Информированное согласие

Информированное согласие принято считать краеугольным камнем этического кодекса при экспериментах над людьми. Однако социальная психология и по внедрить этот принцип в свои привычные экспериментальные процедуры. Как правило, испытуемые участвуют в эксперименте, не подозревая о его истинной цели. Более того, иногда испытуемых приходится дезинформировать. Можно ли считать подобную практику законной и оправданной?

Герберт Келман приводит две совершенно разные причины, по которым потенциального испытуемого не информируют о природе предстоящего эксперимента.[30] Одну причину можно назвать мотивационной: если сказать испытуемому, в чем будет заключаться эксперимент, он может отказаться в нем участвовать. Дезинформировать человека, чтобы в эксперименте, – это, конечно, серьезное нарушение прав личности, и опираться на нее как на этическую основу при наборе испытуемых, как правило, нельзя.

Вторая, более распространенная причина, по которой испытуемого держат в неведении, состоит в том, что многие эксперименты в социальной психологии невозможно проводить, если испытуемый заранее обо всем знает.

Возьмем, к примеру, классическое исследование Соломона Аша, посвященное конформности и давлению группы.[31] Испытуемому говорят, что ему предстоит принять участие в исследовании восприятия отрезков. Его просят выбрать из трех предложенных отрезков тот, который по длине равен образцу, однако он делает это в присутствии других людей, которые без его работают на экспериментатора и дают неверные ответы. Цель экспериментатора – посмотреть, согласится ли испытуемый с очевидно неверной информацией, которую предоставляет ему группа, или пойдет наперекор группе и даст правильный ответ.

Очевидно, испытуемого дезинформируют сразу по нескольким пунктам. Ему говорят, что он примет участие в эксперименте по изучению восприятия, а на самом деле изучается давление группы. Ему не сообщают, что другие присутствующие сотрудничают с экспериментатором, напротив, убеждают, будто они находятся с экспериментатором в тех же отношениях, что и сам испытуемый. Очевидно, что если испытуемому сообщить о подлинной цели до эксперимента, у него не возникнет психологического конфликта, который и есть главное в исследовании Аша. Испытуемому отказывают в информации не потому, что экспериментатор опасается, что он откажется участвовать в эксперименте, а по причинам сугубо эпистемологическим, примерно по тем же, по каким автор детективного романа не открывает читателю, кто убийца, – ведь иначе это погубит все удовольствие.

Примерно к такой же дезинформации прибегает и большинство экспериментов в социальной психологии. Некоторые критики объявляют это «обманом», в обиход вошел даже термин «обманный эксперимент», в особенности в контексте дискуссий об этичности подобных процедур. Однако в подобном контексте слово «обман» заставляет относиться к эксперименту предвзято. При описании подобных приемов лучше все же использовать слова без излишних моральных коннотаций – «маскировка», «инсценировка» или «мистификация», – ведь невозможно вынести объективное этическое суждение о той или иной процедуре, если она описана в терминах, которые сами по себе имеют оттенок осуждения.

Оправдано ли применение мистификации в экспериментах? Самый простой ответ – и самый удобный в социальном и этическом смысле – безоговорочное «нет». Ни для кого не секрет, что честные и абсолютно открытые отношения с испытуемым – это очень хорошо, и экспериментатор должен по возможности добиваться именно этого. Сложность в том, что многие также всей душой верят в ценность исследований по социальной психологии, в ее способность разъяснить нам механизмы общественного поведения человека и в конечном итоге принести нам очень много пользы. Признаться, вера эта слепа, однако она подталкивает нас к тому, чтобы тщательно изучить, имеют ли какое-то право на существование мистификация и дезинформация, которых требуют эксперименты. Мы знаем, что в других сферах к мистификации относятся куда спокойнее, безо всяких моральных терзаний. Приведем простенький пример: в радиопостановках стук копыт обычно изображает звукооператор при помощи пустой кокосовой скорлупы, а чтобы воссоздать шум дождя, сыплют песок на металлический противень и так далее. Одни слушатели об этом знают, другие нет, однако мы же не обвиняем радиопередачи в том, что они обманывают слушателей. Скорее мы миримся с тем фактом, что это искусственные иллюзии, применяемые для вящего драматического эффекта. Большинство экспериментов по социальной психологии, по крайней хороших, тоже имеют драматическую составляющую. Более того, в ходе самых лучших экспериментов испытуемые попадают в драматургическую ситуацию, сценарий которой написан лишь отчасти, и дополняют его поступки испытуемого, которые и обеспечивают информацию, необходимую исследователю. Почему же искусственные иллюзии допустимы в радиопостановках, а в научных исследованиях запрещены?

В повседневной жизни сплошь и рядом с дезинформацией либо мирятся, либо считают ее законной и уместной. Мы, не поморщившись, дезинформируем детей по поводу Санта-Клауса, поскольку нам кажется, что это добрая мистификация, а здравый смысл подсказывает, что вреда от нее не будет. Более того, эта практика узаконена традицией. Мы дезинформируем именинника, когда устраиваем ему приятный сюрприз. Суровый моралист скажет, что и сюрпризы безнравственны, ведь при этом человек вынужден лгать . Но гораздо важнее сосредоточиться на чувствах человека, воспринимающего эту информацию. Как он к ней относится, обижен он или обрадован?

Одно очевидно: к маскировке и мистификации можно прибегать лишь в том случае, если без них исследование в принципе невозможно. Желательно всегда строить взаимодействие с людьми на честности и открытости. Это не снимает вопроса о том, допустимы ли подобные уловки, если в рамках научного исследования без них не обойтись.

У этой медали есть и обратная сторона. Практически в любой профессиональной деятельности бывают отступления от общепринятых моральных принципов, без которых эта деятельность невозможна. Например, поведение адвоката, который ведете дело обвиняемого в убийстве. Он узнает от клиента детали преступления и его моральный долг – сообщить о них. Однако адвокаты имеют право – более того, обязаны – соблюдать конфиденциальность и не разглашать то, что узнали клиент. Даже если адвокат знает, что его клиент убийца, его профессиональный долг – не сообщать об этом властям. Иначе говоря, общепринятая моральная практика отходит на второй план и превращается в практику юридическую, поскольку мы полагаем, что в долгосрочной перспективе такое исключение идет на пользу обществу.

Подобным же образом в целом недопустимо ощупывать гениталии незнакомых женщин. Однако без этого технически невозможна работа акушеров и гинекологов. И мы снова отказываемся от общепринятых моральных правил, поскольку иначе невозможна профессиональная деятельность этих специалистов, а мы убеждены, что она полезна обществу.

Возникает вопрос: не следует ли сделать аналогичное исключение для социологов, поскольку их работа выдвигает определенные технические требования, а мы полагаем, что в долгосрочной перспективе она идет на пользу обществу? Конечно, отдельный участник эксперимента чаще всего не извлекает из него никакой выгоды. В основном выгоду извлекает общество в целом – или, по крайней мере, такова предпосылка любого научного исследования.

Есть и еще одна сторона использования инсценировок в социальной психологии, которую часто оставляют без внимания. Обычно мистификации в ходе экспериментов длятся совсем недолго. Иллюзии поддерживаются, лишь пока они нужны для целей эксперимента. Как правило, о подлинном характере эксперимента испытуемому сообщают сразу после участия. То есть экспериментатор утаивает правду от испытуемого в течение получаса, но по окончании этого срока демонстрирует доверие к испытуемому, раскрывая ему истинную цель и организацию эксперимента. Странно, что критики социально-психологических экспериментов так редко вспоминают об этой типичной черте экспериментальной процедуры.

С позиции формальной морали вопрос о дезинформации в социально-психологических экспериментах крайне значим, поскольку утаивание правды исключает информированное согласие. Более того, если делать упор на «обмане», это и вовсе исключает всякую дискуссию об этике среди социальных психологов. Иногда считают, что такой упор делать не следует. Эту точку зрения подтверждает Элинор Маннуччи в своем недавнем исследовании[32]. Она опросила 192 человека, не имеющих отношения к психологии, и изучила их реакцию на этические аспекты психологических экспериментов. Оказалось, что собственно обман их не смущает. Гораздо больше их волнует то, что им предстоит пережить в роли испытуемых. Например, по поводу эксперимента Аша большинство выразило большой энтузиазм и восхищение его изяществом и значением для науки. Разумеется, мнение обывателя – отнюдь не истина в последней инстанции, но и отмахиваться от него нельзя, и в целом я считаю, что следует уделять гораздо больше внимания восприятию и воззрениям тех, кто на самом деле служит испытуемым в экспериментах.


— AD —

ЭКСПЕРИМЕНТЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ ПОДЧИНЕНИЯ

Чтобы пристально рассмотреть феномен подчинения, я провел в Йельском университете простой эксперимент. Всего в нем поучаствовало , его повторили в нескольких университетах, однако поначалу концепция была очень простой. Человек приходит в психологическую лабораторию и узнает, что ему нужно произвести последовательность[33] действий, которые с каждым шагом все сильнее противоречат голосу совести. Главный вопрос – как долго участник будет подчиняться приказам экспериментатора, прежде чем откажется выполнять требуемые действия.

Однако читателю следует знать некоторые подробности эксперимента. В психологическую лабораторию приходят двое, которым предстоит принять участие в исследовании памяти и способностей к обучению. Одного из них назначают «учителем», другого – «учеником». Экспериментатор поясняет, что исследование посвящено влиянию наказания на усвоение учебного материала. Ученика отводят в комнату, сажают в кресло, пристегивают ему руки к подлокотникам, чтобы помешать слишком резким движениям, и подсоединяют к запястью электрод. Ученику говорят, что ему надо выучить список парных слов; если он ошибется, его ударят током, и сила удара будет постоянно повышаться.

На самом деле цель эксперимента – изучить поведение учителя. Сначала он смотрит, как ученика пристегивают к креслу; затем учителя отводят в главную лабораторию и сажают перед электрогенератором самого грозного вида. Прежде бросается в глаза горизонтальная цепочка из 30 тумблеров – от 15 до 450 вольт с шагом в 15 вольт. Кроме того, шкала снабжена табличками – от «СЛАБЫЙ ТОК» до «ОСТОРОЖНО! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ». Учителю говорят, что он должен провести человеку в соседней комнате тест на способности к обучению. Если ученик отвечает правильно, ученик переходит к следующему вопросу; если ответ неверен, учитель должен ударить ученика током. Начинать следует с минимального уровня (15 вольт), а затем каждый раз, когда ученик делает ошибку, включать следующий тумблер – 30 вольт, 45 вольт и так далее.

«Учитель» – наивный испытуемый, пришедший в лабораторию, чтобы принять участие в эксперименте. «Ученик», он же жертва, – актер, которому на самом деле никаких ударов током не наносят. Цель эксперимента – понять, насколько далеко зайдет человек в конкретной ситуации, которую можно оценить количественно, когда ему приказывают причинять все более сильные мучения протестующей жертве. В какой момент испытуемый откажется подчиняться экспериментатору?

Конфликт возникает, когда человек, которого бьют током, начинает показывать, что ему неприятно. После применения удара в 75 вольт «ученик» начинает стонать, при 120 – жаловаться на боль, при 150 требует, чтобы его отпустили. С нарастанием силы ударов протесты становятся настойчивее, сильнее и эмоциональнее. После удара в 285 вольт «ученик» издает отчаянный крик.

Очевидцы эксперимента единодушно говорят, что это захватывающее зрелище, которое очень трудно описать на бумаге. Для испытуемого все это отнюдь не игра, понятно, что он переживает сильный внутренний конфликт. С одной стороны, он видит, что ученик страдает, и это подталкивает его к отказу от дальнейшего участия. С другой – экспериментатор, представитель законной власти, перед которым у испытуемого есть некоторые обязательства, приказывает ему продолжать эксперимент. Каждый раз, когда испытуемый медлит, прежде чем нанести удар, экспериментатор приказывает ему делать свое дело. Чтобы найти выход из этого положения, испытуемый должен разорвать отношения с властью. Цель этого исследования – понять, когда и как люди откажутся подчиняться власти перед лицом очевидного морального императива.

Stanley Milgram.]]>«Obedience to Authority: An Experimental View» (New York: Harper & Row, 1974), p. 3–4.

Похожие книги из библиотеки