VI

VI

Эксперимент по изучению подчинения опирается на дезинформацию: ученик якобы подвергается ударам током, но на самом деле он просто актер. Орн утверждает, что согласно его анализу эксперимент постоянно подсказывает испытуемому, что все это постановка, и мешает принять происходящее за чистую монету. На самом же деле наблюдения и данные показывают, что догадка Орна неверна и большинство испытуемых убеждено в реальности происходящего.

Конечно, есть много и других способов сбора данных, и дезинформация и в самом деле несколько понижает степень уверенности в результатах, однако исследователь, желающий изучить вопрос подчинения, может поступить двояко. Во-первых, можно изучать поведение только тех испытуемых, которые полностью поддались на обман. Мы уже обсуждали, что данные Милгрэма и Розенхана даже при таком контроле дают уровни подчинения, сравнимые с результатами первоначального исследования. Второй подход состоит в изучении ситуаций, в которых не требуется никаких мистификаций, поскольку жертвой становится сам наивный испытуемый. Даже когда испытуемые в принципе не могут отрицать реальность происходящего, поскольку все происходит с ними самими, степень подчинения у них превосходит всякие ожидания. Так, Тернер и Соломон (Turner and Solomon, 1962) и Шор (Shor, 1962) показали, что испытуемые, привлеченные к участию в их экспериментах, готовы терпеть удары током на грани опасного. Нийоле Кудирка (Kudirka, 1965) провела необычайно интересный эксперимент, в ходе которого испытуемым было дано указание весьма неприятное, однако не опасное задание – есть горькое печенье (пропитанное крепким раствором хинина). Печенье было крайне невкусное, испытуемые кривились, кряхтели, стонали, у некоторых возникала тошнота. Поскольку в этом эксперименте испытуемый сам становится жертвой, критические замечания Орна по поводу дезинформации здесь неприменимы. Вопрос был в том, проявится ли и здесь сколько-нибудь значительное подчинение экспериментатору. Первые же результаты показали, что стремление подчиниться приказу так сильно, что в присутствии экспериментатора ни один испытуемый не отказался выполнять задание. Поэтому Кудирка сознательно ослабила власть экспериментатора – удалила его из лаборатории. Даже при таких обстоятельствах 14 из 19 испытуемых выполнили экспериментальное задание до конца, и каждому пришлось прожевать и проглотить – зачастую с огромным отвращением – 36 пропитанных хинином печений.

Сам Орн также приводил пример, когда испытуемые выполняли крайне скучные, нелепые и бессмысленные задания (Orne, 1962b) (скажем, долго складывали числа, а потом рвали листок с ответами), чтобы доказать, какой властью над испытуемыми обладает экспериментатор и на какие действия он способен их толкнуть. Он говорит, что, хотя на первый взгляд эти действия бессмысленны, испытуемые их выполняют, поскольку участвуют в психологическом эксперименте. Однако когда Орн переходит к разговору об эксперименте по изучению подчинения, его аргументация меняется. Почему-то власть экспериментатора, которую он так тщательно продемонстрировал, испаряется без следа. Испытуемые Орна искренне соглашались исполнять приказы экспериментатора, а мои, как он утверждает, – нет. по меньшей мере извращенная логика, и очевидно, что Орну нужно выбрать что-то одно. С одной стороны, он уверяет, что экспериментатор всецело контролирует испытуемого, с другой – утверждает, что в моем эксперименте этого контроля не было. Гораздо логичнее считать, что эксперимент по изучению подчинения – это завершение последовательной череды экспериментов, доказывавших могущество власти: их эволюцию можно проследить от Франка (Frank, 1944) через Орна (Orne, 1962b) вплоть до моего исследования. Кроме того, доводы Орна ослабляются еще полным непониманием данных Бриджпортского варианта, когда из экспериментальной ситуации исключили связь с университетом. Орн всегда подчеркивал, что университетская среда, как и больничная, подрывает доверие к данным экспериментов по изучению антиобщественного поведения, поскольку слишком способствует получению искомых результатов. Однако, вопреки общим представлениям Орна, из Бриджпортского эксперимента следует, что университетская среда влияет на результаты не так уж и сильно и что антиобщественное поведение вполне может вызвать даже элементарная социальная структура, функционирующая независимо от уважаемых добропорядочных организаций.

В заключение своего критического разбора Орн призывает для прояснения подлинной природы человека ставить «эксперименты, участники которых не знают, что вовлечены в научное исследование». Однако я прошу его обратить внимание на исследование, испытуемыми в котором без своего ведома были медсестры, дежурившие в больничных палатах (Hofling et al., 1966). Медсестры получали по телефону распоряжение внепланово дать больному лекарство. Медсестры не могли узнать звонившего по голосу, однако он представлялся известным врачом; лекарства не было в листе назначений, поэтому медсестра не имела права его давать, к тому же предписанная доза в два раза превышала максимальную, указанную в инструкции к препарату, а процедура введения лекарства, согласно телефонному распоряжению, нарушала больничные правила. Однако из 22 медсестер, подвергшихся этой проверке, 21 дала больному лекарство, как было приказано. Когда контрольной группе медсестер дали вопросник, они указали, что не дали бы лекарство в таких обстоятельствах. Если сравнить результаты, полученные Хофлингом в естественной среде и в ходе моих экспериментов в лаборатории, обнаружатся поразительные параллели, что подтверждает валидность моих лабораторных данных.

валидизация данных – это, в частности, установление диапазона условий, в которых наблюдается то или иное явление. Если Орн говорит, что необходимо проделать дальнейшие эксперименты, поскольку нынешние не дали ответов на вопрос, я с ним полностью согласен. Однако в конечном итоге Орн, похоже, просто отрицает научный метод. Он предает собственные высокие методологические стандарты, когда в стремлении доказать свою правоту искажает факты – неверно описывает саму организацию моего эксперимента или настаивает на своем вопреки . Возникает вопрос, полезна ли его теория, может ли она стать основой для научного анализа – или это лишь искусственная конструкция, не имеющая отношения к реальности, главные темы которой – заговор, недоверие, постороннее влияние и скрытые мотивы? Несомненно, вполне законно поинтересоваться, верили ли испытуемые, что жертву ударяют и она страдает, однако ответ следует искать в данных, а не в непогрешимости представлений Орна.

Доводы Орна, построенные в основном на анекдотах, шатки и удовлетворяют разве что невзыскательные умы. Похоже, их цель – отрицать реальность явления, будь то гипноз (Orne, 1959, 1965), сенсорная депривация (Orne, 1964), психологический эксперимент (Orne, 1962b) или подчинение (Orne, 1968). Доводы Орна начинаются с предположения, что все испытуемые склонны к активной подозрительности и недоверию, если только доверие не становится составляющей, которая подрывает самую суть эксперимента, – тогда они вполне доверчивы (Orne, 1968, p. 291). Затем на сцену выходят требуемые характеристики: на самом деле экспериментатор изучает совсем не то, что хочет изучить, поскольку испытуемый исключил всякую возможность объективных исследований и сообщает экспериментатору только то, что тот хочет услышать. Доказательств подобной точки зрения не существует, более того, не так давноигал, Аронсон и ван Хус (Sigall, Aronson, and Van Hoose, 1970) представили данные в ее опровержение.

Так или иначе, Орн понимает, что довод о «содействии испытуемого» не подрывает значимости нашего эксперимента, поскольку экспериментатор в явном виде рассказывает испытуемому, чего он «хочет», и цель эксперимента как раз и состоит в изучении того, в какой мере испытуемый готов это предоставить экспериментатору. Поэтому Орн в очередной раз подтасовывает аргументы и утверждает, что внешнее поведение – не то, чем кажется, и под его завесой таятся скрытые смыслы. Можно отметить, что Орн ищет скрытые смыслы в ущерб явному значению поведения и, по правде говоря, старается списать со счетов самое очевидное.

Орн не останавливается перед тем, чтобы на основании наших экспериментов дискредитировать гипнотические явления (Orne, 1965), а затем переходит к дискредитации самого эксперимента по изучению подчинения, по пути постоянно приводя доводы, не имеющие отношения к делу, и искажая факты. Далее он постулирует безоговорочную уникальность психологического эксперимента – и утверждает, что никакие их результаты не имеют отношения к реальной жизни. В целом линия его аргументации позволяет изучать те или иные явления – так их можно лишь дискредитировать. Орн не видит связи между подчинением, наблюдавшимся в ходе собственных исследований и наших экспериментов, поскольку его цель при публикации своих находок в области подчинения – показать, что экспериментальная ситуация не позволяет выявить научную истину. Наконец, он не ищет ни в чем сути – только методологические погрешности. Мне представляется, что Орн упорно насаждает подход к изучению социальной психологии, давно отошедший в историю. Я не думаю, что подобная односторонность позволяет сделать вклад в наше понимание поведения человека. Отдельные качества подобного мировоззрения иногда полезны, однако жесткая предубежденность, пронизывающая эту идеологию, неизбежно исказит общую картину – в такой степени, что она утратит всякую связь с реальностью.

Впрочем, из рассуждений Орна следуют некоторые методологические поправки, в которых есть рациональное зерно. Безусловно, более подробная разработка эксперимента, скажем, тщательное интервьюирование испытуемых и работа над очевидными ошибками (в частности, не стоит привлекать в качестве испытуемых студентов-психологов) лишь повысят качество исследования. Однако подобные меры имеют смысл только тогда, когда принимаются безо всякой связи с узколобыми теориями заговоров и исключительно с целью решить насущную задачу.