Если Бог захочет наказать
«Когда на тебя обрушивается такое несчастье, поначалу всё это просто не укладывается в голове, – говорит Ирина Владимировна Д., – а потом начинаешь изводить себя мыслями о том, почему это случилось с тобой, с твоей семьёй, за что тебе такое наказание господне. Снова и снова перебираешь в уме прошлое и пытаешься понять, когда всё это началось, что и почему пошло не так.
Благополучная и размеренная жизнь нашей семьи разбилась вдребезги четыре года назад, когда у младшего сына диагностировали шизофрению. У нас с мужем двое сыновей, и хотя разница между ними всего два года, они совершенно не похожи друг на друга. Не только внешне. Старший, Максим, с самого рождения был слабеньким, часто болел, а потом ещё порок сердца у него обнаружили, словом, набегались мы с ним по больницам. Зато потом, когда он пошёл в школу, проблем с учёбой вообще никогда не было, только ограничение физической нагрузки нужно было контролировать. Самые трудные предметы ему давались легко – математика, физика, химия, он не раз выигрывал городские олимпиады. При этом всегда был открытым и общительным мальчиком, и даже несмотря на слабое здоровье и близорукость, ребята в классе его уважали. Максим всегда был душой любой компании, лидером и, конечно, примером для младшего брата.
ЕСЛИ БЛИЗКИЙ ВАМ ЧЕЛОВЕК СТАЛ ЗАМКНУТЫМ
И АПАТИЧНЫМ, ПЕРЕСТАЛ ВЫРАЖАТЬ ЭМОЦИИ
И УГЛУБИЛСЯ В СЕБЯ, ИМЕЕТ СМЫСЛ НАСТОРОЖИТЬСЯ.
Павлик во всём старался подражать Максу. Мы с мужем частенько отмечали, что он копировал и походку брата, и его манеру говорить, по-детски радовался, когда Максим отдавал ему что-то из своей одежды, из которой вырос. До смешного доходило, помню, Паша мне как-то говорит: «Мам, да не нужны мне новые джинсы! Купи лучше Максу, тогда он мне свои серые отдаст». В отличие от брата, Павлик рос крепким, здоровым мальчиком, занимался то хоккеем, то плаванием. Потом все секции забросил и увлёкся шахматами, опять же, вслед за братом. Точные науки он очень не любил, часто мучился с домашними заданиями по алгебре, однако троек не приносил. Разве что двойки, и то за поведение. А вот сочинения всегда с удовольствием писал, доклады по истории тоже. Мы со своей стороны никогда не ставили Максима ему в пример, мол, смотри, у брата одни пятёрки, тебе должно быть стыдно от него отставать. Нет, такого не было. Но, возможно, это проявлялось как-то иначе, ненамеренно. Может, мы слишком бурно радовались успехам старшего, и каждый раз это становилось для Паши новым стимулом. Сейчас, оглядываясь на школьные годы сыновей, не перестаю думать о том, что есть доля и нашей вины в том, что случилось потом…
После школы Павел, недолго думая, пошёл поступать в тот же институт, что и Максим, на мехмат. Мы с мужем не могли налюбоваться на сына, с таким усердием он готовился к экзаменам, и Макс ему с удовольствием помогал, если что-то вызывало сложности. В общем, это поступление стоило Паше немалых трудов, но их результат был подарком для всей семьи, мы искренне гордились нашим мальчиком. А потом всё пошло наперекосяк…
Спустя некоторое время, где-то в начале второго семестра, мы стали замечать, как сильно изменился Павлик. Сначала мы не придавали этому значения – ну что тут особенного, просто мальчик взрослеет. А может, влюбился. Но потом всерьёз обеспокоились, поскольку эти перемены были странными и необъяснимыми. Павел становился всё более замкнутым и апатичным, он перестал улыбаться, да и вообще проявлять какие-то эмоции, на его лице словно застыла маска безразличия. Мы не могли понять, что происходит – сын не общается с друзьями, никому не звонит и никуда не ходит, а ведь раньше его было не удержать дома. Даже любимые компьютерные игры забросил.
И отец, и я пытались с ним поговорить по душам, каждый по-своему, вызвать на откровенность, выяснить, что с ним происходит, но на все расспросы он сухо отвечал «да всё нормально», лишь ещё больше замыкался и уходил в себя. Мы предположили, что у него возникли какие-то проблемы в институте, и он просто не хочет нас расстраивать. Максим тоже ничего не мог сказать – поскольку они учились на разных курсах, в институте они порой вообще не пересекались. Отец решил поехать в деканат и попытаться что-то выяснить там. И выяснил. Оказалось, что Павел давно уже не ходит на занятия, попросту прогуливает, хотя у него осталась ещё целая куча «хвостов» с прошлой сессии.
Эта новость для меня пришлась словно обухом по голове, ведь сын тщательно скрывал свои задолженности, каждое утро, как обычно, уходил в институт и возвращался вечером. Отец после этой поездки был сильно раздосадован тем, что ему пришлось выслушать о сыне. Но больше всего, конечно, таким мастерским обманом со стороны Павлика. И тут он не смог сдержаться, устроил жуткий скандал. Первый за двадцать лет нашей совместной жизни. Он кричал на сына, пытаясь добиться от него хоть какого-то объяснения: «Почему ты забросил учёбу? Почему прогуливаешь? Зачем ты нам врал?». И так дальше. А в ответ одно глухое молчание и полное равнодушие. «Ну, чего ты молчишь? Тебе сказать нечего? Ты что, совсем тупой?» – продолжал давить на него отец. Тот – ноль внимания. Я не знала, что делать, то ли мужа успокаивать, то ли сына защищать. Боялась, вдруг он тоже сейчас психанёт, хлопнет дверью и уйдёт из дома, ведь такой взбучки ему ни разу в жизни не доводилось получать. Но нет, ничего такого не произошло. Никакой реакции вообще. Пока я отпаивала мужа успокоительным, Паша тихонько выскользнул с кухни и ушёл в свою комнату. «Я устал. Голова болит», – вот и всё, что я услышала, когда позже заглянула к нему. Он просто лежал, ничего не делал. И до утра не выходил из комнаты.
Не знаю, может быть, именно этот скандал послужил тогда толчком для развития болезни. Иногда мне кажется, если бы мы как-то по-другому с ним поговорили, всё могло пойти иначе, и тогда не случилось бы того, что случилось. Хотя доктор потом мне объяснял, что по всем признакам Павлик уже тогда был болен, просто болезнь сначала протекала скрытно, а потом перешла в активную стадию. Так или иначе, но спустя примерно неделю, в течение которой Паша вообще не выходил из дому, ссылаясь на простуду, он попытался покончить с собой…
Откачать его смогли только благодаря тому, что Максим по счастливой случайности в тот день вернулся домой намного раньше обычного, у них отменились какие-то занятия. Три дня Павлик пролежал в реанимации, потом неделю в неврологии, там его предварительно осмотрел и психиатр. Ну, а потом уже положили на обследование в психиатрическую клинику, где и определили его болезнь как шизофрению.
ПСИХИКА – САМОЕ УЯЗВИМОЕ МЕСТО
В ОРГАНИЗМЕ ЧЕЛОВЕКА.
ДАЖЕ ОЧЕНЬ ЗДОРОВЫЕ И КРЕПКИЕ ФИЗИЧЕСКИ ЛЮДИ
МОГУТ ПОТЕРЯТЬ «РАССУДОК».
Я тогда много общалась с лечащим врачом Павлика, всё никак не могла успокоиться и понять, откуда всё это взялось, почему, как такое возможно? Спрашивала: «Доктор, ну как же так, ведь говорят, что в здоровом теле здоровый дух, а Паша всегда был на зависть крепким, физически развитым мальчиком, спортивным. И болел он очень редко, даже детские инфекции его стороной обошли. Что же его смогло так подкосить?» Помню, доктор мне рассказывал, что наша психика это вообще самое уязвимое в организме человека. И это несмотря на то, что природа создала наше физическое тело довольно приспособленным к разным воздействиям и многим опасностям, с целой системой защитных механизмов и возможностей для восстановления. А вот с психикой всё сложнее, это очень тонкая конструкция, и всё ещё малопонятная. Смотришь – вроде бы вполне устойчивая система и сбалансированная, со своими защитами, но вдруг от какого-то определённого воздействия в определённое время возьмёт и рухнет. «Это как со специально закалённым стеклом, – говорил врач. – Десять здоровяков могут долбить по нему кувалдой – и ничего, а подойдёт невзрачный старикашка да тюкнет маленьким молоточком в нужную точку – стекло и рассыплется в крошку». Наверно, так оно и есть. Мне трудно судить о свойствах психики, но я точно знаю одно – вся наша жизнь, наш маленький уютный мирок разлетелся на осколки в одно мгновенье.
О ситуации Павлика доктор сказал, что его расстройство было вызвано, скорее всего, тем, что мальчик в какой-то момент просто не справился с нагрузкой – учиться ему было крайне трудно, поскольку он выбрал самое сложное для себя, а не то, что на самом деле нравилось и получалось. При этом сам не мог понять, почему так происходит, искал причины в себе, стал считать себя ущербным. Он очень остро всё это воспринимал, боялся, что из-за проблем с учёбой изменится отношение к нему. В итоге всё больше отдалялся от внешней реальности, погружаясь в самые опасные и тёмные глубины внутреннего мира. Вот психика и не выдержала.
В клинике Павлик пролежал около трёх месяцев, лечили его, как я поняла, довольно тяжёлыми нейролептиками, но деваться было некуда. Как доктор сказал, «надо купировать симптоматику». После выписки примерно полгода ещё мы наблюдались амбулаторно, ходили периодически на терапию. Сейчас раз в год проходим плановые обследования. Я уже более-менее смирилась с тем, что жизнь сына, по большому счёту, сломана и будущее его ждёт не слишком радостное. Ведь даже если принимать всю жизнь таблетки, никто не даст стопроцентной гарантии, что не случится нового приступа, а с каждым обострением болезнь становится только ещё более разрушительной и труднее поддаётся лечению. Но я всё же стараюсь не терять присутствия духа и надежды на лучшее. Моего мальчика спасли, и это главное. Сейчас его состояние стабильное, ведёт он себя вполне адекватно, нормально общается с людьми, работает. В принципе, если не знать о его болезни, ничего даже не заподозришь, но о дальнейшей учёбе и каких-то перспективах говорить, конечно, не приходится.
Когда всё это свалилось на нашу семью, нас всех буквально придавило острое чувство вины за то, что упустили Павлика. Отец первые месяцы ещё крепился, но потом не выдержал. Начал допоздна засиживаться на работе, возвращаться домой выпившим. Дальше больше. Помощи от него ожидать уже не приходилось, наоборот, только новых стрессов и новых проблем. В итоге мне пришлось сделать нелёгкий выбор, и мы расстались. Максим тоже очень болезненно воспринял несчастье брата, ругал себя за то, что тратил всё своё время и внимание на институтские дела и новых друзей, отдалился от Пашки, не замечал его переживаний. Но раскисать нам было никак нельзя. Мы с Максом походили на занятия групповой психотерапии, чтобы научиться справляться с этой ситуацией, с нашей новой реальностью. Это действительно помогло, и теперь мы друг друга поддерживаем по мере сил. И, конечно, Павлика, ведь его ноша самая тяжёлая».
