Фактор пси
«В середине 80-х годов я был обычным сотрудником Института судебной психиатрии, – рассказывает кандидат медицинских наук Михаил Леонидович Самойлов, – работал, в основном, в составе комиссий по проведению психолого-психиатрических экспертиз в уголовных процессах. Работа была достаточно интересной, благо, ежедневного присутствия в стационаре она не требовала, некоторые исследования проводились и в амбулаторном порядке. Меня тогда вполне устраивали и содержание работы, и её условия, с одной стороны, они давали неплохой материал для диссертации и время для его анализа, а с другой стороны, позволяли избежать так называемой «профессиональной деформации», которая более вероятна при постоянном контакте с пациентами.
Словом, вся дальнейшая трудовая и карьерная перспектива для меня тогда была как на ладони. Но однажды произошло событие, перевернувшее с головы на ноги все мои представления о психиатрии, если не сказать больше. На первый взгляд, ничего экстраординарного не случилось. Позвонил бывший однокурсник по мединституту, Владимир, и попросил о профессиональной консультации, в порядке личного одолжения.
По телефону мой коллега коротко обрисовал, чем занимается их недавно созданная экспериментальная лаборатория и в чём, собственно, будет состоять моя задача. А занимались они серьёзным изучением паранормальных способностей человека. Я не слишком удивился, поскольку в те годы достаточно явно наблюдался то ли информационный всплеск, то ли информационный «вброс», как сейчас говорят, но эта тематика, экстрасенсорика, вдруг перестала считаться табу. Истории об экстрасенсах и современных магах-целителях стали любимой игрушкой и бумажной прессы, и телепередач. На этой волне, будто хлынувшей из разрушенной плотины, тогда поднялось, конечно, много пены, но была и очевидная польза – к тем, кто активно интересовался необычными и неизученными способностями психики человека, а тем паче к людям, которые слышали «голоса», читали или передавали мысли на расстоянии, перестали относиться как к клиническим параноикам.
Видя сегодняшнее скептическое отношение публики к одному лишь слову «экстрасенс», даже не будучи записным конспирологом, рискну предположить, что отчасти здесь имел место и классический «наброс на вентилятор», выражаясь блогерским языком. И сейчас лично для меня уже вполне очевидно, что цель дискредитации парапсихологии (и самого явления как такового, и результатов его научного изучения), в общем-то, достигнута. Видимо, этому были причины, о которых можно лишь догадываться. Ну да не об этом сейчас речь.
Короче говоря, мой приятель был энтузиастом своего дела, и в той, вполне академической лаборатории, которые тоже стали тогда появляться в некотором числе, они пытались найти научный подход для изучения паранормальных способностей, проводили психофизиологические исследования «операторов», как они называли людей, обладавших такими талантами. Меня же он попросил провести в частном порядке обычную психиатрическую экспертизу испытуемых, на предмет наличия или отсутствия явных клинических признаков каких-либо психических заболеваний. Задача показалась мне как минимум любопытной, и я согласился. Симптоматики серьёзного умственного расстройства ни у одного из тестируемых экстрасенсов я не обнаружил, хотя некоторые из них и проявляли определённые невротические реакции, отличные от обычного поведения среднестатистического советского гражданина. Подчеркну, моей целью не было глубокое исследование личности испытуемого и составление его подробного медико-психологического портрета, лишь отсев явных, классических случаев заболеваний.
Эти консультации не были для меня слишком обременительными, я с удовольствием помогал коллеге. Со временем, всё больше общаясь с этой группой энтузиастов и погружаясь в суть их экспериментов, я постепенно увлёкся процессом. Больше всего меня зацепила тогда сама идея – найти абсолютно научные, т. е. объективные и измеряемые, доказательства существования парапсихических явлений. Попробую пояснить, почему.
НАЙТИ НАУЧНЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
СУЩЕСТВОВАНИЮ ПАРАПСИХИЧЕСКИХ ЯВЛЕНИЙ —
«ЗОЛОТАЯ» МЕЧТА
МНОГИХ СОВРЕМЕННЫХ ПСИХОЛОГОВ.
Основной вопрос философии, об отношении сознания и материи, думаю, никогда не потеряет своей актуальности, сколько бы веков над ним ни бились самые светлые умы человечества и сколько бы концепций его разрешения они ни создавали. Когда мы говорим о парапсихологических способностях человека, то речь, по сути дела, здесь как раз идёт о явлениях или событиях, происходящих в некой неизвестной области между сознанием человека и материей окружающего его мира, каким-то образом связывающих, соединяющих эти два неизвестных. Вот это взаимодействие сознания и психики человека с элементами материального, физического мира, а точнее, воздействие на него, собственно, и было предметом экспериментов.
Я вдруг увидел, что коллеги Владимира, не задаваясь тем самым сакраментальным философским вопросом, интуитивно пошли от первичности сознания и искали объективные доказательства его влияния на материю, используя имеющиеся в то время приборы и создавая новые для регистрации отражения парапсихических явлений в физической среде. Признаюсь, я всегда был скептиком и сначала с недоверием относился к происходящему в лаборатории. Но одна простая мысль в конечном счёте заставила меня пересмотреть своё отношение и к парапсихологии, и к своей работе в целом.
Мне тогда подумалось, что психиатрия как наука всегда строилась исключительно с позиций материализма, ещё со времён Гиппократа, который объяснял психические болезни нарушением смешения жидкостей в организме. И сегодня мы по-прежнему пытаемся объяснять умственные расстройства причинами органического порядка, теми или иными нарушениями в работе мозга, например. Не это ли обстоятельство является причиной катастрофического состояния психиатрии на нынешний день? А ведь оно, если говорить честно, именно таково. Иначе почему в психиатрии мы не видим каких-либо революционных прорывов, сравнимых, например, с открытием ДНК или вирусов? Смешно сказать, но более чем за столетие среди лауреатов Нобелевской премии в области медицины (а это 201 человек) – лишь один единственный психиатр, Юлиус Вагнер-Яурегг. Эта премия австрийскому психиатру была присуждена в 1927 году за разработку лихорадочной терапии лечения прогрессивного паралича, тяжёлого психоорганического заболевания. На самом деле, это, конечно, совсем не смешно, а очень печально.
Печально потому, что психиатрию, по строгим меркам, вообще некорректно называть ни наукой, ни медициной, она не являет собой систему «научных знаний», то бишь объективных фактов действительности. Это, пожалуй, единственная отрасль медицины, в которой распознавание болезней имеет вероятностный и субъективный характер, во многом она до сих пор подобна слепцу, бредущему наугад по лесной чаще. Мы блуждаем в потёмках, пытаясь на ощупь отыскать новые способы диагностики и лечения болезней. «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что» – мне порой кажется, что эта формула как нельзя лучше характеризует принцип развития психиатрии. Ведь вся диагностика здесь основана исключительно на клиническом методе – сборе анамнеза, беседах с пациентом, различного вида тестированиях. Психиатрия не является доказательной медициной – у нас нет такого рентгена, которым можно было бы просветить душу человека, чтобы увидеть все её переломы.
Более того, мы говорим о «душевных болезнях», не имея понятия о том, что есть душа. Мы лечим «нарушения мышления», а представляем ли хотя бы в общих чертах, как оно должно функционировать, каковы его механизмы? Да и на сегодняшний день картина мало изменилась. С середины прошлого века учёные всерьёз говорят о создании искусственного интеллекта, и не только говорят, но и успешно работают, и в наши годы уже вплотную подошли к этому. А что мы знаем об интеллекте самого человека? Знаем ли мы, как рождается, живёт и умирает наш собственный разум?
Вопросы, вопросы, вопросы… Словом, подобная цепочка рассуждений и привела меня к осознанию «тщетности всего сущего» (в психиатрии) и необходимости кардинальных перемен в этой области медицины (если мы хотим её считать таковой). Вспомнив, что отправной точкой моего критицизма послужил основной вопрос философии, я решил использовать её в качестве точки опоры и… перевернул весь свой собственный мир. Ведь если принять, что первично именно сознание, то все симптомы психических болезней становятся логичным и вполне материальным следствием нарушений его функционирования. И не только психических болезней. И если (а вернее, когда) нам удастся создать глобальную, всеобъемлющую модель работы сознания человека, это реально позволит психиатрии вступить на качественно новый уровень, и мы сможем не только достоверно диагностировать заболевания, но и по-настоящему излечивать их, а не купировать симптоматику подбором препаратов.
СЕГОДНЯ ПСИХИАТРИЯ РАБОТАЕТ ПОДОБНО МНОГИМ
ДРУГИМ НАПРАВЛЕНИЯМ ТРАДИЦИОННОЙ МЕДИЦИНЫ —
ОНА СОСРЕДОТАЧИВАЕТСЯ НА РАБОТЕ С СИМПТОМАМИ
ЗАБОЛЕВАНИЯ, А НЕ С ЕГО ПЕРВОПРИЧИНОЙ.
Конечно, когда я говорю о построении глобальной модели сознания, я подразумеваю, что она должна включать в себя не только (и не столько) сведения, которыми мы сегодня обладаем о психике человека, о его мышлении и восприятии. Сюда должны войти знания, которые нам только предстоит получить благодаря исследованиям в области биохимии и нейрофизиологии мозга, биоэнергетики и экстрасенсорики, энергоинформационных технологий. А также и в других отраслях науки, которым ещё не придумано названий и которые, скорее всего, родятся на стыках прежних.
При этом не стоит отметать тысячелетний опыт собственной цивилизации, его нужно лишь переосмыслить в новом контексте. Душевные болезни были известны испокон веков, их лечили жрецы и Древнего Египта, и Древней Индии, можно вспомнить и более поздние истории, например, о таком известном целителе, как Иисус. Ведь вполне может статься, что рассказы об одержимости демонами и изгнании бесов не являются лишь религиозными бреднями, а имеют под собой реальную основу, стоит лишь перевести их на современный язык. И тогда в такой «одержимости» мы увидим, например, типичный случай заражения личности с ослабленным психическим иммунитетом каким-нибудь самым банальным энергоинформационным вирусом. Кто знает…
И кто знает, как изменится общепринятая картина мира, к каким новым теориям нас может привести изучение каналов и механизмов взаимодействия сознания и материального мира, особенно если помнить древние как мир принципы «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста. В полной мере это ожидание появления кардинально новых концепций и школ я отношу и к психиатрии, так что для активной познавательной деятельности в этом направлении впереди огромное непаханое поле».
