Советский третьекурсник – как нынешний интерн
Анатолий Беднов: – О состоянии современной российской медицины сказано уже немало. Хотелось бы вкратце охарактеризовать основные «болячки» этой самой гуманной сферы жизни человеческого общества.
Александр Тутов: – Меры для улучшения ситуации в здравоохранении вроде бы принимаются, а здоровье людей все хуже и хуже. Как, впрочем, и ситуация в здравоохранении в целом.
Многие проблемы возникли за последние двадцать лет. До сих пор лучшими специалистами в медицине остаются те, кто учился еще в Советском Союзе. Именно они еще не забыли гуманистические взгляды на медицину и о том, что в медицине надо думать, а не работать по шаблонам, как сейчас стараются навязать.
А. Б.: – Но ведь эти люди, как говорится, не вечны. Кто придет им на смену через десять, двадцать лет? А у тех, кто приходит сегодня, каков уровень подготовки, мотивация, отношение к своей профессии, к пациентам?
А. Т.: – Психология, конечно, поменялась. Хотя обратите внимание: те, кто учился еще в СССР, давали не «Клятву Гиппократа», а «Клятву врача Советского Союза», и формально вроде бы ничем не обязаны. То есть Советского Союза нет, а люди именно к этим специалистам стремятся попасть, потому что «баксы» у них в глазах не так сильно стоят. Хотя не следует огульно обвинять всех молодых медиков. Это будет неправильно и нечестно. Но есть тенденция…
Просто тогда врачей учили думать и очень много обучали их практически. То, что студенты моего поколения делали после второго-третьего курсов, сегодня частенько начинают осваивать только в интернатуре. Когда я учился на втором курсе мединститута, то мне пришлось подрабатывать гипсовым техником в Котласской городской больнице, где травматологией тогда заведовал Сергей Петрович Баканов. Именно тогда он начинал проработку методик протезирования тазобедренных суставов, которую успешно развивает сейчас на базе Федерального медицинского центра имени Семашко.
Травматологи меня каждое утро таскали с собой на операции – ассистировать, частенько приходилось исполнять обязанности первого ассистента. И вообще, практики у студентов того периода было очень много, к тому же большинству, в том числе и мне, приходилось подрабатывать медбратьями и медсестрами. И в интернатуре пришлось перевыполнять план. Не шесть человек вести, а сразу быть за участкового терапевта, заведующего инфекционным отделением, главным специалистом по «скорой помощи», неврологии, наркологии, психиатрии и даже главным акушером-гинекологом района. Это я свою интернатуру в Шипицыно вспомнил. Так все было, причем одновременно. И ничего. Потому что у нас был интерес. Может быть, конечно, это и не совсем по правилам, что слишком много делать приходилось. Но зато когда мы уже выходили из института, большая часть выпускников была практически подготовлена.
А сейчас, при излишней опеке, мало кто из докторов умеет что-то конкретно делать. Дошло до смешного: многие врачи не сумеют сделать элементарную блокаду… Не говоря уже о том, что на работу наших докторов вредно повлияли фармацевтические компании. И все эти американские схемы, которые часто используются при лечении гипертонии и других заболеваний, – они отучают думать. Человека, у которого повысилось давление, сразу «подсаживают» на таблетки. Хотя давление у него выросло, может быть, из-за того, что он устал, перетрудился, из-за похмелья и так далее.
Может быть, просто надо изменить режим дня. Его же сразу «подсаживают» на лекарства, с которых потом не дают «слезть». И он их принимает уже постоянно, обогащая изготовителей этих препаратов. А смертность от инсульта, инфаркта применение этих лекарств почему-то не снижает, напротив, она только увеличивается, если смотреть статистические данные.
