые были единодушны. Это воспоминание В. Г. Ирова (Иров, 1998. С. 71).
Вечер. Вся семья, все четыре человека (мама, папа, старшая сестра и малыш, который потом вырос и описал все это. – Примеч. авт.) смотрят телевизор – «Спокойной ночи, малыши». Для самого младшего. Уважая его интересы.
И этот ребенок вдруг разражается дикими воплями. Помню, мне очень хотелось, чтобы меня послушали и переключили телевизор на другую программу. Сейчас я уже не помню, что мне, пятилетнему (возраст определяю очень приблизительно), хотелось посмотреть. Суть проблемы была не в этом. Мне просто очень захотелось, чтобы все население моего домашнего мира меня беспрекословно послушалось. Чтобы «они» послушались меня так же, как я слушаюсь их. Чтобы Я сказал – а ОНИ сделали. Без вопросов. Следуя моей воле.
Ничего не вышло. Я натолкнулся на стену единодушного сопротивления. Мне вежливо и педагогично [!] объяснили, что все остальные (большинство!) хотят смотреть то, что смотрят сейчас, и не переключат программу, пока не кончится передача. Это было поражение.
Я ходил зигзагами между стульями, на которых сидели папа с мамой, сестра, ныл, плакал, вопил, сопел, упрашивал. Никакого ответа. Никакой реакции.
И я, как говорится, «кожей почувствовал» силу и значимость мнения других людей. Я не помню, как разрешился каприз. Кажется, я ушел в другую комнату и некоторое время сидел там в темноте. Родители и сестра не помнят этого эпизода.
Мне думается, что этот «программный» каприз так прочно въелся в мою память именно потому, что с этого момента я понял своим небольшим детским умом, что существует чужое мнение и желание, которые тоже нужно уважать, с которыми нельзя не считаться. Которые тоже обоснованны. И если я хочу уважения к себе, я должен уважать других. Последнее я, конечно, так четко тогда еще не сформулировал, но ощутил именно тогда, благодаря «телевизорному капризу».