Что питает надежду стать лучшими родителями, чем были ваши собственные папа и мама
Как недавно написал в «Твиттере» нейроученый из Стэнфорда Роберт Сапольски, «нет на свете ничего более способного сделать из вас неврастеника, чем родительские обязанности, поскольку вы волнуетесь о каждом своем действии, мысли или упущении».
Многие люди, пережившие травмирующий опыт в детстве, позже волнуются о том, какими родителями будут они сами.
Синди – восьмой ребенок в большой семье, в которой всегда был полный бардак.
Мать Синди, выросшая в семье алкоголиков, начала рожать детей в возрасте девятнадцати лет. К тому времени, когда родилась Синди (на два месяца раньше положенного срока), ее самая старшая сестра была уже подростком шестнадцати лет.
– Взрослея, я воспринимала мать почти как жертву войны, – рассказывает Синди. – Мне говорили, что из-за того, что я была недоношенная, я получала больше внимания, чем мои братья и сестры. Ну что ж, я имела хотя бы это…
Не знаю, как насчет поколенческого сценария, но «правильное» воспитание в этой семье явно было не в почете. Бабушка Синди со стороны отца овдовела очень рано и своих шестерых детей учила уму-разуму с помощью железного кулака.
– Отец тоже учил нас железным кулаком, унаследованным от своей матери, – вздыхает молодая женщина.
Родители Синди развелись, когда она еще в школу не ходила, а когда девочке исполнилось двенадцать, ее мать заявила: «Я вам почти тридцать лет отдала, а теперь я хочу пожить для себя. Идите-ка жить к отцу. Пусть он сам все это расхлебывает».
– Новая жена отца согласилась взять нас к себе, но понятно, что она была не в восторге от этого. Мы были для нее лишними ртами… В школе я очень хорошо училась, и отец это ценил, поэтому мне в какой-то степени повезло. – На лице у Синди появилась скептическая улыбка. – Отец поощрял мои достижения, но и давил на меня. Если я получала пятерку, он спрашивал: «А почему не пять с плюсом?» В итоге мои хорошие оценки обесценивались. «Ты думаешь, ты такая ученая, но вот здравого смысла у тебя нет!» По-моему, это было ревностью к моим успехам. Ну и, конечно, неправдой. Здравого смысла у меня было побольше, чем у него. Но эти минуты нудных нравоучений были просто ничтожны в сравнении с тем, что он делал с моим братом… На меня отец никогда не поднимал руку, а вот с Питером он был очень жесток. Однажды, когда брату было около одиннадцати лет, отец бросил его на пол и стал избивать у меня на глазах. Питер потерял сознание, а отец все бил и бил его. Отца нисколько не заботило, что он может серьезно покалечить собственного ребенка…
Брат Синди, когда подрос, какое-то время походил в колледж, но потом вылетел оттуда – он не хотел учиться.
Другой брат тоже поступил в колледж и тоже бросил, в итоге он организовал компанию по строительству настилов.
– Я помню, как отец сказал ему: «Мне стыдно говорить людям, что ты мой сын; ты научился только гвозди забивать».
Синди признается, что ни у кого из ее братьев и сестер судьба не сложилась.
– Одна моя сестра в возрасте двадцати лет стала заниматься проституцией, другая пристрастилась к наркотикам… Не знаю, почему я смогла вырваться из этого замкнутого круга. Примерно лет с десяти-одиннадцати у меня были «моменты откровений». Я вела внутренний диалог с самой собой. Я твердила себе, что хочу другой жизни, что я должна найти выход. Знаете, почему я хорошо училась? Для меня это было вопросом выживания. Или я останусь на дне, или поднимусь. Я составила план спасения еще в детстве».
Ее стратегия сработала: она выпустилась из известного гуманитарного колледжа. Однако к двадцати годам иммунная система Синди начала давать сбои.
– Меня валил с ног любой грипп и любая простуда, – говорит она. – Одна инфекция перерастала в другую. Почти год я практически не вылезала из болезней. У меня появились хронические проблемы с мочевым пузырем, что привело к сильному страху перед мочеиспусканием. Было похоже, что моя иммунная система устала бороться, и подтверждением этому стала острая мышечная боль. Однажды, мне тогда было едва за двадцать, у меня ужасно заболела шея, я просто не могла поднять голову с подушки. Я чувствовала себя старухой, как будто мне не двадцать, а сто пятьдесят.
Синди усердно трудилась над своей карьерой и очень придирчиво искала человека, которого смогла бы полюбить и который любил бы ее. Главным для нее было, чтобы он отличался от ее отца.
– Человек, способный слушать, видящий в людях только хорошее, – вот такой мне был нужен.
С будущим мужем Синди познакомилась, когда ей было двадцать четыре года.
– Я увидела открывающееся для меня окно в прекрасный мир; в Джеке я видела стабильность, которой так страстно жаждала всю жизнь.
Но прошлое не отпускало.
– Рядом с мужем я начала осознавать свою собственную эмоциональную неустойчивость. Иногда по ночам у меня случались панические атаки, и бедному моему мужу приходилось часами успокаивать меня. В определенный момент я поняла, насколько мы разные. Я сказала ему: «Послушай, я не могу превращать тебя в жилетку, мне надо дорасти до тебя, чтобы быть полноценным партнером. Я не хочу быть обломком собственного прошлого. Если все так и будет продолжаться, то рано или поздно тебе надоест быть слушателем и утешителем». К счастью, этого не произошло.
Синди волновалась, какой матерью она будет, и даже подумывала о том, что не может позволить себе родить детей.
– Я испытывала сильнейший страх перед отсутствием родительских навыков и боялась передать дальше боль своего детства. Я знала, что детей надо растить не в таких условиях, в каких росли мы. Но у меня не было опыта. Перед глазами был совсем другой пример. Мужу я сказала: «Я не буду рожать детей, пока не пойму, что могу дать ребенку все, чего он заслуживает».
Первый сын в их семье родился, когда Синди было тридцать с небольшим.
– Мы оба сократили рабочие часы, мы были одной командой, и я не могу сказать, что мне было сложно справляться.
Сын Синди рос счастливым малышом, что придало ей уверенности родить второго ребенка в возрасте тридцати пяти лет. Но второй ребенок дался не так легко.
– Она была из тех младенцев, которых невозможно успокоить. Иногда визжала во всю мощь своих легких, и я ничего не могла сделать. Мне казалось, что как мать я потерпела фиаско. Поскольку я понятия не имела, что такое быть хорошим родителем, я не знала, что это нормально – иногда отпустить вожжи, – говорит Синди. – Я превратилась в кружащегося дервиша, пытаясь быть идеальным, любящим, всегда внимательным родителем, не заботясь надлежащим образом о собственном благополучии. В те редкие часы, даже минуты, когда дочка дремала, я неслась поиграть со своим сыном.
Когда дочь стала старше и спокойнее, жить стало проще. Так было, пока не наступила предменопауза. К Синди вернулись болезни. Депрессия, с которой она боролась в молодом возрасте, снова дала о себе знать, так же как и панические атаки. Ее поглотила усталость, она все хуже справлялась со своими эмоциями. Синди переменила работу, и новая работа ее очень вдохновляла, но она заметила, что стала забывать факты, и ей становилось стыдно.
Небесспорная истина «страх, поглощающий детей, никуда не исчезает» для Синди стала реальностью.
– После долгих лет более или менее успешного управления своей жизнью я просыпалась ночью от того, что меня колотит дрожь. Я обвиняла себя в том, что не в состоянии собраться и улучшить свою жизнь. Если у кого-то было трудное детство, то годы спустя все эти события видятся размытыми. Но для меня они не были размытыми. Сочетание предменопаузы и стресса на работе вновь разворошили мои детские травмы. Эмоциональные проблемы, с которыми я давно прекратила бороться, снова вернулись.
Обнадеживает, что Синди поняла: если она не хочет, чтобы ее собственное детство отразилось на ее детях, она должна заново выстроить себя.
