Глава 1 Синдром Уотергейта

Глава 1

Синдром Уотергейта

Краткое содержание:

1. Примеры нечестности и коррупции в области исследования лекарств.

2. Пристальный взгляд на первое большое исследование, объявившее амигдалин «не имеющим ценности».

3. Доказательства подтасовки в исследовании.

4. Крестовый поход FDA против амигдалина, поскольку он «не проверен».

5. Их отказ предоставить возможность проверить его всем (исключая оппонентов).

В этом (2002-м) году 550 000 американцев умрут от рака. Один из трех из нас заболевает раком в течении жизни. Это — восемьдесят восемь миллионов человек в одних Соединенных Штатах. Цель этого исследования состоит в том, чтобы показать, что эта большая человеческая трагедия может быть остановлена целиком и полностью на основе существующего научного знания.

Мы будем исследовать теорию, что рак, как цинга или пеллагра, является авитаминозом, ухудшенным нехваткой существенных пищевых компонентов в диете современного человека, и что его окончательное решение должно быть найдено просто в восстановлении этого вещества в нашем ежедневном рационе.

То, что вы прочтете, не одобрено государственной медициной. Администрация по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA), Американское общество рака, и Американская медицинская ассоциация обозвали это мошенничеством и шарлатанством. Фактически, FDA и другие агентства правительства использовали каждое средство в своем распоряжении, чтобы препятствовать этой истории быть рассказанной. Они арестовывали граждан за то, что они встречались в общественных местах, чтобы рассказать друг другу правду на эту тему. Они конфисковали фильмы и книги. Они даже преследовали по суду докторов, которые применяли эти теории, чтобы спасти жизни своих пациентов.

Вот отношение большого брата, прямо выраженное 1971 году Грантом Ликом, руководителем отдела пищи и лекарств штата Калифорния: «Мы собираемся защитить их, даже если некоторые из них не хотят быть защищенными».

В начале 1974, Калифорнийское медицинское управление выдвинуло обвинения против Стюарта М. Джонса, доктора медицины, в том, что он использует амигдалин в лечении раковых больных. Позднее выяснилось, однако, что доктор Джалиус Левин, один из членов того управления, непосредственно использовал амигдалин в лечении своего собственного рака. Когда случай Джонса представился на рассмотрение, политическое давление на Левина было таким большим, что заставило доктора уйти со своего поста, а не выступить открыто в поддержку доктора Джонса и его пациентов.

Такое случается в стране, которая хвастается своей свободой, той стране, чей символ — статуя Свободы. Впервые в нашей истории люди вынуждены бежать из Америки в поисках свободы выбора в лечении своего собственного тела и становиться медицинскими эмигрантами. Амигдалин доступен в Австралии, Бразилии, Бельгии, Коста-Рике, Англии, Германии, Греции, Индии, Израиле, Италии, Японии, Ливане, Мексике, Перу, на Филиппинах, в Испании, Швейцарии, Венесуэле и Вьетнаме — но только не здесь, на «земле свободы».

Но несмотря на все это, многие доктора бросили вызов бюрократии и доказали в собственных клиниках, что авитаминозная концепция рака работает.

Учитывая миллиарды долларов, каждый год выбрасываемые на исследования, и другие миллиарды, выручаемые на продаже раковых препаратов, и учитывая политиков, собирающих свои голоса на обещаниях повысить бюджет государственных раковых программ, мы обнаруживаем, что сегодня больше людей зарабатывают себе на жизнь на раке, чем умирает от него. Если эта загадка будет решена простым витамином, вся эта гигантская коммерческая и политическая промышленность может рухнуть в одночасье. И результат таков, что наука раковой терапии куда более проста, чем политика, замешанная в терапии рака.

Если и было что-то хорошее, что досталось нам в наследство от скандала Уотергейт в 70-х, так это то, что публика внезапно прозрела и увидела, что правительственные чиновники иногда не говорят правду. И уличенные во лжи, они всегда утверждают одно: они лгали только затем, чтобы защитить национальную безопасность, здравоохранение, или преследуя другую одинаково благородную цель.

Синдром Уотергейта не является чем-то новым. Несколько лет назад агент FDA, стоя на суде перед иском бизнесмена из Канзас-сити, признал под перекрестным допросом, что лгал под присягой двадцать восемь раз. Когда его спросили, сожалеет ли он об этом, он ответил: «Нет. Я не приношу никаких извинений. Я не смущался говорить ложь, если это помогало американскому потребителю».

FDA не брезгует ничем в свой тактике, чтобы «помочь американскому потребителю». Когда бизнесмен попадает в немилость у бюрократии, для нее нет ничего запретного, и закон она теперь использует не как причину для нападения, но как оружие нападения. Другими словами, FDA принимает меры вовсе не потому, что того требует буква закона. Оно это делает потому, что ей так хочется, и затем приводит букву закона для самооправдания. В знаменитом случае «США против Dextra Fortified Sugar», например, FDA постановило, что это является «нарушением бренда» — укреплять сахар витаминами и полезными минералами и все еще называть его сахаром. Но суд вынес другое решение, указав:

«Основной недостаток обвинений правительства состоит в том, что под маской обвинения в „нарушении бренда“ оно хочет запретить продажу пищи на рынке просто потому, что это не согласуется с его симпатиями.»

В большинстве этих случаев замешано нечто другое, чем просто фанатизм со стороны некоторых упертых бюрократов. Притворяться в том, что ты защищаешь народ — их любимое прикрытие для их тайных мотивов. Законодательство, призванное защищать потребителя, обычно пишется представителями самых разных отраслей промышленности, от которых, возможно, и должен быть защищен потребитель. Политические деятели, которые благодарны за финансовую поддержку от этих отраслей промышленности, стремятся помещать их имена в законодательство и проводить его осуществление. Как только это входит в закон, закон начинает служить тому, чтобы защитить от конкуренции развиваемые отрасли промышленности. Потребитель — жертва, отнюдь не тот, кому это выгодно.

Это так же верно в области медицины, как и в любой другой области. В медицине, однако, существует еще одна острая необходимость — притворяться, что все это делается с научной точки зрения. Поэтому, кроме политических деятелей, завербованы должны быть также и ученые, а это может быть легко достигнуто распределением соответствующих фондов для исследований.

Эта реальность была раскрыта в свое время бывшим спецуполномоченным FDA Джеймсом Л. Годдардом в его речи 1966 года перед Ассоциацией фармацевтических производителей. Выражая свое беспокойство по поводу нечестности в тестировании новых препаратов, он сказал:

«Я был потрясен поступившими ко мне материалами. В дополнение к проблеме качества, существует проблема непорядочности в исследовании использования новых препаратов. Я признаю, что есть белые пятна в области IND (Исследование нового препарата), но сознательное сокрытие неблагоприятных клинических данных в опытах над животными — не белое пятно. Преднамеренный выбор клинических исследователей, известных своей заинтересованностью и дружбой с промышленностью и вряд ли заинтересованных в предоставлении непредвзятых научных данных — отнюдь не белое пятно.»

Преемником Годдарда в FDA стал доктор Герберт Лей. В 1969 году он свидетельствовал перед комитетом Сената и описал несколько случаев вопиющей непорядочности в проверке препаратов. Один случай включал в себя одного доцента медицины, который проверил 24 препарата для 9 различных компаний. Доктор Лей сказал:

«О пациентах, которые умерли во время клинических испытаний, спонсору не было сообщено. Уже умершие люди были записаны как субъекты испытаний. Люди, о которых было сообщено как о субъектах тестов, не находились в больнице во время тестов. Формы на разрешение от пациентов содержат даты, указывающие на то, что они были подписаны после того, как субъекты умерли.»

Другой случай имеет в виду коммерческую фирму проверяющую новые препараты, которая испытывала 82 препарата для 28 компаний. Доктор Лей продолжает:

«Пациенты, которые умерли, оставили больницу, или выпали из исследования, были для прохождения тестов заменены другими пациентами без уведомления в отчетах. Сорок один пациент, о которых сообщают исследования, умерли или не находились в больнице во время исследований. Ведение протоколов, общее наблюдение и наблюдение над пациентами вообще было чрезвычайно неадекватным.»

Между 1977 и 1970 годами было обнаружено, что 62 доктора представили клинические данные FDA, которые были подтасованы или полностью фальсифицированы. В одном исследовании, проводимом самой FDA непосредственно, было обнаружено, что один из каждых пяти докторов, проводивших исследования эффективности новых препаратов, просто изобрели свои данные, прикарманив гонорары.

Это весьма обычные и не единичные случаи. Джон Брэйтвэйт, криминолог из института криминологии Австралии (а также бывший специальный уполномоченный торговых практик Австралии) заявляет: «проблема состоит в том, что большая часть мошенничества в клинических испытаниях вряд ли будет даже обнаружена. Большинство случаев, которые действительно привлекают общественное внимание, привлекают его по самым экстраординарным причинам, только когда задействован настоящий врач-преступник».

Согласно доктору Джудит Джонс, бывшему директору отдела опытов над препаратами в FDA, если исследования по препарату не демонстрируют его безопасность или эффективность, для компании является обычной практикой просто похоронить отчеты и продолжить проверять препарат в другом месте, пока не найдется средство, которое даст им нужные результаты. Неблагоприятные отчеты редко публикуются, и на клиницистов оказывают давление в том, чтобы по поводу них они хранили молчание.

Стимул для клинических исследователей, чтобы фабриковать данные, огромен. Американские фармацевтические компании платят целых $1000 только пациентам, а некоторые доктора собирают более чем 1 миллион долларов США ежегодно от исследования препарата — и это тем легче, если ценность препарата воображаемая. Даже если тесты и не сфабрикованы полностью, всегда существует эффект подсознательного уклонения от поиска правды. Эти доктора знают, что, если их результаты не устроят компании заказчиков, для них самих ставится под сомнение вероятность их работы в будущем.

Не трудно себе представить как работает вся эта коммерческая структура. Часто предполагается, что университетские лаборатории все же отличаются своей честностью, что они являются свободными от прибылей, которые текут от преступной науки. Правда, однако, заключается в том, что деньги так же громко заявляют о себе в университетских кампусах, как и в любом другом месте. Касательно обзорных исследований, проводимых FDA, рассказывает доктор Брэйтвэйт:

«Как можно предположить из предшествующих обсуждений, контрактные лаборатории на службе у спонсоров снимают с себя ответственность за качественные исследования, и имеют худший показатель GLP (надлежащая лабораторная практика), чем даже спонсорские лаборатории. Худший показатель из них, однако, демонстрируют университетские лаборатории. Нужно быть чрезвычайно осторожным в этом обнаружении, поскольку лишь пять университетских лабораторий задействовано в этих исследованиях. Тем не менее, мы должны отклонить любое автоматическое предположение, что те университетские исследователи, предположительно, не имеющие корыстных мотивов, могут тем или иным образом повлиять на исследовательские стандарты.»

Исследование, проведенное «USA Today», вскрывает тот факт, что половина экспертов, нанятых для того, чтобы убедить государство в безопасности и эффективности медикаментов, имели финансовые связи с фармацевтическими компаниями, что прямо влияло на их заключения. В сообщение утверждалось:

«Эти эксперты нанимаются для того, чтобы посоветовать „Администрации пищевых и лекарственных продуктов“ какие медикаменты должны быть опробованы для дальнейшей продажи, что должны предоставить заинтересованные фирмы и какие исследования препаратов должны быть произведены. Предполагается, что эти эксперты должны быть независимыми, однако „USA Today“ обнаружила, что в 54 % случаев эти эксперты имели прямой финансовый интерес в одобрении того или иного препарата или в рассмотрении того или иного вопроса. Эти конфликтные случаи включают в себя помощь фармацевтическим компаниям в разработке препарата, а вовсе не помощь комитетам FDA, призванным произвести свой суд над препаратом. Как правило, конфликтные случаи связаны с получением грантов, гонораров за консультации, а также интересы собственности.»

Давайте теперь сфокусируем все это на проблеме рака. Наука может быть использована не только для того, чтобы продвигать на рынок сомнительные препараты, но и для того, чтобы останавливать продвижение лекарств, которые приносят пользу — поскольку эти лекарства могут составить потенциальную конкуренцию фармацевтической индустрии, контролирующей процесс одобрения тех или иных лекарств. Противоречия, окружавшие антираковый препарат доктора Эндрю Айви под названием «Кребиозен», — хороший пример для исследования этого феномена.

Прежде чем скрестить шпаги с FDA в начале 60-х, доктор Айви был широко признанным по всей стране специалистом в области медицины. Находясь на посту главы отдела клинической науки университета штата Иллинойс, он подготовил 350 кандидатов для прохождения ступеней доктора философии и кандидата наук. Он был американским представителем на Нюрнбергском процессе в Германии после Второй мировой войны. Американская ассоциация медиков наградила его бронзовой, серебряной и золотой медалями в знак признания его заслуг в области медицины. Он написал около тысячи статей, опубликованных в медицинских и научных журналах. Фактически, само FDA вызывало его на суды в качестве эксперта для медицинских заключений. Но стоило ему начать развивать неортодоксальный подход в области раковой терапии, в одночасье он был объявлен «шарлатаном».

Во время слушания судебного дела доктора Айви, перед судом было зачитано письмо, написанное доктором из Индианаполиса. В этом письме доктор утверждал, что он лечил пациента с различными опухолями, и биохимический анализ тканей показал, что опухоли были злокачественные. Доктор заявил, что он получил Кребиозен из лабораторий доктора Айви и прописал его, но он не дал ничего хорошего. Будучи вызван для дачи свидетельских показаний, однако, доктор отвечал вяло и неопределенно. Под перекрестным допросом он в конце концов сломался и подтвердил, что никогда не лечил такого пациента, не проводил никакого биохимического анализа и не прописывал Кребиозен. Вся история была фальшивкой. Почему же он давал ложные показания? Он ответил, что один из агентов FDA написал это письмо и попросил его поставить подпись. Он сделал это, поскольку хотел помочь агентству положить конец мошенничеству.

В сентябре 1963 года FDA выпустило отчет, где утверждалось, что у Кребиозена те же свойства, что и у креатина, простого вещества, содержащегося в каждом гамбургере. Чтобы доказать это, они сделали фотографическое наложение спектограмм Кребиозена и креатина, практически полностью перекрывающих друг друга. Все это было напечатано в журнале «Life» и других массовых изданиях в качестве «несомненного доказательства», что Кребиозин бесполезен.

Когда сенатор Пол Дуглас посмотрел на эти спектограммы, он что-то заподозрил. Поэтому он попросил доктора Скотта Андерсона, одного из главных авторитетов страны по спектограммам, проделать свое собственное исследование. Используя стандартные техники анализа, доктор Андерсон нашел 29 различий между двумя веществами. Там было 16 химических и цветовых отличий. Версия, которую FDA предложила прессе, намеренно сдвинула при наложении две спектограммы для большего эффекта похожести, но когда они были поставлены в правильное положение, обе они расходились как день и ночь.

Тактика, используемая против амигдалина, впечатляет своей непорядочностью еще больше, чем в случае с Кребиозеном. Наибольший разрушительный эффект нанес псевдонаучный отчет, выпущенный в 1953 году Комиссией по раку калифорнийской медицинской ассоциации. Опубликованный в апрельском номере журнала «California Medicine», отчет представлял из себя впечатляющее собрание таблиц и диаграмм со всевозможными техническими показателями, свидетельствовавший о том, какой изнурительный труд был проделан, чтобы рассмотреть каждый аспект амигдалина. Была проанализирована его молекулярная формула, изучена его химическая реакция, его эффект на крысах, имеющих опухоли, и сделан вывод о его эффективности применительно к человеческому раку. Строгое заключение всего этого предположительно объективного исследования гласило: «Нет никакого удовлетворительного свидетельства, что амигдалин производит цитотоксический эффект на раковую клетку.»

Это заключение Калифорнийской комиссии стало достаточным для большинства врачей и исследователей. Из десяти тысяч вряд ли хоть один когда-либо видел, что такое амигдалин, не говоря уже об его использовании. Они уже узнали, что амигдалин не работает, потому что так сказал Калифорнийский отдел комиссии рака, и они не имели никакой причины подвергать сомнению порядочность тех, кто проделал эту работу.

Репортер Том Валентайн брал интервью у многих ведущих специалистов в области рака, чтобы узнать то, что они думают об амигдалине. Здесь он описывает типичную реакцию:

«Доктор Эдвин Миранд из больницы Розуэлла в Буффало, штат Нью-Йорк, сказал так: „Мы изучили его и нашли, что он не имеет никакой ценности“. Когда его спросили, проверяла ли это вещество какая-нибудь известная небольшая больница, которая имеет дело только с раком, доктор Миранд ответил, „нет, мы не думаем, что это было бы необходимо после того, как другие исследователи с хорошей репутацией проверили его и нашли, что он не обладает никакой эффективностью в лечении рака.“ Он аппелировал, как власть предержащий, к Калифорнийскому сообщению.»

Другие столкнулись с той же самой каменной стеной. Профессиональный исследователь, Дэвид Мартин, сообщал об этих опытах:

«Раковый эксперт, достаточно сомнительный, как я и предполагал, сказал мне, что амигдалин был „сахарными пилюлями“. Если бы он сказал мне, что использовал амигдалин экспериментально на многих пациентах и нашел его полностью неэффективным, я, возможно, был бы впечатлен. Но когда я спросил его, использовал ли он когда-либо сам его непосредственно, он сказал, что нет. Когда я спросил его, путешествовал ли он когда-либо за границу, чтобы изучить опыт амигдалиновой терапии в Германии, Италии, Мексике, на Филиппинах, или в других странах, он ответил, что нет. И когда я спросил его, проводил ли он сам когда-либо непосредственное исследование за или против препарата, он снова признал, что не делал. Он просто повторял то, что ему сказали другие, которые, в свою очередь, вероятно, повторяли то, что сказали им, полностью доверяя устарелому отчету 1953 года Калифорнийской раковой комиссии.»

Поэтому так важно знать кое-что о природе Калифорнийского сообщения и научной порядочности тех, кто его выдвинул. Хотя сообщение, как оно было издано в «California Medicine», было без подписи, оно было написано доктором Яном Макдоналдом, председателем комиссии, и доктором Генри Гарландом, секретарем. Доктор Макдоналд был видным раковым хирургом, и доктор Гарланд был всемирно известным радиологом. Оба они упомянуты в «Кто есть кто».

В Комиссии было еще семь других видных врачей — включая четырех хирургов, еще одного радиолога и патологоанатома — но они не играли важной роли в подготовке сообщения. Ни один из этих людей — ни Макдоналд, ни Гарланд — никогда не использовал амигдалин непосредственно в собственных экспериментах. Все, что они сделали — это подытожили и резюмировали письменные отчеты других.

Перед исследованием тех оценок и резюме, позвольте нам сначала напомнить, что Макдоналд и Гарланд были двумя врачами, которые вышли на первые полосы газет, утверждая, что нет никакой связи между раком легких и курением сигарет. В своей речи перед отделом здравоохранения клуба содружества Сан-Франциско 9 июля 1964 доктор Гарланд заявил:

«Ныне широко распространяется гипотеза, что курение сигарет связано с обширным числом различных болезней, в пределах от рака до коронарного артериосклероза. После изучения вопроса в течение нескольких лет, особенно в отношении к первичному бронхиальному раку, я пришел к продуманному мнению, что эта гипотеза не доказана. Сигареты стали расцениваться многими как один из лучших транквилизаторов. Вероятно, что тучность представляет большую опасность применительно к здоровью американца, чем сигареты.»

Доктор Макдоналд был еще более решителен. В своей статье в «U.S. News and World Report», он был сфотографирован с сигаретой в его руке. Там цитировалось его сообщение, что курение — «безопасное времяпрепровождение, если курить до двадцати четырех сигарет в день». И затем он добавлял: «нам можно даже изменить старый наш лозунг и заявить: пачка в день — и рака легких как ни бывало».

Любопытный факт, что как раз в это самое время сигаретные производители начали испытывать резкий спад в продажах из-за общественного беспокойства по поводу рака легких. Фактически, табачная промышленность уже предоставила Американской медицинской ассоциации первые десять миллионов долларов из общей суммы в 18 миллионов для «исследований» по вопросам курения и здоровья. Эффект этих денежных поступлений из источника прямо заинтересованного в результатах исследований был невероятным и не говорил хорошо за Американскую медицинскую ассоциацию. Результатом стало преобразование относительно простого проекта в чудовищную бессмыслицу, не говоря уже о смущении общественного мнения.

В сообщении комитета Американской медицинской ассоциации по исследованиям табака и здоровья было сказано:

«До настоящего времени было предоставлено приблизительно 14 миллионов $ (от табачной промышленности) для 203 индивидуальных научно-исследовательских проектов в 90 университетах и учреждениях. Как прямой результат этих грантов, 450 отчетов были опубликованы в научных журналах и периодических изданиях.»

Сообщение перечисляло научно-исследовательские работы и описывало их цели. Вот только немногие из них: Никотиновые рецепторы в клетках мозга улитки. Эффекты никотина на поведении мышей.

Стенокардия и бронхит по отношению к курению — исследования на американских и шведских петухах-близнецах. Синдром зрелости в беременной крысе после принятия никотина во время беременности. Взаимодействия никотина, кофеина и алкоголя на примере обезьян. Мочеиспускание, распределение ткани и эффект никотина на примере собак и обезьян. Культуризм и смертность на примере 105 000 ветеранов Второй мировой войны.

Проглядывая все эти сообщения комитета Американской медицинской ассоциации по исследованию табака и здоровья, мы в состоянии вычленить лишь пять научно-исследовательских работ, которые прежде всего имели дело с раком. Одна из них касалась только лабораторных процедур, а другая была экспериментом относительно того, может ли табачный дым использоваться, чтобы вылечить рак кожи. Таким образом, только три из этих проектов действительно имели дело с областью главного общественного беспокойства. Три из двухсот трех — приблизительно полтора процента — это говорит нам кое-что о научной честности Американской медицинской ассоциации, призванной изучать связь курения и рака.

Вложение восемнадцати миллионов долларов — цифра небольшая сравнительно с общим рекламным бюджетом табачной промышленности за тот же самый период — сделало возможным перенаправить медицинские исследования Американской медицинской ассоциации и увести их далеко от жизненно важных проблем рака и превратить их в сто легкомысленных вопросов, которые послужили только тому, чтобы запутать и придержать окончательную правду.

Опьяненная деньгами Американская медицинская ассоциация, в декабре 1959 года в журнале американской ассоциации медиков издает передовую статью, заявляющую категорически, что было недостаточно свидетельств тому, «чтобы гарантировать предположение», что курение сигарет есть основной фактор в развитии рака легких. Более того, учитывая всю эту гигантскую программу исследований, Американская медицинская ассоциация делает все возможное, чтобы это очевидное свидетельство стало все более и более недоступным.

Была ли какая-нибудь связь между восемнадцатью миллионными долларами, данными Американской медицинской ассоциацией табачной промышленностью и общественными заявлениями Макдоналда и Гарланда, двоих из ее самых видных членов в Калифорнии? Возможно нет, хотя было известно по слухам, что эти научные господа фактически получили $50 000 для своих «свидетельств».

Действительно ли это так, теперь не важно. Важным является тот факт, что их медицинское мнение вело к страданиям и смерти дополнительных миллионов людей. Также важен тот факт, что они стали теми самыми «экспертами», научно-медицинское мнение которых широко цитировалось, когда дело касалось вопроса амигдалина.

Интересная сноска на этот предмет — доктор Макдоналд сгорел в своей кровати несколько лет спустя. Огонь был начат его сигаретой. Доктор Гарланд, который хвастался своим непрерывным курением начиная с раннего детства и утверждал, что он живое доказательство того, что сигареты безопасны, несколько лет спустя умер от рака легких.

В 1963 году, спустя десять лет после публикации первого калифорнийского сообщения, калифорнийский государственный департамент здоровья официально установил декретом, что полученные данные этого устаревшего исследования были «верны» и принял их как свои собственные. Когда он так сделал, однако, это сослужило свою службу для публики, потому что им пришлось впервые издать все эти оригинальные эксперименты и исследования, на которых базировалось то сообщение, и теперь нам доступны документальные свидетельства того, что Макдональд и Гарланд фальсифицировали резюме своих экспериментов. В своем сообщении 1953 года авторы издали заключение Джона В. Мехла, доктора медицины, гласившее, что цианид не мог быть отпущен от амигдалина. Как мы разъясним в другой главе, выпуск молекулы цианида на раковую клетку — одна из причин того почему амигдалин работает. Поэтому то допущение, что цианид не может быть произведен, было серьезным ударом по амигдалиновой теории. Цитата от доктора Мехла: «Эти результаты являются неокончательными, и они будут расширены, но они не будут поддерживать требования теории амигдалина».

Десять лет спустя с публикацией оригинальных экспериментов вскрылась, однако, другая история. Похороненная в лабиринте статистик и диаграмм нашлась бумага, помеченная как «Приложение 4 к сообщению об амигдалине». Это лабораторное сообщение, подписанное G. Schroetenboer и W. Wolman. Оно гласит:

«После расплавления в течение трех часов стал обнаруживаться запах водородного цианида. Водородный цианид был дистиллирован в гидроокись натрия и определен техникой Prussian Blue.»

Это сообщение было датировано 14-м января 1953 г., за два месяца до того, как доктор Мехл утверждал, что цианид не мог быть отпущен от амигдалина. Это существенно, потому что Макдональд и Гарланд полностью игнорировали положительное сообщение, давая ход только сообщению отрицательному.

С этого времени, выпуск цианида от амигдалина был подтвержден химической лабораторией Американской медицинской ассоциацией, отделом химии Национального института рака, и даже Калифорнийским отделом здравоохранения. Это был тот же самый Калифорнийский отдел здравоохранения, который тогда официально объявил, что первое сообщение было «верным» и принял его как свое собственное.

Другое заявление, сделанное докторами Макдоналдом и Гарландом, гласило, что микроскопические экспертизы опухолей пациентов, обработанные амигдалином, не показали абсолютно никакого признака благоприятного химического эффекта. Однако, десять лет спустя оказалось, что и это явная ложь. «Приложение 3» содержит полученные данные двух патологоанатомов, которые заявили, что они действительно наблюдали эффекты уменьшения опухоли, которые, действительно, возможно, были вызваны амигдалином. В заявлении, сделанном 15 декабря 1952 г., например, доктор Джон В. Бадд, сообщил: «Случай М-1. Геморрагический некрозис опухоли обширен. Возможно интерпретировать как химиотерапевтический эффект».

Также сообщение о вскрытии доктора J.L. Zundell, датированное 10 сентября 1952 г., обсуждает два явных случая наблюдаемого эффекта уменьшения опухоли. Он заявляет:

«M-1. Возможно это представляет собой химический эффект, так как затронутые клетки показали коагуляцию — некроз и пикноз.

M-3. Возникла дегенерация клеток опухоли в лимфоузле. Я рассмотрел бы это как возможный результат действия химического агента.

Два случая показывают умеренные изменения, которые можно было бы рассмотреть как химиотерапевтические токсичные клеточные изменения.»

Что может быть яснее, чем это. Однако Макдоналд и Гарланд заявили категорически в калифорнийском сообщении: «Никакого свидетельства цитостатических изменений не было наблюдаемо ни одним из консультантов». Это утверждение, конечно, было ложью, разросшейся в гигантские пропорции.

Даже если бы полученные данные этих исследователей не были бы фальсифицировано подытожены Макдональдом и Гарландом, все равно калифорнийское сообщение 1953 года полностью бесполезно как научный приговор против амигдалина, потому что дозы, используемые на больных раком, были слишком слабы, чтобы что-нибудь доказать. Фактически, они были равны приблизительно одной пятидесятой того, что вообще используется, чтобы получить оптимальные результаты.

В более ранних исследованиях амигдалина медики осторожно прописывали от ста до пятидесяти миллиграммов за один раз. С опытом приходит доверие, и эти уровни постепенно поднимались, и к 1974 году амигдалин уже использовался внутривенно в количестве 6–9 тыс. миллиграмм ежедневно. Вообще, требуется накопить около пятидесяти-семидесяти тысяч миллиграмм в течение приблизительно недели или десяти дней до того, как пациент может сообщить о признаках улучшения. Но в экспериментах, используемых для калифорнийского сообщения, типичная доза равнялась приблизительно пятидесяти миллиграммам за одну инъекцию. Единственная максимальная доза была меньше, чем двести миллиграмм, и максимальная накапливаемая доза равнялась только двум тысячам миллиграмм, более чем за двенадцать инъекций. Пять пациентов получили только две инъекции, и пять получил только один.

Неудивительно, что калифорнийские эксперименты были не в состоянии сделать вывод, что амигдалин эффективен против рака. Как доктор Кребс заметил в то время, «ничто не устраивается так легко как научный провал».

Несмотря на все невероятные искажения фактов и извращения научной правды, доктора Макдоналд и Гарланд были вынуждены заявить на третьей странице калифорнийского сообщения: «Все врачи, пациенты которых были рассмотрены, говорили об улучшении самочувствия, повышении аппетита, набирании веса и уменьшении боли». Затем, пытаясь умалять эти важные результаты, они добавили: «…как если бы эти наблюдения могут составить свидетельство определенного терапевтического эффекта».

Одно это утверждение может полностью дисквалифицировать Калифорнийское сообщение, поскольку эти наблюдения, действительно, находятся среди самых важных вещей, которые указывают врачу, действительно ли его терапия эффективна. Большинство докторов было бы счастливо до самозабвения, если они могли бы заставить своих больных раком пациентов испытывать улучшение самочувствия, улучшение аппетита, набор веса и, особенно, уменьшение боли.

В 1970-х было время, когда казалось, что амигдалину дадут шанс и он будет протестирован не его противниками. Но каждый раз, когда его сторонники пытались получить это разрешение, их встречал категорический отказ. 6 апреля 1970 г., например, фонд Макногтона, субсидируемый Эндрю Макногтоном, подал заявление FDA для разрешения участвовать в том, что называют первой фазой IND (исследование нового препарата), разрешение предоставили 27 апреля. Тогда, по словам одного репортера, «Все черти посрывались с цепи». В FDA очевидно поступил звонок по телефону от сердитой и политически влиятельной фигуры, которая обратилась к ним: «Остановите тесты!».

На следующий день, 28 апреля, FDA послало письмо фонду, сообщив, что, после рассмотрения отчетов, определенные «недоработки» были найдены в заявлении на IND, и потребовало новых дополнительных данных в течение десяти дней. Любопытно, что только 6 мая письмо было доставлено в фонд, спустя девять дней после того, как оно скорее всего было написано.

Подозревается, что письмо, возможно, фактически было написано намного позже, но проведено задним числом, чтобы лишить фонд какой-либо возможности выполнить задание в и без того смешной десятидневный срок. 12 мая, спустя шесть дней после «письма о недоработках», Макногтон получил телеграмму от FDA с уведомлением, что одобрение для исследование нового препарата отменено.

Однако, надеясь, что FDA одобрила бы препарат для IND по получении дополнительных данных, Макногтон подготовил документы к 15 мая, как раз спустя девять дней после запроса FDA, и отослал Вашингтону все, что от него требовали. Но FDA оказался стоек — амигдалину отказано в проверке.

Бывший крупный чиновник FDA сказал доктору Дину Берку из Национального института рака, что за более чем тридцать лет своей службы он не помнит ни одного случая, когда в такой короткий срок затребован документ на пятьдесят страниц. К тому же, на 10 октября 1970 г., в текущих установлениях FDA нет такого пункта, по которому препарату может быть отказано в проверке на основании невыполнения десятидневных сроков в поставке необходимых сопроводительных материалов. Ясно, что все эти действия было наскоро изобретены в ответ на политическое давление, приказывающее остановить испытание амигдалина.

Одна из причин, приведенных для того, чтобы отменить одобрение испытаний была такова, что амигдалин может быть ядовит. FDA заявило торжественно:

«Несмотря на частые заявления IND, что амигдалин нетоксичен, данные, чтобы продемонстрировать этот факт, отсутствуют. Предполагается опасным предписывать стартовую дозу для хронических (6 недель и более) исследований на человеке на основе единственного исследования малой дозы препарата на мышах. Также предполагается опасным начинать исследования препарата на людях, в то время как природа токсичности препарата еще не объяснена на животных.»

Это невероятное утверждение. Прежде всего, как это будет проиллюстрировано в другой главе, нетоксичность амигдалина была общеизвестным фактом, однозначно принятым, и, неоспариваемым в течение ста лет. Во вторых, случаи, выдвинутые как часть заявления IND, служили дальнейшему доказательству безопасности амигдалина. И, в-третьих, сама проблема токсичности амигдалина абсурдна, поскольку все препараты, одобренные FDA и в настоящее время используемые в ортодоксальной медицине для раковой терапии, чрезвычайно ядовиты. Прекращать испытания амигдалина на том основании, что он токсичен — верх софистики.

Другая причина, приведенная FDA для того, чтобы отказаться от испытаний амигдалина была такова, что доктора, которые использовали его, не вели подробные истории болезней. Это также было уязвимой уловкой, поскольку первая фаза испытаний вообще не требует историй болезни.

В своем справедливом негодовании храбрый доктор Берк из Национального института рака написал Эллиоту Ричардсону, тогдашнему секретарю, который управлял FDA и заявил:

«Предоставление разрешения FDA на первую фазу IND вообще не должно касаться никаких требований для любых клинических исследований, и тем не менее, у спонсора были затребованы все мыслимые пункты, с чем фонд Макногтона справился в максимально короткий срок. Доктор Контрерас (Мексика) и Доктор Нипера (Германия) были в первую очередь задействованы в лечении раковых пациентов амигдалином и методами сопутствующих терапий, а не в проведении клинической оценки амигдалина для точного и исчерпывающего списка протоколов FDA. Для Вас указывать на то, что отчеты неадекватны для такой цели, является сознательным отвлечением внимания, поскольку первая фаза испытаний вообще не требует подобных запросов, и подобных требований никогда еще не поступало.»

Но «требования» были установлены. Амигдалин был одобрен для испытания, что бы ни говорили факты. 1 сентября 1971 года FDA объявило, что временный комитет консультантов для обзора и оценки амигдалина не нашел «никаких приемлемых свидетельств терапевтического эффекта, что оправдывало бы дальнейшие клинические испытания». И затем оно объявило, что, на основе полученных данных, амигдалин не может продвигаться, продаваться, или даже проверяться в Соединенных Штатах. Калифорнийское сообщение было выставлено как самый авторитетный источник, оно цитировалось раковыми «экспертами» и юридически послужило основанием для прекращения испытаний амигдалина. Раковая промышленность также отказала защитникам амигдалина и не предоставила им шанс провести их собственные клинические испытания на основе таких безосновательных суждений, что они были бы смехотворными, если бы последствия не были настолько серьезны. Все это были следствия уклонизма, не объективности. Сообщения и заявления были составлены так, чтобы обмануть, не объяснять. Это декреты, а не наука. Но что же случилось? Наша история продолжается.