Этот простой и частный случай
Лет восемь назад, разбирая свой военный архив, наткнулся я на фотографию, вложенную в ветхий солдатский треугольник. Взглянул на нее — и словно вернулась моя военная молодость, будто весной повеяло с желтого бумажного клочка. Собственно, мы так ее и звали — Весна. По имени, хоть и было оно у нее замечательным — Катюша, — называли редко. Войдет Весна в палату, где лежали одни тяжелые — и сразу легче становится дышать тяжелораненым солдатам. Помню, никак она справиться не могла со своими косами: все вываливались из-под косынки, а если сбросит ее Катюша — тотчас упадут на спину и лягут на ней двумя тугими колосьями. Я таких кос ни до, ни после не встречал. Надо же придумать такое природе! Идет девушка, а косы за ней, как шлейф, по земле, коль не подберет, ползут.
И судьба у нашей красавицы сложилась счастливо. В каком только пекле не побывала, а даже не поцарапало. После войны вернулась к родителям в Москву. Они тоже пережили лихолетье, выдержали. И жених, одноклассник, до Берлина дошел, живым остался. Так что все вроде хорошо, ладно сложилось, только радоваться бы. Однако, слышал я, тяжело болеет наша Катюша в последние годы… Слышать-то слышал, а в памяти моей жила она такая, какой осталась на фотографии.
Кто знает, может, и не свела бы нас с Весной судьба больше никогда, если бы однажды, поднимаясь по институтской лестнице на свой этаж (терпеть не могу выстаивать в ожидании лифта), не приметил среди тех, кто стоял в регистратуре у окошка с надписью «Участники Великой Отечественной войны», кого-то удивительно знакомого. То ли голову отвела назад женщина как-то по-особому приметно, то ли волосы поправила своим, одной ей свойственным, но памятным мне жестом, только я уже не сомневался — внизу у окошка стоит Катюша. Через несколько минут мы сидели с ней в моем кабинете… Но не было, к сожалению, передо мной той шустрой палатной сестрички, умеющей выхаживать самых тяжелых, а была искалеченная, обезображенная болезнью женщина, сама нуждающаяся в помощи. Впечатление такое, будто еще прекрасную синеглазую, убранную короной золотых волос голову лишь начинающего увядать человека, совместили с чужим туловищем, кособоким и скрюченным.
— Вот как меня болезнь-то, Петр Григорьевич, — тяжко вздыхала Екатерина Ивановна. — И ничего нельзя поделать, — в тысячный раз повторяла она сама себе поставленный кем-то роковой диагноз, И все шарила, искала чего-то в кармане кофточки…
Я-то знал, чего больше всего боялась потерять моя Катенька. Спинхаллер — маленький аппаратик для распыления лекарства. Без него страдающему бронхиальной болезнью и шагу ступить нельзя. Вдруг приступ начнется? И ей станет очень плохо в буквальном смысле слова. В спинхаллере наверняка гормональный препарат, думал я. Началось все, пожалуй, с двустороннего тяжелого воспаления легких, сверх меры «пролеченного» в связи со спастическими приступами гормональными препаратами. К тому же они могли вызвать и несахарный диабет, когда больной пьет по три-четыре графина в день и худеет, худеет на глазах. Потом болезнь начинает уродовать кости. Их размягчает, искореживает тот же избыток гормонов.
— Ты, Катенька, не помнишь, — спрашиваю осторожно, чтобы не напугать, — когда и как у тебя впервые начали меняться кости?
— Помню, конечно. Через три года после воспаления легких… Как раз после последнего курса гормонотерапии, когда выписалась из больницы… Болят и болят… Сначала сустав правого указательного пальца, словно внутри его нарыв. Врач мне предписала мазь Вишневского накладывать. Легче стало, боли уменьшились. Ну а вскоре левая нога начала уменьшаться в длину, короче стала. Сейчас она у меня на пять сантиметров короче правой…
— А когда тебе легче, в какое время года?
— Весной. — И улыбка, слабый отблеск той, не забываемой друзьями-однополчанами, появляется на полных красивых губах. — Весной мы с мужем на дачу уезжаем, у меня там огород, сад… В последнее время цыплят поразвели, так что весь день на ногах. Тяжело, а стараюсь ходить, двигаться больше. Знаешь, весной и летом даже снижаю количество гормонов. Все говорят, что, мол, от пыльцы цветущих трав бывает аллергия — а у меня ничего… Вот в город как вернемся, тогда и начинается беда. В первый же день приходится «неотложку» вызывать. Уменьшенная за лето доза гормонов восстанавливается, и приходится пользоваться своими старыми дозами… А без них я уж ни дышать, ни жить не могу…
Что верно, то верно… Такое явление называется гормонозависимостью, это когда собственная адаптивная система не в состоянии продуцировать гормоны, поскольку давно разучилась это делать, получая гормональный допинг извне (см. предыдущие главы). Избыток суперактивных биологических веществ в организме приводит к полному сбою ферментного баланса. Вот и получается, как в трагическом случае с моей давней подругой, — лечили бронхолегочную систему, вызвали серьезные изменения в опорно-двигательном аппарате, в гипоталамусе.
Проявление поломки последнего сказалось в том, что он прекратил вырабатывать гормоны, осуществляющие водно-солевой обмен в организме. У больной возник несахарный диабет. Правда, процесс «погасили» с помощью тех же инъекций гормонов. Но погасили-то пламя…
— Помните аллегорию, упоминавшуюся американскими учеными при описании разрушительных последствий гормональной терапии? Пепелище, оставшееся после пожара… И в нашем случае аналогичная картина. Пепел разрушения, символизирующий необратимость процессов… Сколько лет тому назад ты заболела?
— Чем? Ногой?
— Да нет же, воспалением легких…
— А при чем здесь легкие? Ты мне, Петр Григорьевич, ноги подлечи… А со спинхаллером я как-нибудь и до конца дней дотяну. Лишь бы хоть как-то передвигаться. Меня знаешь с каким диагнозом сюда прислали? Заболевание опорно-двигательного аппарата. Его и лечи!
— Ишь ты какая… Да я таких врачей, которые лишь часть болезни лечат, по военному времени в штрафной батальон отправлял бы, чтобы там, на поле боя, под рвущимися снарядами понабрались ума-разума… Ну, да что теперь говорить… Попробуем по возможности из беды выползти. Но одолеть болезнь нам удастся при условии, если ты, во-первых, будешь мне безоговорочно доверять, и, во-вторых, станешь самой преданной союзницей в борьбе с недугом. Идет? (Настороженные синие глазищи прикрываются на миг щеткой ресниц.) Тогда слушай…
Часа три просидели мы в тот день в кабинете. Кто только ко мне не заглядывал за это время! В «предбаннике» слышу, секретаря даже поругивают: у Петра Григорьевича, мол, встреча с делегацией назначена, а ты не пропускаешь.
Но так или иначе — обговорили вроде бы все, предусмотрели, расписали. Главное, поняла моя больная, что заболевание легких и тяжелейшая болезнь костей — процессы взаимосвязанные, имеющие общие истоки, одни пусковые механизмы. И лечить их надо, применяя общую стратегию, а вот тактику — разную. Согласно специфике течения болезни в этих органах и тканях.
Ну, думаю, завтра и начнем, и даже пообещал на прощание: новой ноги я тебе, дорогая, не подарю: к сожалению, вспять событий не повернуть, процесс же остановлю, можешь не сомневаться. Потерпи немного, будь умницей — и спинхаллер выбросишь…
Дома поделился всем с женой. (Она у меня тоже доктор меднаук, но хирург.) О Катерине наслышана. Мол, такая уж русская красавица была. Иной парень за один ее взгляд готов был умереть, а вот что с человеком случилось…
В общем, в ночь после встречи мне было не до сна. Как начинающий медик, волновался перед курсом лечения. Да и как тут останешься спокойным, если предстоит иметь дело с настолько измотанным человеком, что он и гормональные препараты согласен до конца дней своих принимать.
Встретился я утром с моей подопечной и тут же повел ее на процедуры, отдав врачу распоряжение провести комбинации высокочастотных электромагнитных волн на корень легкого и поясничную часть спины. Чтобы времени не терять, пока больная лечится, решил пробежаться по палатам, взглянуть, как там без меня ночь прошла, нет ли осложнений?
Возвращаюсь — а человека словно подменили. Лечиться она не будет. Ни во что не верит… В чем дело — не пойму. И врач-физиотерапевт ничего объяснить толком не может, сам в недоумении.
Только спустя день доконался-таки до причин столь неожиданного эмоционального и психического сбоя.
Случилось непредвиденное и досадное. Во время процедуры соседкой по кабинету у Катюши оказалась девица, весьма, к сожалению, «сведущая» в вопросах медицины. Скептически скривив рот, она изрекла то, чего не должна была, не имела права говорить никому, а больной, столько выстарадавшей, столько пережившей, тем более.
Разумеется, мне удалось снять (и очень быстро) все негативные последствия разговора. Но уж коли он состоялся, то следует, вероятно, и нам остановиться подробнее на том обстоятельстве, что лечащий врач, столько лет ведущий больную, должен, обязан был ее к такому разговору заранее подготовить. Потому что никто не застрахован от «сочувствия» или «участия» «доброжелателя». Между тем это неотъемлемое право одного врача. И только он делает свое дело со знанием, значит, и достаточно убедительно.
Тема взаимоотношений врача и пациента — извечная в медицине, и ее никак частной не назовешь, проявись она даже в одном конкретном случае.
Разумеется, отношения между врачом и пациентом каждый раз развиваются по-своему. Но если, как говорил еще на заре века наш выдающийся психиатр В. Бехтерев, больному после посещения доктора не стало лучше — это плохой врач. Однако подарить пациенту веру в выздоровление можно, лишь превратив его из пассивного наблюдателя в активного и стойкого борца за собственное здоровье. Вот как убедительно, а главное, обстоятельно о происшедшей с ним метаморфозе (после известия о возможности победы над анкилозирующим спондилоартритом всего одного человека из пятисот) рассказал в своей книге «Анатомия болезни. Глазами пациента» американский общественный деятель и писатель Норман Казинс.
«До сей поры я был склонен полностью предоставить медицине заботу о моем излечении, а теперь понял, что надо подключать и собственные ресурсы… Если я хочу оказаться тем самым одним из пятисот — значит, я не имею права пребывать в роли пассивного наблюдателя».
Но что значит желать выздороветь? И каким, наконец, образом можно подключить скрытые ресурсы организма?
Это значит, что каждый больной должен, во-первых, поверить в выздоровление и, во-вторых, максимально широко использовать с этой целью положительные эмоции — могущественный арсенал человеческой природы. Именно они приводят в действие, запускают в организме все механизмы, усиливающие химические процессы. Именно они многократно повышают его терапевтический потенциал, столь необходимый для нормальной жизнедеятельности. Здесь слово врача бесценно…
Привести в действие механизм положительных эмоций, конечно, дело не всегда простое, но содружество врача и пациента способно на многое. Тот же Казинс рассказывает о таком весьма любопытном приеме, как регулярный просмотр кинокомедий (смехотерапия), неизменно вызывающих положительные сдвиги в течении заболевания. Именно смех дарил ему обезболивание и два часа спокойного сна. Затем вновь включался кинопроектор, и вновь сон продлевался на несколько часов.
Благоприятное влияние на активизацию химических процессов в организме оказывало и чтение юмористических книг. Одновременно больному проводился курс лечения витамином С в повышенных дозах. И нужно сказать, что аскорбиновая кислота «работала» не менее результативно, чем смех.
«Главное, чего удалось добиться моему врачу на пути к победе над моей болезнью, — пишет Казинс, — это поддержать во мне уверенность, что в этом сражении я уважаемый, равноправный партнер…»
Но почему, собственно, смех, положительные эмоции и воля (пациента и, конечно, врача) помогают одержать верх над болезнью? Какие внутренние механизмы кроются за ними?
Условнорефлекторные связи, установленные положительными эмоциями между корой головного мозга и остальными адаптивными системами организма. Подкрепленные юмором, эти связи повышают тонус и реактивность коры головного мозга. Под их влиянием возбуждается симпатическая система, усиливающая выделение химических регуляторов. А они, в свою очередь, воздействуют на переднюю долю гипофиза. Последняя усиливает синтез и выброс в гуморальную среду организма адренокортикотропного и тиреотропного гормонов, активизирующих функцию коры надпочечников и меняющих работоспособность щитовидной железы.
Повышение синтеза стероидных гормонов обеспечивает противовоспалительный и депрессантный эффекты (подавленно процесса разрушения коллагена). Иммунное воспаление, лежащее в основе развития анкилозирующего спондилита, начинает затухать.
Улучшение деятельности щитовидной железы благотворно сказывается на интенсификации всего обмена веществ, улучшается общий тонус организма. От этого зависит работоспособность человека, отношение его к жизни, к действительности. Конечно, можно «впасть» в болезнь, уйти в нее, как говорят, с головой. К сожалению, людей, чьи жизненные интересы сосредоточены лишь на анализах и результатах обследований, немало. Но я не знаю случая, чтобы человек с таким настроением, с такой уродливой психикой победил бы болезнь.
Побеждает тот, кто хочет победить, как Николай Островский, как тот же Казинс, как Пабло Казальс… Утро у последнего начиналось со своеобразного ритуала: полчаса за роялем. Его пальцы, изуродованные ревматоидным артритом, рождали звуки, идущие к сердцу. Звучал Бах… Все существо старого человека, а ему ведь было девяносто, сливается с музыкой, растворяется в ней, и от скованности, неподвижности не остается и следа.
Вот что значит положительный эмоциональный настрой, высокий душевный накал, огромная воля к жизни. Следовательно, и напряжение функций адаптивных систем, регуляция и повышение их синтетической работы. В конечном же счете у этого пациента наступило ослабление воспалительного процесса, устранение синдрома гипокортицизма, улучшение локомоторной деятельности и приспособление к условиям внешней среды.
Неудержимое стремление к выздоровлению действует на болезнь не менее эффективно, чем любые лекарства. Результативнее его, пожалуй, только одно средство — слово врача. Вот почему именно доктор должен выявить характер и степень нарушения функции той или иной адаптивной системы своего подопечного. А на основе их определить те методы профилактики и лечения, которые способны восстановить разрушенное болезнью здоровье.
А пациент? Он, как говорил Казинс, обязан стать равноправным партнером врача в борьбе за собственное выздоровление. И тогда болезнь отступит. Я в этом нисколько не сомневаюсь.
Но… вернемся к тому частному случаю, с рассказа о котором эта глава началась. Итак, мне предстояло иметь дело с тяжелой больной, хроническая болезнь которой основательно разрушила не только здоровье, но и (как выяснилось после случайного разговора больной с медицински необразованным человеком) волю пострадавшей. Однако мобилизовать силы последней, собрать ее эмоции в кулак оказалось делом не столь уж трудным, поскольку моя больная прошла суровую фронтовую школу. Прочная рефлекторная связь на слово «надо» проявилась у нее очень быстро. Через пять-шесть процедур высокочастотных электромагнитных волн (я их через раз подменял волнами дециметрового диапазона) вся фигура больной словно подобралась, стала ладнее, что ли…
Правда, характеризуй я сейчас изменения, происшедшие за эти дни с другим человеком, а не с моей подопечной, наверное, не удержался, сказал бы — стройнее. Но где уж! — перекошенное туловище, негнущиеся пальцы… И все-таки что-то неуловимо хорошее происходило с ней. Наиболее верное определение подобрала сама Катюша. «А я, Петр Григорьевич, посуше стала», — сказала она как-то, глядя в большое зеркало институтского холла.
Верно, посуше… К чему стремились, того, собственно, и достигли. Дело в том, что электромагнитная терапия стимулирует в организме выработку и альдестерона, одного из гормонов — регуляторов водно-солевого обмена.
Альдестерон начинает с «наведения порядка» в гомеостазе, восстанавливая в нем в первую очередь нормальное соотношение между электролитами натрия и калия. Правда, моя пациентка обратила внимание на происшедшие с ней изменения лишь тогда, когда не заметить их стало невозможным. Для меня же то был предвиденный, заранее планируемый процесс воздействия на больной организм физических методов лечения. Иными словами — воздействия на организм преобразованных природных факторов. Об изменениях, которые не замедлили сказаться на состоянии здоровья больной, я мог судить еще раньше по биохимическим анализам крови: уровень оксикортикостероидов в ней неизменно поднимался.
Пройдет совсем немного времени, и мы почти наполовину «сбросим», понизим все еще получаемый пациенткой гормональный допинг. Его заменят свои собственные, вырабатываемые организмом гормоны, обретшие силы для борьбы с болезнью.
Почему, врачуя ноги и бронхолегочную систему, процедуры-то я назначил прежде всего на поясницу (зона от десятого грудного до четвертого поясничного позвонка)? Потому, что мне было необходимо во что бы то ни стало «разбудить», расшевелить практически переставшую функционировать адаптивную систему организма. И легкое, бронхи тоже никак нельзя оставлять без должного надзора, без строгой опеки — и я посылаю мощный заряд волн дециметрового диапазона непосредственно на корень легкого. Зачем? Чтобы увеличить приток к нему артериальной крови, богатой гормонами, микроэлементами, кислородом и другими столь необходимыми для питания и строительства клеток материалами.
С таким подкреплением организму уже не страшно само воспаление, и он готов принять этот допинг на клеточном уровне. Но в бронхах, как в крепостях за мрачными стенами, еще спасаются те, кто поддерживает воспалительный процесс, кто не дает погаснуть болезни. Имя им — флюоресцирующие иммуноглобулины. На них мы и направляем свой основной удар, срубая болезнь под корень. Благотворное воздействие на организм локальных дециметровых волн на этом, разумеется, не заканчивается. Они еще убыстряют клеточный метаболизм и отток из легкого венозной крови. Теперь кровь, несущая углекислый газ, торопится покинуть его пределы, а доставляющая кислород — передать свой драгоценный груз тканям и клеткам, столько лет жившим на скудном пайке. Здесь, вероятно, следует сказать, что пораженные ткани страдали не только от недостатка кислорода в артериальной крови. Была и другая причина. Кислородный дефицит развивался из-за воспалительного отека слизистой.
Наличие кислородного дефицита в организме определяется резким снижением показателей функции внешнего дыхания. Стоит пройти больному лечебный курс, и под воздействием электромагнитных волн оживающее прямо на глазах легкое (или легкие — это уж зависит от характера течения и обширности поражения легочной паренхимы) многократно повышает свою способность к вентиляции, минутный объем дыхания возрастает, а вдох и выдох становятся глубже.
Как ни эффективно лечение в стенах клиники, как ни обязаны ему и мы, и наши больные, полностью подменить собой природу оно не может. За чистым воздухом, которым дышится полной грудью, следует ехать на климатический курорт. Это мой совет всем, кто перенес бронхит, страдает плевритом, хронической пневмонией. Потому что лечить больных с поражением легких необходимо прежде всего воздушным океаном, в котором много кислорода, столь недостающего таким больным, А если органы дыхания не могут обеспечить кислородом самих себя, то чего же ждать от них помощи другим тканям и системам?
Разорвать порочный круг, когда, с одной стороны, сама бронхолегочная система страдает от воспалительного процесса и не может поглощать тот объем кислорода, который необходим организму, и с другой — это сдерживает, если хотите, тормозит окислительно-восстановительные процессы в клетках и тканях, может помочь только природа.
Куда же надо ехать лечиться? К теплому морю, к его ветрам, насквозь пропахшим солями, водой и солнцем: в горы, где воздух пьянит от настоя лечебных трав. Туда, где нет выхлопных газов и сернистых кислот, куда закрыт доступ пыли, где высока ионизация воздуха и практически нет аллергенов. И где всегда, каждую минуту, каждую секунду удивительный воздух, сотворенный природой для жизни, для дыхания, способен отдавать нашему организму кислород.
А солнечные лучи (высокая радиация), теплые ветры, пониженное атмосферное давление? Они закалят организм, сделают его менее чувствительным к внешним неблагоприятным воздействиям (в медицине это приобретенное свойство принято называть десенсибилизацией), и, наконец, солнце и чистый воздух подарят долгожданное счастье человеку видеть мир не через дымчатые стекла страданий.
Удивительно благотворно сказывается на состоянии человека, страдающего бронхолегочными заболеваниями, микроклимат карстовых пещер. И хотя на первый взгляд рекомендация пройти курс лечения в карстовой пещере представляется многим если не сомнительной, то по крайней мере противоречащей той, которую я только что дал, метод этот удивительно эффективен. Да и противоречий здесь, если вдуматься, никаких нет. Так что отрекаться от совета больному человеку побывать на горном или морском курорте я вовсе не собираюсь. Потому что и там и тут врачеватель один — воздух, обладающий целебными свойствами.
Дело в том, что земля наша дышит. Это дыхание осуществляется по своим законам. Хороший хозяин, например, прекрасно знает, как ему нужно сделать погреб под домом, чтобы в нем никогда не скапливалась вода, всегда было проветрено, а значит, и легко дышалось.
Почва, состав ее в том месте, где роется погреб, значит многое. Песчаный грунт — воздух чище, суше. Глинистый — тяжелее. Но погреб не пещера. В ней какие-то свои, особые законы вентиляции. Кто в детстве по подземным катакомбам полазил, прекрасно это знает. Сидишь в такой пещере: сухо, тепло, дышится глубоко, спокойно, а откуда-то все время идет чистая, словно обновляющаяся, воздушная струя, в меру прохладная, в самую пору подогретая. Однако просто пещеры ни в какое сравнение не идут с карстовыми. Эти — особая статья. Воздух в них так тонок, его компоненты так перемешаны, что ему и определение специальное дано: высокодисперсный спелеоаэрозоль (спелеопещера). А относительно низкая температура, столь же низкая (и тоже постоянная, что чрезвычайно важно!) абсолютная влажность, чистота и, наконец, практическая стерильность воздуха пещер без патогенной микрофлоры и аллергенов придают ему прямо-таки лекарственную силу.
Люди, страдающие, например, заболеванием легких, здесь буквально оживают на глазах. Причина хорошо известна — спелеоаэрозоль карстового воздуха щедро насыщен микроэлементами (способными гасить воспаления в слизистых тканях органов дыхания) — ионами кальция (0,003 мг/м3), магния (0,08 мг/м3), гидрокарбоната (0,09 мг/м3). Бронхолегочное древо, а наши легкие в полном здравии удивительно напоминают раскидистую пышную крону, расправляется под их благотворным воздействием, очищается от слизи. Врачи удовлетворенно констатируют в своих дневниках: мощность вдоха и выдоха у больного возросла!
Двадцати пяти ежедневных трехчасовых процедур в условиях карстовой пещеры оказывается достаточным, чтобы легкие получили заряд бодрости на… целый год, передав его, как эстафету, другим органам и тканям. Есть еще одно «побочное», но крайне важное последствие пребывания в карстовых пещерах легочных больных: у них медленно, но верно снижается аллергическая реактивность. Насколько это важно — трудно передать. Ведь человек, прошедший курс лечения, возвращается домой в те же самые условия, которые вызвали, спровоцировали ему болезнь. И появись он столь же беззащитным, каким был до лечения, перед выхлопной трубой автомобиля — все начнется сначала.
Карстовая пещера дарит бронхолегочной системе больного силы противостоять аллергической среде города. А с уверенностью в своих силах к человеку приходит и соответствующее настроение, желание жить, он дышит полной грудью. Правда, мы, медики, люди, умеющие все приземлять, предпочитаем всем на свете высоким словам сухость и точность записей в историях болезней наших пациентов. Зато какой музыкой звучит для меня синонимы того, о чем общепринято говорить «дышать полной грудью»: акт дыхания улучшился, альвеолярная вентиляция увеличилась, функция внешнего дыхания повысилась, хроническая болезнь прекратилась… И моя Катенька, побывав в свое время в карстовой пещере, тоже перестала задыхаться, рука ее больше не искала судорожно спинхаллер. Она перестала бояться ночи, одиночества (как бы приступ не начался внезапно, когда дома никого нет!), стала спокойнее, раздражительность ее исчезла. Отдохнувшая нервная система вошла наконец-то в рабочий режим, вновь приступив к обязанностям по сохранению в должном тонусе и режиме всех адаптивных систем организма. И как следствие положительных перемен — повысилась активность, работоспособность корковых зон мозга, перестройка их электрической активности значительно облегчилась.
Больные ощущают такие перемены по-своему. Они словно шире и ярче начинают видеть мир, и, уж поверьте мне, здесь нет никаких аллегорий. Просто диапазон усваиваемых выздоравливающими слуховых и световых раздражителей значительно расширяется.
Но как ни хороши природные факторы карстовых пещер, как ни целебен их воздух, одним им, пожалуй, не справиться с негативными напластованиями болезни. Поэтому хорошо бы включить в лечебный комплекс того или иного больного еще и нарзанные ванны Кисловодска. На их фоне все оздоровительные процессы будут идти гораздо успешнее, положительные сдвиги надежнее закрепятся. Врач-курортолог может заранее назвать все эти перемены к лучшему. В первую очередь после курса ванн частота сердечных сокращений у больного уменьшится. Сердце станет биться ровно, сильно. Врач непременно отметит для себя: пульс хорошего наполнения, мышца желудочка расслабляется на более длительный промежуток времени (продолжительность диастолы, говорят в таких случаях медики, возросла), давая сердцу дополнительные мгновения отдыха. К тому же само сердце перейдет на улучшенное снабжение кровью. Это значит, что и легкие получат ее в достатке. Нарзанные ванны стимулируют еще и сами органы дыхания. Улучшается их дренажная функция, убыстряется удаление углекислоты.
Разумеется, в каждом конкретном случае и для каждого конкретного больного существует своя лечебная минеральная вода, свой климат, своя целебная грязь» И хотя бальнеологии — науке о сущности лечебного действия природных факторов — прекрасно известны сложнейшие механизмы их воздействия на человеческий организм, они находят свое, неповторимое преломление в индивидуальных особенностях больного. Вот почему я могу лишь пожать плечами в ответ на безответственнейшую реплику: мало ли что… ухудшение… это простой частный случай.
Весь опыт моей врачебной практики свидетельствует о противном: не существует простых частных случаев, все они удивительно сложны, И за каждым из них — человек…
