Психическое здоровье
Чем отличаются друг от друга психолог, психиатр, психотерапевт и психоаналитик?
МИРОСЛАВ ЯСИН, психолог, кандидат социологических наук, доцент кафедры психологии РЭУ им. Плеханова
Психиатр имеет медицинское образование. В ведение психиатра попадают случаи патологические – психические заболевания. Соответственно, он ищет причины болезни (по большей части физические) и старается вылечить больного. Психолог – специалист в основном по здоровой, нормальной психике. За одним маленьким исключением – патопсихологов, которые работают в тандеме с психиатрами или нейрофизиологами. Итак, психолог занимается поведением, мыслями и чувствами здоровых нормальных людей. Приходя к нему, мы называемся «клиенты», а не «пациенты» (так повелось со времени гуманистических психологов в 60-е годы 20 века и это правило действует по сей день). Психолог нас не «лечит», а консультирует или дает специальные упражнения и тренинги. Психотерапевт… так неудачно сложилось, что в русском этот термин наиболее размыт. Психотерапевт – специалист, оказывающий лечебное воздействие на психику. И им может оказаться как врач-психиатр, так и невропатолог, и психолог, и психоаналитик. Теперь о психоаналитиках… психоаналитик специалист, получивший подготовку конкретно по системе психоанализа Зигмунда Фрейда и последователей. У них своя система подготовки и аттестации, не связанная с официальной государственной системой образования (по крайней мере, во многих странах, включая Россию, это именно так). Но так как анализ Фрейда в целом признается психологией, можно сказать, что психоаналитики – специфический узконаправленный подвид психологов.
Как понять, что у тебя депрессия?
ГЕОРГИЙ КОСТЮК, главный психиатр Департамента здравоохранения Москвы, главный врач Психиатрической клинической больницы № 3 им. В. А. Гиляровского
В любом обществе на разных этапах истории появляются модные словечки. Часто такие красивые словечки просто объясняют наше состояние, наши капризы или бездействие. И в этом смысле слово «депрессия» просто идеально. Оно нейтральное в плане оценки человека – человек же не скажет, что у него слабоумие! Депрессия окутана флером, таким интеллигентным и красивым налетом. Про это написано много книг, это красиво. Молодые люди 18–20 лет с удовольствием заявляют, что у них депрессия, но в большинстве случаев говорят просто о ситуационно сниженном настроении. Бросил парень или девушка, отругал на работе начальник, поставили двойку в школе. Большинство людей, которые говорят о депрессии, вообще не представляют себе, что это такое. Они принимают за депрессию астеническое состояние, капризы или откровенную лень.
Но среди таких случаев есть и реальные депрессивные состояния. Чем отличается просто сниженное настроение от депрессии? Испортили вам настроение – и вы целый день грустите. А потом происходит что-то хорошее, настроение поднимается – и все снова замечательно. Сниженного настроения не надо пугаться – это нормальный регулятор деятельности человека. Когда настроение снижено – это сигнал к тому, что надо его улучшить. Изменить свою жизнь, поменять отношение к человеку, который тебе неприятен, или перестать с ним общаться. О депрессии можно говорить тогда, когда этот сигнал удерживается длительное время вопреки реальным жизненным обстоятельствам. Депрессия – это не только плохое настроение, это неспособность переживать радость, пессимистическое прогнозирование будущего, самоуничижительная оценка прошлого. Негатив проецируется в прошлое, настоящее и будущее.
Если вы находитесь в таком состоянии несколько недель или даже месяцев, вам нужно идти к специалисту. Только он может поставить диагноз, ведь депрессия депрессии рознь. Это может быть психогенная депрессия, связанная с определенной внутренней поломкой. Она может быть связана с соматическим заболеванием – в общем, формы бывают разные, и здесь помочь может только специалист. Любые диагнозы, которые люди ставят сами себе, не работают.
Обязательная составляющая лечения, если у вас депрессия, – это фармакотерапия, то есть прием таблеток. Научными исследованиями сотни раз доказано, что применение антидепрессантов лучше, чем любой другой метод. Это не значит, что психотерапию нужно игнорировать. Но таблеток не нужно бояться. Разработка антидепрессантов в первую очередь направлена на их безопасность. Самые эффективные антидепрессанты были созданы в 70-е годы. Они самые мощные и лучше всего помогают при тяжелых депрессиях. Но у них было много побочных эффектов, с большинством из которых фармацевты смогли справиться. Современные антидепрессанты имеют мало побочных эффектов. Чаще всего бывают индивидуальные реакции (повышенное артериальное давление, тошнота, температура и т. п.), при которых психиатр меняет лечение. Предсказать, у какого пациента возникает побочный эффект, мы, к сожалению, еще не можем.
Какие есть достоверно эффективные средства от тревоги, продающиеся без рецепта?
НИКИТА ЖУКОВ, невролог-эпилептолог, УЗИ-диагност, автор Encyclopatia.ru / Модицина
Реально эффективных без рецепта буквально полтора: бета-блокаторы и алкоголь. Алкоголь в малых дозах является анксиолитиком (противотревожным), но не рекомендуется к применению по очевидным причинам: это и есть один из механизмов развития алкоголизма, когда человек постоянно находит успокоение в стакане, а затем скатывается. Все мы прекрасно понимаем, что после разового успокоения коньячком ничего не случится, но рекомендовать это нельзя, потому что грань между эпизодическим и постоянным успокоением очень скользкая.
Бета-блокаторы, в первую очередь пропранолол (анаприлин), блокируют действие адреналина/норадреналина, что обычно применяется для кардиологических дел, но так же используется для купирования тревоги (особенно в виде «боязни сцены»), панических атак, лечения мигрени, эссенциального тремора, гипергидроза и пр. Да, без рецепта; однако имеет хороший список побочек и противопоказаний, так что стоит внимательно изучить перед употреблением.
Иные безрецептурные штуки вроде афобазола, глицина, трав (валерьянка, пустырник, персен, новопассит), отваров, медитации, тенотена (вообще гомеопатия) специфического противотревожного действия не имеют. Да, могут успокаивать, но если успокаивают, то не такая уж была это и тревога, значит, можно было и просто чайком с малиновым вареньем обойтись.
Как вести себя с человеком, который страдает от депрессии?
ГЕОРГИЙ КОСТЮК, главный психиатр Департамента здравоохранения Москвы, главный врач Психиатрической клинической больницы № 3 им. В. А. Гиляровского
Если вы видите человека, который не получает медицинскую помощь, но нуждается в ней, надо постараться уговорить его пойти к врачу. Это первая задача. Бывает, что депрессия проходит сама, но если она длится месяц, два, три, год, то без обращения к психиатру не обойтись. Депрессия мешает человеку нормально функционировать: он не использует свои шансы, постоянно находится в плохом настроении. При тяжелых депрессиях возникает риск самоубийства, поэтому так важно, чтобы человек вовремя начал принимать лекарства. Действовать в отношении депрессивного человека нужно мягко, без грубости и нажима, но и без «сюсюканья». Не надо вместе с ним садиться и плакать. Не нужно пытаться его назойливо развлечь или давать рекомендации в духе «забудь, перестань, возьми себя в руки». Это все бесполезно. Если это настоящая депрессия, человек не может повлиять на свое состояние самостоятельно, он перестает управлять собой. На этапе лечения очень важно, чтобы близкие люди участвовали в психосоциальной терапии. Современная психиатрическая помощь (даже в стационарах) включает в себя психообразовательные группы, где родственников и близких обучают правильному поведению в таких ситуациях. Ведь родственникам, живущим рядом с человеком в депрессии, не менее тяжело. Семья – это организм, где каждый выполняет свою функцию, и вдруг одна из них выпадает. Поэтому помощь нужна всем.
Где находится граница между психологической проблемой и психической?
АНТОН ТКАЧЕВ, медицинский психолог
Самый главный критерий нормы – это социальная адаптация (возможность быть полноценным членом общества). Если особенности человека приводят его к социальной дезадаптации – это психическое расстройство. С одной стороны, это очень размытые границы, однако все все понимают.
Если у человека не складываются отношения на работе (он всех ненавидит, ему отвечают взаимностью) – у него психологические проблемы (если, конечно, он из-за этого переживает). А вот если его регулярно увольняют с работы (например, из-за агрессивности), то он, возможно, психопат, то есть его особенности не дают ему устроиться в обществе. Причем эти особенности вызывают аналогичные проблемы в любой сфере жизни. Это необязательно касается агрессивности, но и любых эмоций. Высокая тревожность в случае болезни также будет периодически приводить к невыходу на работу, к отсутствию близких отношений и т. п. Слишком хорошее настроение приводит к неумению просчитывать последствия своих действий (результат тот же). Это психопатия.
В большой психиатрии все еще более очевидно. Если парень стесняется общаться с симпатичной ему девушкой – это просто проблема. Если он начинает думать, допустим, что ему к девушке не дают подойти ученые/инопланетяне/кагэбэшники, управляя его мыслями и действиями на расстоянии, то у него, вероятно, шизофрения. В общем, психически больным делают не галлюцинации, а реакция на них. Мы все видим галлюцинации во сне, но не воспринимаем их как часть реальности.
Маниакально-депрессивный психоз влияет лишь на настроение, но так сильно, что это делает человека совершенно неадекватным. Эндогенная депрессия, помимо настроения, снижает еще умственную и поведенческую активность. Провоцирует идеи самообвинения (вплоть до бреда) и мысли о самоубийстве. Иногда это приводит даже к «расширенному суициду»: больной приходит к мысли, что он так испортил жизнь своим близким (членам семьи), что необходимо облегчить их страдания (убить); после чего убивает себя (уже долго и мучительно – наказывает себя). Противоположное состояние, очень хорошее настроение (мания), приводит к тому, что человек не может сконцентрироваться на одном деле, бесконечно доверяет всем (может подарить квартиру первому встречному, насобирать кучу венерических заболеваний), предпринимает неадекватные решения. Может, к примеру, отправиться путешествовать автостопом по всей стране вообще без денег (или, напротив, со всеми семейными сбережениями).
Алкоголизм и наркомания – психические болезни, вызывающие деградацию личности (вред физическому здоровью отходит на второй план). А вот зависимость от никотина формально считается психической болезнью, однако не вызывает деградации личности. Но это необходимо, чтобы была возможность оказывать медицинскую помощь желающим и для обозначения позиции медицинского сообщества.
Могу ли я поступить в университет или устроиться на работу, имея психиатрический диагноз?
ГЕОРГИЙ КОСТЮК, главный психиатр Департамента здравоохранения Москвы, главный врач Психиатрической клинической больницы № 3 им. В. А. Гиляровского
Информацию о психическом расстройстве пациента может запросить очень ограниченное количество государственных структур. Речь идет о правоохранительных органах, да и они могут делать запрос только в определенных ситуациях. Все остальные не имеют права интересоваться вашим состоянием, а мы – психиатры – имеем право на их вопросы не отвечать. Нас может вынудить предоставить отчет о психическом здоровье человека только суд. На судебный запрос мы обязаны ответить, как и любая другая организация. Но на запросы работодателей, общественных организаций или институтов мы не реагируем.
В обществе существуют стереотипы, согласно которым человек с психиатрическим заболеванием не может вести полноценную жизнь. Но есть огромное количество людей, страдающих шизофренией, которые не создают никаких проблем для общества. Больной шизофренией, например, может быть прекрасным учителем. Если он устраивает администрацию, учеников, родителей, правильно ведет себя на уроках – почему нет? Большинство плохих, агрессивных преподавателей не имеют никаких психических расстройств. Учительница, которая била вас линейкой по пальцам в школе, скорее всего, не имела никаких заболеваний.
Если состоять на учете у психиатра, будут ли последствия: можно ли устроиться на работу, поехать за границу, получить права?
АЛЕКСАНДР СТЕРЛИГОВ, врач-психиатр
Смотря на каком учете вы состоите – на консультативном или диспансерном. Если состоите на консультативном учете, то никаких последствий это не несет. Если на диспансерном, то, в зависимости от диагноза, вам будет отказано в получении водительских прав, оружия, в устройстве по некоторым видам профессий, в праве на опекунство и т. д. Если вы не согласны с тем, что состоите на диспансерном учете, то должны обратиться к участковому психиатру с данной просьбой. Вас направят на психиатрическое обследование. И если у вас действительно улучшилось психическое состояние, то с учета вы будете сняты и тогда во всех правах будете восстановлены.
Как доказать людям, что ты нормальный, если тебя против воли хотят положить в психиатрическую больницу?
ЕЛЕНА РУДАКОВА, психиатр, к.м.н.
Положить в психиатрическую клинику без согласия пациента сегодня достаточно сложно. Хотя в России, как мы знаем, нет ничего невозможного. Итак, предположим, что вас хотят упечь в лечебницу, хотя вы абсолютно здоровый. Например, родственники хотят признать вас недееспособным, чтобы завладеть вашим состоянием.
Главное – убедить в своей адекватности врача, который проводит госпитализацию. Но, скорее всего, и он, и весь медперсонал клиники будут подкуплены. В этом случае ваша единственная надежда – независимая комиссия. Вы можете добиваться ее проведения через письма в вышестоящие учреждения. Кроме того, нужно найти адвоката или любое другое доверенное лицо, через которое вы сможете действовать и которому вы можете доверять – он должен «на воле» также добиваться проведения новой экспертизы вашего здоровья с другими врачами. Ваша главная задача тем временем не принимать никаких лекарств и избегать любых вмешательств в свой организм: существуют таблетки и капельницы, которые за несколько суток лишат вас всяческого ментального здоровья.
Если же вам удалось добиться и дождаться комиссии, то можете собирать вещи и готовиться вернуться домой.
Дело в том, что принудительная госпитализация возможна только в случаях очень и очень серьезных проблем. Серьезнейшие раздвоения личности, суицидальные наклонности, параноидальные состояния, то есть те состояния, когда отличить здорового человека от больного нет никакой сложности. Это не невроз какой-нибудь, в котором не очень понятно, болеет или просто период тяжелый в жизни. Больные (особенно с очень серьезными отклонениями) умеют мастерски прятать свой недуг, бывают серьезные проблемы с тем, чтобы опознать болезнь или вообще определить, что человек нездоров. Но случаи, чтобы здорового человека путали с больным, мне неизвестны. Не думаю, что существует дипломированный специалист, который бы углядел серьезную психиатрическую проблему там, где ее не существует. Это просто невозможно.
Бывают ли случаи, когда в психиатрической больнице силой удерживают здоровых людей, как часто показывают в кино?
ДМИТРИЙ АЙВАЗЯН, медицинский адвокат
Я бы свел вопрос к более общей проблеме – проблеме необоснованного пребывания (и госпитализации) лица в психиатрическом стационаре в недобровольном порядке.
Общие правила предполагают три условия, каждое из которых является основанием для госпитализации и нахождения лица в психиатрическом стационаре в недобровольном порядке:
а) его непосредственную опасность для себя или окружающих, или
б) его беспомощность, то есть неспособность самостоятельно удовлетворять основные жизненные потребности, или
в) существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи.
Формально, по закону, лицо, госпитализированное в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, по вышеуказанным основаниям подлежит обязательному психиатрическому освидетельствованию в течение 48 часов комиссией врачей-психиатров медицинской организации, которая принимает решение об обоснованности госпитализации. В случаях, когда госпитализация признается необоснованной и госпитализированный не выражает желания остаться в медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях, он подлежит немедленной выписке.
Если госпитализация признается обоснованной, то заключение комиссии врачей-психиатров в течение 24 часов направляется в суд по месту нахождения медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях, для решения вопроса о дальнейшем пребывании лица в ней.
На практике дело обстоит несколько иначе. Сейчас мы не рассматриваем случаи направления лица, обвиняемого в совершении уголовного преступления, в недобровольном порядке на стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в психиатрический стационар.
Проблема многовекторная. 70–80 % лиц, находящихся на стационарном психиатрическом лечении от 60 дней и более, являются хроническими психиатрическими больными, как правило, в результате болезни или от больших доз психотропных препаратов – интеллектуально сниженными (в той или иной степени дефектными), имеющими группу инвалидности. Понимаете, в большинстве случаев речь здесь идет у молодых – о шизофрении, у пожилых – о сенильных нарушениях. Причем психический дефект их проявляется также и в волевой сфере. Их воля и понимание, чего они хотят на самом деле, несколько деформированы. И вербализованное (выраженное словами) желание пациента (пить, есть, спать, уйти домой…) иногда не означает реально того, что он хочет. То есть, если больной вам говорит: «Я хочу домой… не хочу здесь лечиться…», это часто не означает, что ему в психиатрической больнице плохо, но означает, что, к примеру, ему хочется выпить (алкоголя), новизны, 1–2 дня одному побыть дома. В данном случае психиатр (комиссия) 1 раз в полгода решает о возможности и условиях его пребывания дома. То есть если дома у него никого из близких нет (некому за ним присмотреть), то его оставляют в ПБ, можно сказать, больше не по его «антисоциальному статусу», но по социальным показаниям (покормить его вовремя, проконтролировать прием лекарств, присмотреть за ним). Так, годами больной мигрирует из дома в ПБ и обратно, причем в большинстве случаев помимо его желания – больной просто свыкается со своим статусом «особенного человека», «дурачка».
Остальные 20–30 % – это больные с острыми психическими расстройствами, острые алкогольные (токсические) психозы, дебюты психических заболеваний, больные с эндокринными расстройствами, посттравматические, психосоматические расстройства и др. В этих ситуациях решение по каждому случаю принимается индивидуально в зависимости от таких факторов, как острота психического расстройства, опасность больного для себя и окружающих, социальный статус пациента, платежеспособность родственников.
В моей практике были случаи необоснованных (помимо воли и психического статуса) госпитализаций в ПБ. Как правило, это действительно больные люди, но несоблюдение формальных процедур (решение комиссии, законное и справедливое судебное решение) делает такие случаи криминальными. Надо понимать, что корпоративность в психиатрии, как и вообще в медицине, – это некая размытая ответственность, где сложно неискушенному найти виноватого. Конкретный врач-психиатр, принявший необоснованное решение о необоснованной госпитализации в ПБ, прикрывается «комиссией», дежурными врачами, судом (принявшим незаконное решение о недобровольной госпитализации на основании необоснованного заключения комиссии.)
Каково это – лежать в психиатрической больнице?
АЛЕКСАНДР СТЕРЛИГОВ, врач-психиатр
Приведу классический пример. Этот путь проходят многие пациенты ежедневно. Человек заболел. Его преследуют некие существа или конкретные дьяволы, спецслужбы. В голове звучит осуждающий, комментирующий, руководящий голос. Мучают кошмарные сны, бессонница, страх. Родные вызывают скорую помощь. Приезжает бригада. Человек уверен, что эта бригада в сговоре с преследователями. Всячески сопротивляется, угрожает, пытается их ударить, убежать. Но его фиксируют ремнями на руках за спиной. Больной только убеждается в своей правоте.
Привозят в приемный покой. Обыскивают на посторонние вещи. Сдаются мультимедийные устройства, украшения, очки, пояса, шнурки. Заводится история болезни. Врач начинает беседовать – собирает анамнез, оценивает психическое состояние. Больной уверен, что врач – это тайный агент спецслужб. Кричит, сопротивляется, требует его отпустить, плюется, замахивается. На помощь приходят санитары. Пациент фиксируется ремнями и уводится в отделение. Вещи сдаются на склад. В отделении помещается в наблюдательную палату. При сохраняющейся агрессии он фиксируется к кровати, медсестра выполняет назначения врача (инъекция нейролептиков или транквилизаторов). Постепенно агрессия затихает, наступает медикаментозный сон.
Утром больной открывает глаза – он находится в огромной палате с 20 странными людьми. У входа сидит санитар и пристально на него смотрит. Тут и подростки, и слабоумные деды, и эпилептики, и психопаты, и бредовые больные. Захотелось ему в туалет – идет на выход. Санитар останавливает: «Стой, куда пошел?! Через 30 минут пойдешь в туалет». Через полчаса у входа выстраивается очередь из 7 человек в туалет, и санитар всех ведет в уборную. Внимательно смотрит за физиологическими отправлениями пациентов. От такого внимания желание пописать пропадает (психогенная задержка мочи), хотя мочевой пузырь полон. В палате желание пописать снова появляется. Больной идет к санитару и умоляет его отпустить. Если у санитара хорошее настроение, то пациенту дается возможность пописать.
Приходит лаборант – берутся анализы крови и мочи.
Завтрак. Санитарка зовет по отдельности каждую палату в столовую. Посуда небьющаяся. Еда пресная. Вскоре на обход приходит лечащий врач. Знакомится с пациентом. Позже приходят другие врачи (хирург, терапевт, невролог) для осмотра на возможные сопутствующие патологии.
До обеда надо себя чем-то занять. Кто-то спит. Кто-то коротает время разговорами с мнимыми собеседниками. Кто-то знакомится с соседями по палате. Кто-то смотрит в окно, кто-то – в потолок. Кто-то читает.
Обед. После обеда тихий час. Благодаря транквилизаторам можно проводить это время во сне. После тихого часа наиболее спокойных пациентов приглашают на прогулку (если врач разрешит). Пациенты выходят в специальный загончик возле отделения с забором под присмотром санитара. Там есть лавочка, клумба. Можно «весело» провести время – покурить, побеседовать, поподметать, походить вокруг клумбы, порыхлить землю. Больные очень сильно любят ходить на прогулку. Но такое счастье достается не всем – не более 15 человек за раз (из 60–80 человек в отделении).
Снова коротаем время до ужина. После ужина можно позвонить родным (если врач разрешил) под присмотром санитара. В 22:00 отбой. После вечернего укола или капельницы сон глубокий, хороший.
В течение двух дней в больницу приезжает суд. Пациенты, не давшие свое согласие на госпитализацию, приглашаются на заседание. Судья выслушивает врача и пациента и принимает решение. В 90 % случаев пациента оставляют.
Через несколько дней пациенту становится легче. Голоса стихают, бредовые идеи становятся не такими актуальными. Пациент постепенно осознает, что врач – это не агент спецслужб, а скорее друг, желающий помочь. Больной в итоге дает согласие на госпитализацию.
Если все хорошо, то пациент переводится в более спокойную палату со свободным выходом и без постоянного надзора санитара. Уколы и капельницы заменяются на таблетки. Перед человеком открываются небывалые возможности: в свободное время можно ходить по коридору, знакомиться с другими пациентами, играть в шахматы, читать книги, мыть пол, мыть туалет (за это санитар может угостить сигареткой и рассказать врачу, как стало хорошо пациенту – что ускорит выписку).
Три раза в неделю можно повидаться с родными. Для этого есть специальная комната для свиданий. За всем процессом наблюдает санитарка. Свидание – не более 15 минут. За хорошее поведение можно пообщаться с близкими и полчаса.
За особо хорошее поведение врач разрешает трудотерапию. Пациенту разрешают таскать еду из пищеблока в отделение (это самое почетное занятие, ведь можно что-нибудь съесть), работать на улице (убирать снег, мусор, рыхлить землю), таскать белье на прачку. Для пациента это означает, что лечение подходит к концу.
Ну вот, 1,5 месяца позади. Голоса и бред кажутся страшным сном. Приезжают счастливые родственники со слезами на глазах. Пациент идет домой.
Каково это – работать санитаром в психиатрической больнице, где содержатся особо опасные преступники?
АЛЕКСАНДР СТЕРЛИГОВ, врач-психиатр
Расскажу, как работают санитары в отделении, где содержатся просто больные преступники (для особо опасных преступников на всю страну лишь несколько больниц, например в г. Орле, и вероятность, что найдется отвечающий оттуда, мала). Это отдельно стоящее здание на территории краевой или областной психбольницы. Оно огорожено колючей проволокой, очень строго охраняется. Там лежат пациенты, признанные судом невменяемыми, совершившими опасные уголовные деяния (убийства, побои, грабежи), то есть тюрьма для них заменена психбольницей. Отделение обычно переполнено. В палатах лежит по 15–20 человек. Палаты проще назвать камерами – на дверях и на окнах толстые решетки. В отделении постоянно стоит тяжелый зловонный запах – смесь носков, пота, кишечных газов, мочи, сигаретного дыма.
Задача санитара – сидеть в этом зловонном облаке и следить за дисциплиной. Особенно строго следить за наблюдательной палатой (24 часа в сутки без права на сон). В этой палате лежат неблагонадежные пациенты – с острой психотической симптоматикой, крайне агрессивные, ранее нарушавшие дисциплину.
Один раз в час нужно водить пациентов в туалет и внимательно следить за справлением их нужды (у них есть соблазн разбить стекло и перерезать себе шею, в туалете возможны закладки запрещенных предметов – бритв, таблеток). Каждую смену санитару приходится 24 раза смотреть на процесс мочеиспускания и дефекации взрослых мужиков. Часто приходится усмирять буйных пациентов – хватать, обездвиживать, фиксировать ремнями к кровати. Несколько раз в день необходимо производить осмотр всех пациентов и всех их вещей на запрещенные предметы. Часто бывает, что пациент прячет таблетки циклодола за щеку и скапливает их в матрасе. Затем принимает целую горсть – наступает тяжелое наркотическое опьянение. Необходимо помогать медсестре в удержании пациента для постановки укола или капельницы.
На удивление, в данном отделении минимальная текучка санитаров. Все держатся за свою работу. Здесь повышенная зарплата. Относительно спокойная работа (все пациенты знают, что, нарушая режим, они продляют свое пребывание здесь, поэтому дерзят немногие – лишь новые или очень больные на голову). Пациенты одни и те же лежат годами. Санитары привыкают к пациентам, каждого знают в лицо, со многими завязываются приятельские отношения. Ради дружбы с санитаром и ради пары лишних сигарет многие пациенты готовы мыть полы, убирать мусор, мыть туалет, усмирять буйных, выполнять любую несложную и грязную работу.
Почему тех, кто совершил попытку суицида, принудительно отправляют в психиатрическую больницу? Разве это не личное дело каждого?
АЛЕКСАНДРА ГОЛОВИНА, студент – клинический психолог
В психиатрии выделяется суицид нормы – это когда у человека есть определенная сложная жизненная ситуация, другие варианты решения которой, с его точки зрения, еще хуже. Обычно это какие-то специфические ситуации, которые ни с чем не спутаешь: он военный, получивший преступный приказ, выполнение, как и невыполнение которого, скорее всего, приведет его под трибунал, или он неизлечимый больной, который страдает и чувствует, что заставляет страдать свою семью, или он капитан тонущего судна, организующий эвакуацию, в общем, что-то такое очень необычное. Суицид в этом случае вполне целенаправлен, осознан и редко бывает неудачным.
Если же никакой такой специфической жизненной ситуации у человека нет, просто он не видит смысла в жизни, устал и страдает, либо с ним случилось что-то плохое, с чем он не может справиться, то суицидальное поведение является симптомом психической болезни. Как правило, депрессии, но есть варианты. Есть еще фаза в подростковом возрасте с повышенным интересом к смерти и суицидальной тематике в частности, но любые действия по самоповреждению, вызванные душевным состоянием, являются симптомом нарушения психики. В норме инстинкт самосохранения очень силен, и рука на себя у человека подниматься не должна. Вот если у человека серотонин уехал, то тогда кто угодно жить не захочет, от тонкости душевной организации это не зависит.
У моей прабабушки был психический недуг: мерещилось, что кто-то стоит за дверью с топором и т. п.; верила в ложные события («вы у меня украли картошку»). Что это?
АЛЕКСАНДР СТЕРЛИГОВ, врач-психиатр
Это была деменция (приобретенное слабоумие). Часто она сопровождается психотическими симптомами – бредовые идеи (чаще простые, несистематизированные, ограниченные бытовыми вопросами, в отличие от шизофрении, где бредовые идеи выстраиваются в целую систему), галлюцинации (тоже простые – кто-то стоит в углу или за окном, кошка бегает по полу, мужик крадется).
В таком возрасте это могла быть сосудистая деменция (если у бабули часто повышалось артериальное давление, были инсульты), сенильная деменция, болезнь Альцгеймера или болезнь Пика.
Опасны ли для общества люди, больные шизофренией?
ГЕОРГИЙ КОСТЮК, главный психиатр Департамента здравоохранения Москвы, главный врач Психиатрической клинической больницы № 3 им. В. А. Гиляровского
Если человек получает адекватное лечение – нет. Они совершают гораздо меньше преступлений против личности, чем, например, люди с алкогольной зависимостью. У нас принято говорить, что врачи-психиатры ущемляют пациентов. Но уместнее, пожалуй, говорить об ущемлении их обществом, у которого очень упрощенные, если не сказать примитивные, представления о психических расстройствах. Скажи какому-нибудь человеку, что его сосед страдает шизофренией – абсолютное большинство будет называть его сумасшедшим. И все его поступки для общества будут связаны с его сумасшествием. Но все обстоит совершенно по-другому, и психиатры это прекрасно понимают. Больные шизофренией иногда совершают мелкие кражи. Часто просто от голода, ведь пенсия у них маленькая. Психические больные, к сожалению, получают недостаточную материальную помощь, к тому же из-за своего состояния они неразумно тратят средства. Например, он может получить пенсию – и купить кучу шоколадок, раздать их детям или соседям. А потом он месяц побирается по помойкам. Поэтому сейчас мы делаем акцент на амбулаторную помощь, которая помогает таким людям восстановить навыки самообслуживания. Чтобы они жили нормально и не попадали в психиатрическую лечебницу. Гуманистический подход должен стать преобладающим в обществе, должно измениться отношение к людям с психическими расстройствами. Шизофрения не имеет никакого отношения к человеческим качествам: порядочный человек, подлец – это категории не психиатрические, а нравственные.
Является ли психическим отклонением иметь воображаемого друга в 18 лет и старше?
ТРЭЙСИ ГЛИЗОН, профессор психологии, Колледж Уэллсли (США), специализируется на отношениях, реальных и выдуманных
Исследования показывают, что воображаемые друзья у взрослых не такая большая редкость, как можно было бы подумать. Нет определенного возраста, после которого наличие воображаемого друга официально становится проблемой. Воображаемые друзья редко бывают индикатором психической болезни в любом возрасте. Я бы обеспокоилась, только если бы человек стал утверждать, что его воображаемый друг не воображаемый. Такие утверждения свидетельствовали бы о том, что человек не разделяет реальность и фантазии, а это уже симптомы серьезной болезни.
Так что в воображаемом друге нет ничего плохого. Более того, многие дети и взрослые говорят, что воображаемый друг – отличная поддержка. Он даст совет в трудную минуту, может выступить моральным ориентиром, с ним можно поссориться, если есть настроение для конфликта. С помощью воображаемого друга можно регулировать целый спектр эмоций, решать массу проблем.
Почему в американских фильмах и сериалах герои, когда испытывают стресс, дышат в бумажный пакет?
ИРИНА ЖЕГУЛИНА, врач-генетик Atlas Biomed
Борются с гипервентиляцией. Во время паники или истерики у людей часто бывает учащенное дыхание (гипервентиляция). При этом в крови оказывается слишком много кислорода и слишком мало углекислого газа, что приводит к нарушению работы мозга, возникает головокружение, человек может упасть в обморок. Самый простой выход из положения – дышать в пакет, т. е. вдыхать свой же выдох, при этом содержание газов в крови останется в норме. Слишком много кислорода и мало углекислого газа действует на мозг возбуждающе, что опять же приводит к учащению дыхания и усугубляет сложившийся порочный круг. Почему у нас так не делают – не знаю, бумажных пакетов, видимо, не было особо.
Как объяснить вхождение людей в транс во время гипноза?
ГЕОРГИЙ СТЕФАНОВ, врач-психиатр, психотерапевт
Сама постановка вопроса не совсем верна, потому как транс и гипноз (и, например, медитация) – это буквально одно и то же. Это отдельное физиологическое состояние, отличное ото сна и от бодрствования, вопреки расхожему устаревшему мнению, что это «полусон» и пр.
Условием для перехода в трансовое состояние является гипногенная ситуация (особое сочетание психологических, двигательных, сенсорных стимулов). Реализация гипногенной ситуации воспринимается организмом как эустресс, в результате адаптации к которому происходят специфические физиологические изменения, которые очень упрощенно можно назвать состоянием релаксации.
У этого специфического состояния есть много интересных следствий: например, повышенное давление, как правило, понижается (и даже наоборот), хроническая боль либо проходит, либо уменьшается и т. д., другими словами, можно сказать, что в состоянии гипноза организм стремится к некоторой саморегуляции настолько, насколько это возможно. Соответственно, можно найти кучу специфических и не очень коррелятов – со стороны электрической активности мозга (с помощью электроэнцефалограммы), со стороны активности вегетативной нервной системы (например, вариабельность ритма сердца). Одним из свойств гипнотического состояния является повышение внушаемости и обучаемости, чем и пользуются «коварные» психотерапевты.
Что будет, если на анализах в поликлинике у меня в крови найдут следы наркотических веществ? Чем мне это грозит?
АЛЕКСАНДР СТЕРЛИГОВ, врач-психиатр
Для определения наркотиков нужны специальные реактивы, специальное оборудование. В обычных анализах это не используется, поэтому случайно найти наркотики в поликлинике не смогут.
Если целенаправленно сдавали анализы на наркотики и нашлись их следы, то вы будете внесены в базу у нарколога, будет рекомендовано лечение. Это приведет к проблемам с получением водительских прав, оружия, усыновления. Также будут проблемы с трудоустройством на официальную работу.
Насколько успешно в России происходит борьба с наркотиками?
АЛЕКСЕЙ КНОРРЕ, социолог, участник Science Slam двух столиц
Короткий ответ: никто толком не знает, потому что единственный источник информации об этом – ведомственная статистика – не является надежным.
В России в год регистрируется примерно 290 тысяч преступлений по статьям, связанным с наркотиками. При этом традиционно считается, что успешность борьбы с наркотиками можно оценить через количество раскрытых преступлений и суммарный объем изъятых наркотиков, особенно по сравнению с показателями предыдущего года. У такого подхода есть две больших проблемы.
Первая проблема – латентность преступлений: далеко не все факты продажи и распространения запрещенных государством веществ регистрируются правоохранительными органами как преступления. Эта латентность проявляется даже в случае насильственных преступлений: многие жертвы изнасилований не пишут заявление в полицию. В случае с наркотиками латентность еще сильнее из-за того, что наркопреступления – это преступления без пострадавшей стороны. Поэтому любые оценки количества совершенных (то есть зарегистрированных) преступлений можно смело умножать в несколько раз (во сколько именно, можно узнать после проведения специальных анонимных опросов населения).
Вторая проблема – косность статистики, которую собирают правоохранительные органы. Палочная система, то есть система стимулов, от которых зависит заработная плата и карьерные перспективы сотрудников правоохранительных органов, вынуждает сотрудников всеми возможными способами улучшать статистику своей работы, иначе у них будут большие проблемы с начальством, даже если эта статистика не связана с тем, чем сотрудники должны заниматься на самом деле. Кроме того, сам подход к анализу собственных статистических данных о борьбе с наркотиками со стороны ведомств является устаревшим и сильно оторванным от реальности работы рядовых сотрудников.
Сколько надо пить в неделю, чтобы с медицинской точки зрения тебе поставили диагноз «алкоголизм»?
РОМАН ПУСТОВОЙТ, социолог, стратег в IQ marketing
Алкоголизм начинается не с вопроса «сколько», а с вопроса «как». Доза для каждого индивидуальна: она может быть одной для жителя Крайнего Севера и совершенно другой – для человека из народа, традиционно сосуществующего с алкоголем. Не говоря уже о традиционных половозрастных различиях.
Отвечая на вопрос как, стоит отметить несколько симптомов развития алкоголизма:
– человек не может остановиться, обычно остановка празднования заканчивается отключением;
– человек плохо контролирует себя и свое поведение;
– наутро испытывает тяжелейший абстинентный синдром, снимаемый новой дозой алкоголя;
– появляются запои, то есть многодневное употребление алкоголя.
Также стоит отметить, что, как и у многих болезней, относящихся к психиатрии, у диагностирования алкоголизма есть не только медицинская, но и социальная составляющая. Если при всем вышеперечисленном у человека присутствуют все признаки социального статуса успешности (работа, семья, собственность), а его буйное поведение не выносится на публику или просто не принимает социально опасные формы, то, скорее всего, при посещении врачей человеку диагностируют болезни внутренних органов, сопутствующие алкоголизму, но никак не сам алкоголизм.
Любопытно, что проблема алкоголизма в значительно большей степени наблюдается у народов, привыкших употреблять алкогольные напитки на зерновой основе (пиво, виски, водка), чем у тех, кто традиционно употребляет виноградные (вино, коньяк, бренди).
Что представляет собой процесс кодирования от алкоголизма?
СЕРГЕЙ СОШНИКОВ, кандидат медицинских наук, заведующий отделением математического моделирования в здравоохранении, ФГБУ ЦНИИОИЗ Минздрава России
Кодирования от зависимостей – это вирусный мем.
Псевдонаучный термин «кодирование» появился около 30 лет назад в СССР. Он давно стал народным мемом, предметом для изучения и сидоровой козой в коллекции шарлатанства. Исследования показали, что «кодирование», «зомбирование» и прочая «стресс-психотерапия» не считаются с этическими принципами и могут быть опасны для жизни пациентов. Они не выдерживают критики с научных и этических позиций, и этим дискуссию можно было бы завершить. Но, как в любом разоблачении, здесь интересны детали. Например, 31-летняя легальная практика метода согласно приказу Минздрава СССР от 20 апреля 1984 г. № 21–11/48-27 «Организация стрессопсихотерапии больных алкоголизмом в амбулаторных условиях». Приказ 1984 года отменен недавно, в 2015 году.
Главный нарколог Минздрава России подписал приказ № 457 от 01.04.2015 «О запрещении использования методов лечения, не входящих в Стандарты оказания наркологической помощи», ограничив применение «кодирования» в государственной наркологии и поставив эти методы в нелегальное положение. Из арсенала методов лечения государственных наркологических клиник нормативно исключен известный метод «кодирования», а также ряд аналогичных способов терапии пациентов с алкогольной и наркотической зависимостью.
Теперь разберемся, что стало дальше с применением «кодирований».
Всего в России две школы наркологии: 1) официальная, с ее нормативными порядками, стандартами, клиниками и диспансерами 2) неофициальная, с кодированиями, патентами на закапывание пациентов в землю, борьбой учеников Довженко 2-го ряда и его племянником, теневой сетью выездных наркологов.
Со времен позднего тоталитаризма в официальной позиции наркологии сохраняется репрессивный подход. Лидеры наркологии продвигают альтернативные мировым принципы лечения, игнорируя результаты исследований. Позиция сформировалась в продолжительной изоляции в русскоязычной среде, в отрицании научно обоснованных подходов «зарубежной» системы помощи зависимым, при отсутствии собственных качественных исследований. Наркологи негуманно заявляют, что лечение начинается только с отмены наркотика, продолжая страдания человека, вместо методов снижения тяжелых последствий наркомании, устранились от работы с пациентом до его регистрации в наркологической службе – постановки на учет. Отказ от помощи больным людям до того, как они попали в систему учета, способствовал развитию методов, получивших название «наукообразно декорированный шаманизм».
В официальной наркологии закреплено применение ряда препаратов не по назначениям фармкомпании. Число пациентов, подвергшихся шарлатанским методам, неисчислимо. Сложно сегодня оценить влияние применения «кодирования» на алкогольную картину страны.
Частные наркологи пошли дальше – бесконтрольно разработали и используют неофициальный кодировочный и антипохмельный, фармакологический паллиатив с меняющимися названиями и формулами, многие из которых запатентованы в России. Большое количество патентов оформлено сотрудниками ННЦ Наркологии и другими госучреждениями.
Вот лишь некоторые примеры запатентованных методов:
воздействия на мозг токами в 5000 Герц в течение 0,5–1 секунды (Патент № 1279641);
вставление электродов с электрическим током в уши пациента (Патент № 2152774);
нагревание тела пациента до температуры 43 ?С (Патент № 2112471);
инъекция атропина, приводящая к четырехчасовой коме (Патент № 2129866);
атропинокоматозная терапия в сочетании с электросудорожной терапией (Патент № 2227031);
коматозная терапия в сочетании с электросудорожной терапией (Патент № 2258508).
«Кодирование» – тупиковая ветка в психиатрии, устное наукообразие, основанное на псевдонаучных терминах, которые годами персистируют в сообществе пациентов и врачей. Наркологи понимают абсурдность и нелегальность такой терапии, но сознательно вводят больных в заблуждение.
