Глава 11. Как сохранить статус лидера на всю жизнь

Глава 11. Как сохранить статус лидера на всю жизнь

Куантико. 6 июня

У меня был важный разговор по телефону с видным чиновником из другого правительственного агентства, но, когда определитель номера показал, что мне пытается дозвониться кое-кто еще более важный, я быстро закончил разговор. Тот человек входил в мой клан доверия. На такие звонки я отвечал в первую очередь.

Это была Лайла Кури — агент, о которой я рассказывал в главе 5. Она работала со мной над вопросом, касающимся Ближнего Востока, и одновременно пыталась вернуть утраченное доверие дочери.

Сейчас я лучше помню ситуацию с ее своенравной дочерью, чем историю, связанную с ее работой. Наш мозг охотнее запоминает людей, а не события. Эту его особенность можно считать практически неизменной, она остается одним из самых строгих стражей наших лучших инстинктов.

— Лайла! Как твоя дочь?

— Дорого мне обходится!

— Отлично! — Это значило, что Амира, чьей целью когда-то было стать парикмахером и которая была совершенно не похожа на свою целеустремленную мать, поступила в престижную школу дизайна, куда подавала заявление.

— Разделяю твои чувства, — сказал я. Это значило (и Лайла это знала), что моя дочь только что поступила в учебное заведение, о котором мечтала: Университет Джорджа Мейсона.

— Мои поздравления, Робин! Наверное. Не слишком ли круто для безработного? — Так она поддразнивала меня, намекая на предстоящую отставку и уход из ФБР после 21 года службы там и еще девяти лет в Военно-морской академии и корпусе морской пехоты.

Затем она перешла к делу, и, когда закончила, я отправился прямо домой, чтобы удостовериться, что ни с кем ничего не случилось плохого и у нас не было неожиданных гостей.

Наш мир довольно тесен, даже если речь идет о тайных международных операциях (или если дело касается именно разведывательных операций на самом высоком уровне). Но вы никогда не поймете, насколько он тесен, пока вам не придется иметь дело с людьми, которые вам не доверяют. Когда это происходит, кажется, что все знают всех и не доверяют никому. Если и есть что-то более заразительное, чем доверие, так это недоверие.

Меня до сих пор поражает, какое пагубное действие оказывает недоверие. Сейчас оно пускает метастазы не только в правительстве, международной политике, бизнесе и СМИ, но и среди людей в нашем ближнем кругу, включая тех, кому мы когда-то безоговорочно доверяли. По всем критериям поведенческой психологии уровень отсутствия доверия бьет все рекорды и сжимает наш мир до размеров сцены, на которой действуют враги и соперники, кажется, заполонившие все вокруг.

Вы, вероятно, уже имели опыт проверки доверия, как и большинство из нас, и такие случаи, может быть, уже поколебали вашу веру в людей и даже заставили усомниться в своей способности выбрать свою дорогу в жизни.

Когда недоверие вторгается в нашу жизнь, мы не можем предугадать, что нас ожидает. И как бы часто это ни происходило, каждый раз мы оказываемся застигнутыми врасплох.

Предсказуемые события в жизни — обычно те, которые мы сами планируем. А неожиданности чаще всего исходят от людей, которые имеют собственные планы насчет нас, — и иногда от самой судьбы, у которой тоже своя повестка дня.

Вот почему я так полагаюсь на системный подход.

Созданные мною системы для установления и демонстрации доверия постоянно раздвигают границы безопасности — для меня и других — и служат своеобразным буфером между линейными путями достижения целей и хаосом, который воцаряется, когда мы начинаем действовать в реальном мире в реальном времени.

Когда вы работаете в рамках системы, основанной на доверии, которая естественным путем создает клан надежных соратников, у вас гораздо больше возможностей влиять на происходящее и прогнозировать события. Кроме того, у вас есть команда, на которую можно положиться, если что-то пойдет не так.

А главное, вы можете контролировать свои реакции на невероятные жизненные перипетии. Панические атаки. Это не просто болезненное, но неизбежное состояние, которое обрушивается на тех, кто вынужден решать свои проблемы в одиночку, не имея никаких принципов, которые могли бы защитить их, и никакого клана доверия, к которому можно обратиться за помощью.

Когда я доехал до дома, я успокоился и был готов активировать мои системы, привести в готовность клан доверия и решить еще одну проблему на пути к отставке.

Будем надеяться.

Лайла рассказала, что шпион из государства бывшего советского блока, о котором я упоминал в главе 1, снова в игре, по прошествии более чем 20 лет. Лайла получила задание отслеживать его действия. Все указывало на проникновение в частные структуры системы обороны США.

Она сказала, что он был зол и раздражен.

И искал меня.

Так бывает. Люди склонны все принимать на свой счет. Всегда.

Когда-то давно я нанес ему серьезный удар, нейтрализовал его, ограничил его карьерные возможности и лишил его дохода: откатов, которые он получал от военных подрядчиков из своей страны, благодарных за технологии, которые он украл у американских компаний.

После этого его жизнь стала малоприятной.

Ситуация осложнялась вот еще чем. Чтобы найти его раньше, чем он выйдет на меня, мне нужна была помощь гениального технаря, о котором я рассказывал в главе 2 и который в свое время отшил меня, поскольку не доверял мне. Мне казалось, он испытывал ко мне еще более сильную антипатию, чем агент разведки. С агентом мы хотя бы играли в одну игру.

Тот технарь, студент математического факультета университета во времена нашего знакомства, а теперь топ-менеджер компании по обеспечению безопасности, знал этого тайного агента в былые времена — когда геополитика сводилась к разделению мира на капиталистический и коммунистический. Теперь они возобновили прежние отношения.

В те времена технарь был чист. Возможно, так было и сейчас, поскольку он связан с ФБР. Но кто знает? Если бы жизнь была так проста, нам не нужны были бы шпионы и даже системы выстраивания доверительных отношений.

Хотя прошло столько лет, я все еще сожалел, что не сумел найти к нему подход. Я был глух к его целям, контексту и коммуникационному стилю и, как вы, возможно, помните, мысленно определил его в категорию ботанов на вторых ролях — «лучшего друга» лидера.

После первой же встречи я для него больше не существовал.

Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал людей, которых обидел. Если в этом мире и есть призраки, то все они мои.

Но теперь у меня была главная цель, а это всегда придавало мне сил. Именно мечта ведет меня по жизни и позволяет спокойно спать по ночам.

Теперь моей конечной целью стало желание иметь здоровые хорошие взаимоотношения с окружающими.

Это так просто. И так трудно. И так здорово.

Лос-Анджелес. 7 июня

Я сделал глубокий вдох и последовал за секретарем в роскошный кабинет человека, которого однажды пренебрежительно назвал «лучшим другом»: Фрэнка Хейла, президента крупной фирмы по обеспечению безопасности больших данных в области оборонной промышленности.

Меня аж подташнивало от волнения, ведь мне действительно нужна была его помощь. Я думал, что он может отнестись ко мне с пренебрежением, просто чтобы сравнять счет, или даже работать вместе с тем шпионом против меня.

— Робин Дрик! — воскликнул Фрэнк, вставая и протягивая мне руку. — Единственный человек в Нью-Йорке, который думал, что Уэйн Грецки был первым защитником!

Я сразу понял, что все в порядке. Одно из самых ценных преимуществ умения внушить доверие — способность распознавать, иногда мгновенно, это качество в других людях.

— Ох! — Я изобразил нечто похожее на стыд, но мне почти не пришлось притворяться.

— Лайла сказала мне, что вы будете звонить, — сказал он. — Я кое в чем ей помог, а этот случай она действительно держит в поле зрения. В основном из-за вас. Она хорошо отзывалась о вас.

— Наши чувства взаимны. Она сказала, что вы можете обладать нужной мне информацией, поскольку знали его в первый период его работы.

— Он не раскрывает свои карты. Но когда он упоминает вас, в его голосе слышится столько раздражения!

— Лайла думает, что он выстраивает новую сеть в рамках предприятий оборонного комплекса. Она отследила его поездки в округ Колумбия, Орландо, Сент-Питерсберг, Хантсвилл и Колорадо-Спрингс.

— Центры аэрокосмической промышленности. Вот для чего ему нужно знать мое мнение.

— Не знаете случайно, он все еще берет взятки?

— Сомневаюсь. Он провел слишком много времени в местах, напоминающих Сибирь. После встречи с вами.

— Мне казалось, это и была Сибирь.

— Нет. Еще холоднее. — Он усмехнулся. Фрэнк изменился. Мы оба изменились. — В последний раз, когда я говорил с ним, — сказал Фрэнк, — он спросил, есть ли у меня безопасная связь с вами, и, когда я сказал, что нет, он спросил о номере домашнего телефона или адресе: возможно, именно это и было ему нужно с самого начала.

У меня холодок пробежал по коже.

— Если подумать, — сказал Фрэнк, — скорее всего, он появится на симпозиуме в конце этой недели в Рокет-Сити. — Он имел в виду симпозиум по вопросам космической и противоракетной обороны в Хантсвилле, где размещается ракетно-космический центр и когда-то был центр лунной программы «Аполлон».

— Я постараюсь перехватить его там, — сказал я. — Большое спасибо, Фрэнк. Я всегда сожалел о том, как обошелся с вами. Честно говоря, я сейчас пишу книгу о том, как выстраивать отношения между людьми, и описал там нашу с вами встречу как пример того, как не следует поступать. Но я представил вас студентом Колумбийского университета.

— Колумбийского? Неужели получше ничего не нашли? Не Массачусетский технологический? И даже не Беркли?

— О нет, неужели я снова вас оскорбил!

Он ухмыльнулся. Призрак растаял, жизнь снова наладилась. Мой клан доверия был силен как никогда. Каждый раз такие случаи пугали все меньше.

Но иногда это чувство защищенности оказывается иллюзорным. Никогда нельзя знать наверняка.

Обычно, однако, настоящая иллюзия — это страх.

Вашингтон, округ Колумбия. 8 июня

Я взял телефон, лежавший на покрытом ярко-синей скатертью столе ресторана в Джорджтауне, и проверил номер вызывающего абонента.

— Привет, Лайла!

— Роб, тебе звонил Пол, помнишь, Джо Колледж? У него есть информация по твоему объекту.

— Он сейчас рядом со мной.

— Отлично! Передай ему трубку, я с ним поздороваюсь и оставлю тебя в покое.

Я передал телефон моему старому другу из корпуса морской пехоты, у приятеля которого когда-то украли деньги. Как я говорил, он стал топ-менеджером в своей криптографической компании, и теперь мы с ним обедаем вместе примерно раз в две недели.

Пока они болтали, у меня в душе разливалось спокойствие. Годами формируя свой клан доверия, я создал систему для его объединения с другими. Я назвал ее радиально-узловым (или веерным) методом, по названию техники полета, когда пилот сосредоточен на центральном элементе управления, или хабе (узле), затем поочередно смотрит на приборы, расположенные вокруг него, всегда возвращаясь к центральному элементу. Каждый член клана доверия всегда находится в центре собственного клана, а люди, которым они доверяют, играют роль радиусов. Они могут быть, а могут и не быть знакомы друг с другом.

Так разные кланы оказываются связанными друг с другом. Это создает мощную сеть людей, которых объединяет один общий элемент — доверие. Ни одна другая составляющая человеческой жизни: ни деньги, ни интеллект, ни интересы, ни положение в обществе или физическая близость — не рождает такую мощную силу.

Когда каждый узел использует ее в интересах всех радиусов — и они делают то же, — влияние и ресурсы сети растут в геометрической прогрессии.

Джо Колледж закончил разговор и сказал:

— Лайла просила передать тебе, что наш объект находится на пути в Хантсвилл.

— Кто ей сказал это?

— Я. Я вычислил его. Вот почему вы платите за обед. За нас троих.

— Троих?

— Должен подойти сержант.

В переплетении наших кланов речь могла идти только об одном человеке.

— Сержант Хауэлл? — Он кивнул. — Я не видел его с тех пор, как у него вышел конфликт с командиром роты! Помнишь, когда Хауэлл организовал сбор денег для парня, которого ограбили?

— Ты имеешь в виду моего товарища Шейна Фринка, мэра Фаллуджи!

— Да, Шейна! Я думал, Хауэлл все еще в Центральном командовании ВС США.

— Я сделал ему предложение, от которого он не мог отказаться.

— Он работает на тебя?

— Со мной. Сержант ни на кого не работает.

В пылу приятных воспоминаний и самонадеянных ожиданий я даже забыл о своей проблеме.

Самое удивительное свойство клана доверия — волшебное чувство безопасности, которое он способен создать в этом ненадежном мире.

Но в тот вечер я все-таки чувствовал себя неспокойно. У меня оставалось одно слабое звено: что, черт возьми, я скажу нашему объекту?

Но я знал, кого спросить об этом. Прежде чем лечь спать, я позвонил и договорился о встрече на следующий день в Нью-Йорке.

Уолл-стрит. 9 июня

Когда поезд прибыл в Нью-Йорк, я получил сообщение от Джесса Торна, моего давнего гуру по части доверия: «Встретимся в Бэттери-парке».

Джесс проводил семинар по вопросам доверия для менеджеров хедж-фондов в Международном торговом центре. Когда я звонил ему накануне вечером, он сказал, что богачи с Уолл-стрит не могут понять, почему их клиенты после великой рецессии начали требовать большей прозрачности. Менеджеры хедж-фондов, видимо, думают, что тренер разведчиков может помочь им при необходимости уломать клиентов, сохраняя большую секретность.

— Они не понимают принципов дзена, — сказал он. — Люди обожают секреты, но только если они в курсе. Это значит, что секрет перестает быть секретом. Получается, люди не любят секретов. Они их просто боятся. А страх не притягивает деньги.

Джесс сказал, что его презентация была о том, как рассказать обо всем, ничего не утаивая, собраться с духом и не вмешиваться в естественный ход событий — в любом случае все пойдет своим путем.

В парке я издали увидел Джесса. Он сидел на чугунной скамейке, откуда открывался вид на статую Свободы. Прежде чем я дошел до него, к нему уже кто-то прицепился с разговорами и сел рядом. Это напомнило мне то, как мы с ним были здесь последний раз, прямо перед 11 сентября 2001 года, когда типичное для американцев доверие, фигурально выражаясь, испустило последний вздох.

Уровень доверия в нашей стране и ее главных институтах, который постоянно падал в течение 20 лет до этой роковой даты, после террористической атаки резко поднялся на несколько месяцев, а затем снова рухнул и уже не восстановился.

И тем не менее вот он, Джесс, замечательный, уже немолодой человек, сидит один на скамейке в богатейшем, самом циничном микромире США — где люди гордо именуют себя акулами, — притягивая к себе незнакомцев, будто он всем раздает стодолларовые купюры.

В последний раз, когда мы были здесь, он помогал мне обучать шестерых стажеров ФБР умению завоевывать доверие незнакомцев. Я должен был привести их по одному в парк, заставить подойти к «незнакомцу», на которого я им укажу, и завязать разговор. Роль незнакомца исполнял Джесс. Затем он рассказывал мне, как они справлялись с заданием.

После тренировки мы с Джессом обнялись, но он, казалось, был в замешательстве. «Я не смог догадаться, кто студент, — сказал он. — Так много людей подсаживалось ко мне, чтобы поболтать».

В тот день я понял, что у некоторых людей есть это удивительное качество: некая непостижимая сила, которая притягивает людей, — и Джесс один из них. Теперь я называю эту силу маяком, свет которого сулит безопасность и указывает верное направление. Джесс таким родился.

Обо мне этого сказать нельзя. Но я отточил это качество, используя код доверия и систему четырех шагов.

Вы тоже можете сделать это и стать маяком для своей семьи, соседей, коллег, компании или страны и принять великое бремя лидерства.

Когда Джесс увидел меня, он воскликнул:

— Роб, как всегда, в трудах! Неужели ты никогда не берешь выходной?

— А ты? — сказал я. — Ты тоже сегодня работаешь, хотя вовсе не должен.

— Я обеспечиваю безопасность США для менеджеров хедж-фондов. Извини, я имел в виду от них. Тебе стоило бы полетать со своим младшим на самолете в такой хороший денек.

— Не такой он уже и маленький. Только что выиграл инженерный конкурс штата. — Джесс был не только моим коллегой, но и частью моей семьи. Доверие может изменяться, принимая разные формы и проходя разные стадии развития.

К моему удивлению, Джесс сказал:

— Слышал, ты получил весточку из прошлого.

— Кто тебе сказал?

— Три человека. Двое из штаб-квартиры и один новичок в Беркли, который говорит, что знает 90 языков. Похоже, многие интересуются, как у тебя дела, — не знаю, по какой причине.

— О вкусах не спорят.

— Робин Дрик, сама скромность! Этот странный новый мир!

— У меня такая проблема, Джесс. Я знаю, что этот парень злится на меня. Но я не знаю, что ему надо и как это выяснить.

Он пожал плечами.

— Просто спроси его. И если то, что ему нужно, имеет смысл, сделай это.

Я ждал, что он еще что-то скажет, но он молчал. Когда я понял, что он все сказал и его простой совет был идеальным, я почувствовал себя дураком.

Я старался сохранять спокойствие, но Джесс видел меня насквозь. Он положил руку мне на плечо.

— Все нормально. Ты все сделал правильно, Робин. Ты переломил ситуацию.

Я не знал, что сказать. Джесс — один из очень немногих агентов, которые удостоились директорской награды, и у меня было такое ощущение, будто я только что получил нечто подобное.

Я понял и надеюсь, вы тоже это усвоили: совершенство недостижимо — достаточно хорошо выполнять свою работу здесь и сейчас.

Джесс Торн пожал мне руку, затянул галстук и направился обратно к башне Свободы.

Рокет-Сити: Хантсвилл, Алабама. 10 июня

Боже мой! Как он постарел! Я смотрел, как он шел через ресторан гостиницы, собираясь перехватить его у кофемашины и демонстративно держа в руках пустую чашку.

Годы оставили на нем многочисленные следы — отражение времени, проведенного в гораздо более суровых условиях, чем те, в которых жил я. Его направили туда после разоблачения благодаря моим усилиям. А вся история завертелась на белых песчаных пляжах Майами-Бич.

Первый удар — вступительную реплику — я был готов нанести в первую же секунду, когда он меня увидит. Я собирался сказать: «У вас, должно быть, много вопросов ко мне!»

Я надеялся, что это подведет разговор к тому, что ему от меня нужно и что я могу предложить ему.

Когда будет нанесен первый удар, конечно, начнется полный хаос. Но есть же код доверия! И это успокаивает. Жизнь, основанная на доверии, дает такое глубокое понимание ситуации, что даже неизбежные жизненные конфликты разыгрываются неторопливо, как в замедленной съемке, и становятся вполне управляемыми. Причина тому — отсутствие страха. Когда ваши цели не сводятся к удовлетворению собственных потребностей, остается меньше поводов для беспокойства.

Когда между нами оставалось метра три, наши глаза встретились, и он, видимо, узнал меня. Странно, но он не был удивлен нашей встрече, и, как обычно, несмотря на все мои идеи и самые продуманные планы, начался полный хаос: «Здравствуй, тьма, моя старая подруга»[16].

Он посмотрел на мой бейджик: Робин Дарк. Тот же псевдоним я использовал около 20 лет назад, когда мы встретились в прокате каяков в Саут-Бич.

— Я вас помню, — спокойно сказал он.

Я повернулся на 45 градусов, чуть склонил голову и, не отводя глаз, улыбнулся.

Я внимательно изучил его бейдж, на котором было написано не «Теренс Бонни», а какое-то имя с более явным восточноевропейским колоритом.

— Кажется, это были… каяки? — сказал я. — На аэрокосмическом конгрессе? Много лет назад?

— Очень много лет. Но я на самом деле не любитель каяков. И тогда им не был. — Он почти сразу раскрыл реальное положение дел, и это тоже было удивительно. Он хотел сказать, что был иностранным агентом, собиравшим информацию из секретных и открытых источников, и что я это знал, и что он знал, что я это знаю.

— У вас, должно быть, много вопросов ко мне! — сказал я.

Он пожал плечами.

— Нет.

Он наполнил чашку, повернулся и пошел в зал.

Потом остановился и взглянул на меня через плечо.

— Это вы меня кастрировали, — сказал он без всякого выражения, его квадратная нижняя челюсть упрямо выдавалась вперед.

— Вы хотели сказать, что я вас вывел из игры? — Все пошло совсем не так, как было запланировано.

— Нет. Я использовал верное слово. Кастрировали. То место, куда меня надолго направили после нашей краткой встречи, не подходило для жен.

Он кивком указал на ближайший столик, и мы сели.

— Мне жаль, — сказал я. И это была чистая правда.

Воспоминания об обидах, которые мы нанесли в молодости, сглаживаются со временем, но становятся четче, когда воскрешаешь их в памяти.

— И для семьи условия были неподходящими, — сказал он, вертя в руках нож.

— Мне очень жаль. — Я не мог даже представить себя вдалеке от своих детей. — Надеюсь, вы воссоединились с семьей.

— Да. Мне нечего скрывать и не в чем раскаиваться. Моя жена верила в меня, и это дало мне силы оправдать ее веру.

Его слова подтверждали мои опасения. Ясно, что он был зол и во всем винил меня. И единственная причина моего присутствия здесь заключалась в том, что это было нужно ему.

— Можно подумать, что я виню вас, но это не так, — сказал он и снова поверг меня в шок, потому что он, как и Джесс, будто читал мои мысли.

Или, может, они с Джессом постигли что-то очень простое и важное в человеческой натуре, чего многие из нас не видят из-за свойственного нам греха гордыни, который мы называем честолюбием.

— Я действительно хочу задать вам один вопрос, — сказал он. — Вы поймете, что это не тот вопрос, который следует поднимать здесь, за чашкой кофе. Дело вот в чем, Робин Дарк… — Он замолчал, сделав акцент на моем псевдониме. Он иронизировал не только над этой ложью, но и над бездушной самонадеянностью, когда-то питавшей мою веру в то, что я — та самая тайная сила в духе фильмов жанра нуар, которая борется со злом, не считаясь ни с чем. — Вы хотите наказать меня?

— Наказать вас?

— Да.

— Нет.

— В том жестоком мире, где я вырос, считалось обычным не только добиваться справедливости, но и назначать наказание. Можно назвать это сдерживающими действиями. Или выразить поговоркой: «Легче предупредить, чем вылечить».

— Почему у вас возникли такие подозрения?

— Потому что, когда вы меня нейтрализовали, — сказал он, растягивая слово для пущего эффекта, — я был убежден, что вы испытывали удовлетворение. Чувство удовольствия. Меня грызло беспокойство с тех пор, как я вернулся в США, что вам захочется возобновить работу против меня по причинам, которые вам лучше известны. Точнее, только вам.

Я был потрясен. Никто и никогда так со мной не разговаривал.

Возможно, кто-то должен был это сделать. Но со временем я научился разговаривать в подобном ключе с собой, и это оказывало на меня горькое, но благотворное воздействие.

Он молчал, я тоже.

Наконец я сказал:

— Помню, я гордился тем, что работаю ради безопасности своей страны.

— И?

— Это было приятно.

— Ради страны и ее экономики?

— Да.

Он кивнул, почти дружелюбно, и его напряженность несколько спала.

— Могу это понять. У меня были такие же чувства и другие, менее благородные. Мы оба из того века, который историки называют кровавым. Мы оба пытались сделать его менее кровавым.

— Мне кажется, я наконец понял, как я с вами поступил, — сказал я. — И спасибо за это… — Он слегка откинул голову назад и несколько свысока и скептически посмотрел на меня. — Нет, правда, спасибо! За то, что дали мне шанс понять это.

Он выпрямился.

— Приятно это слышать.

— Я уже не могу ничего изменить, — сказал я. — Ладно. Что я могу сделать для вас сейчас?

— Скажите мне прямо, что это не матч-реванш, что здесь нет никаких взаимных претензий, как у вас говорят. Никакой скрытой повестки. Никакого тайного обвинительного акта. Никакого особого отношения, основанного на прошлом.

— Ни в коем случае. — Я снова перешел на личное. — Признаю, я вел себя бессердечно по отношению к вам. И я совершенно искренне спросил, что я могу для вас сделать.

Выражение его лица смягчилось.

— Я сам в основном виноват в том, что со мной случилось. В том, что старался заработать. Именно в этом состояли обвинения против меня. Не в невыполнении служебных обязанностей. А теперь я преданно и более добросовестно служу своей стране. Да, я здесь, чтобы добыть информацию, которой владеют американцы, но из открытых источников, никаких хитростей и ничего противозаконного. Наши государства теперь союзники, и моя страна наконец становится нацией свободных людей.

Это была правда — по сравнению с более репрессивным прошлым его страны.

— Сколько вам осталось до пенсии? — спросил я.

— Еще год.

— Мне тоже.

Он поднял чашку с кофе, и мы чокнулись за наше общее освобождение от жизни, полной постоянной ответственности: за изначальную и общечеловеческую цель — пожалуй, самую типичную, вечную мечту человечества.

— Вы можете продолжать служить своей стране, став консультантом. Для нас.

— Шпионом?

— Консультантом. Вы будете сообщать нам то, что, по вашему мнению, представляет интерес для вашей страны. Только это.

Еще один большой сюрприз: он не казался удивленным.

— В одном из мест прохождения службы, — сказал он, — по ночам практически нечего было делать и мы смотрели фильмы, в основном американские, много киноклассики, и я видел в них то, чего не вижу на улицах США в обычной жизни. Величие Америки не способны понять даже сами американцы.

Я отлично понимал, что он имеет в виду, и в тот момент мы с ним были как братья, хотя и совсем разные, в огромном клане американских патриотов.

— Так вы обдумаете это предложение? — спросил я.

— Я бы сказал так: Робин Дрик, это могло бы стать началом прекрасной дружбы[17].

Он улыбнулся, и его лицо засветилось, и следы шрамов уже не так бросались в глаза. Даже мгновение взаимопонимания в этом мире может изменить человека.

Я поднял свою чашку. «Ну, за тебя, малыш!»

Мы снова чокнулись чашками, а моя жизнь в качестве американского разведчика тем временем близилась к финалу.

Доверие на улицах Нью-Йорка. Летняя ночь

Нью-Йорк — суровый город. Как я говорил в самом начале этой книги: если вы научитесь доверию здесь, вы сможете научиться ему в любом месте.

Я вернулся туда, откуда начал: на Манхэттен, где получил последний урок доверия, пожалуй, самый важный из всех.

У ньюйоркцев большие сердца, но они не разбрасываются доверием направо и налево, ведь в городе полно любителей манипулировать другими. Это может быть кто угодно — от уличных художников до парней в костюмах за десять тысяч долларов, которые проходят мимо тех, кому изменила удача и кто нуждается в помощи, относясь ко всем с одинаковым презрением.

Но этой жесткости не было и в помине тем важным вечером, когда мы с Ким фланировали по потрясающе красивому залу, освещенному сверкающими хрустальными люстрами, среди людей в вечерних нарядах и военных и сотрудников правоохранительных органов в парадной форме.

Это была церемония проводов на пенсию одного из моих наставников, о котором я уже говорил, Верна Шрейдера — ветерана, прослужившего в ФБР тридцать семь лет. Именно он первым сказал мне, что главный секрет доверия — ставить интересы других выше собственных.

Эта церемония напомнила мне о приближении собственной отставки, и я нервничал: мне было жаль расставаться с работой в ФБР, мучила неизвестность по поводу дальнейших перспектив.

Когда мы молоды, то горим мечтами о славе, радуемся маленьким победам и тяжело переживаем каждое поражение. Но даже когда огонь надежд еще не угас, мы уже чувствуем начало конца, и наши славные победы уходят так далеко в прошлое, что от мечтаний остаются только смутные воспоминания.

В такие моменты мы думаем: стоило ли это всех наших усилий? Всех жертв? Всех этих лет напряжения, не отпускающего ни днем, ни ночью?

Однако, оглядывая толпу, гораздо более многочисленную, чем обычно бывает на подобных мероприятиях, я понимал, что карьера Верна Шрейдера, ветерана вьетнамской войны и фотографа-криминалиста ФБР, совершившего революцию в своей профессии, — явление далеко не ординарное.

Гул толпы вокруг меня нарастал, а я тем временем погрузился в воспоминания о былых временах и там отыскал лишь один случай, когда смог отплатить за массу полезных знаний, полученных от Верна, крупицей своей мудрости. В то время он очень беспокоился о своей младшей дочери, которая была девочкой с ограниченными возможностями: обожаемой, но так и оставшейся ребенком. Он боялся, что она никогда не сможет жить самостоятельно.

Я искренне сочувствовал ему, но тут вдруг на меня снизошло озарение.

— Я всегда буду любить свою дочь не меньше, чем сейчас, — сказал я, — пока она в том невинном возрасте, когда ей все время хочется обнять меня и сказать: «Я люблю тебя, папочка». Но придет день, когда объятия станут не такими частыми или искренними, и, может, она совсем перестанет называть меня папочкой.

Он был так явно тронут, что я почти видел, как меняется его контекст, касающийся дочери. С того момента он уже никогда не был прежним. Он ценил данный ему дар, хотя и сопряженный со страданием.

Уже тогда у меня возникли смутные догадки о том, чему позже научила меня жизнь. Как я говорил, я не был прирожденным лидером. Но я умолчал — ведь это могло показаться тщеславным, — о том, что я родился с сердцем лидера, правда, еще не сформировавшимся и не отшлифованным.

Такими же были и вы. И все остальные.

Мне повезло: меня окружали правильные люди, которые помогли мне найти свой путь. Моя жена. Дети. Наставники. Коллеги. Друзья. Без них я бы потерялся в жизни.

Если вы все еще стремитесь стать лидером, найдите тех, кто сможет помочь вам сформировать ваше лидерское сердце.

Большинство из них давно вам знакомы.

— Робин! — Ким потянула меня за руку. — Смотри, кто пришел.

— Верн! — я сжал его руку.

— Робин, я никак не мог упустить возможность увидеться с тобой сегодня! — Он притянул меня к себе, чтобы я мог услышать его слова. — Очень многие из тех, с кем я общался сегодня, говорили о больших переменах, в основном в твоем отделе.

— Ну да, из-за директора Коми! Он учит сотрудников тому, чему когда-то учил меня ты.

— Я имел в виду, что это из-за тебя, Робин.

Я не нашел что сказать. Если что и могло вывести меня из того тревожного состояния, в котором я пребывал, так это его слова.

Но этого не случилось. Верн похлопал меня по спине и направился к подиуму.

Начались речи, и я перешел на автопилот, чтобы отключиться от выступлений бюрократов с их банальностями. Но произошло нечто невероятное. Каждое выступление было забавным, эмоциональным, здравым и искренним.

Все они будто следовали голосу своего внутреннего Верна Шрейдера с аллергией на позерство и избегали шаблонных речей. Меня поразило, как сильно один человек мог повлиять на поведение такого количества людей.

Начальники полиции, мэры, конгрессмены и агенты из ФБР, министерства юстиции, министерства национальной безопасности и ЦРУ даже не упоминали о новациях Верна, изменивших правила игры, но с удовольствием расписывали его личные качества: как он бросал все по первому зову, выходил на работу в праздники с улыбкой на лице и всегда делал то, что нужно, не обращая внимания на давление или людей, причастных к тому или иному делу.

Я никогда не слышал ничего подобного.

Я склонился к Ким.

— Неужели так же будут говорить и обо мне через год? Или просто скажут, что я хорошо делал свою работу? Я причинил боль стольким людям, Ким, когда бывал вне себя. Я не доверял даже тем, кто доверял мне. Неужели именно это они вспомнят?

— Не-е-е-а! — Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. Ким могла выразить одним словом больше, чем большинство в целой речи.

Я оглянулся и увидел совершенно другой мир. Так много друзей! Такой замечательный вечер!

Несколько слов сказали жена Верна и две его старшие дочери — очень достойные, состоявшиеся женщины, которые говорили, что Верн был им лучшим другом. Я почувствовал ком в горле.

Я подумал о своих детях. Мы были очень близки с ними в том возрасте, когда многие дети отталкивают родителей. Они были моими героями.

Со своего места поднялась младшая дочь Верна и смущенно посеменила к подиуму.

— Когда папочка был мне нужен, — сказала она, запинаясь и заглядывая в листочек с текстом, — он всегда был рядом. Всегда. Для него я была самым важным человеком в мире. Теперь он самый важный человек в мире для меня. — Она вдруг замолчала, скомкала листок, поспешила к Верну и обняла его: — Я люблю тебя, папочка.

Верн прижал ее к себе, успокаивая и стараясь сохранить самообладание, хотя не понимаю, как ему это удавалось. Он не казался смущенным, его дочь тоже. Казалось, они забыли обо всем на свете. В зале воцарилась умиротворенная тишина.

У меня на глаза навернулись слезы. Я почувствовал, как Ким стиснула мою руку, взглянул на нее и увидел, что в ее глазах тоже блестят слезы.

Я был готов к своей отставке.

Я был готов к новой жизни.

Я был готов.

То, чем вы занимаетесь в этом мире, лучше всего отражает вашу сущность, но есть и еще один аспект. На самом деле вашу сущность — единственное, что вы можете держать под контролем, независимо от ударов судьбы и действий других, — определяет то, что скрыто внутри, в вашей душе.

Вот почему для вашего внутреннего «я» — истинного «я» — так важно сосредоточиться на общепризнанных духовных ценностях, способных сделать из вашего настоящего «я» человека, которым вы мечтали стать.

Код доверия, созданный буквально на бегу, в трудные дни, в реальном мире, в реальном времени, — только одно воплощение этих ценностей. Но эта работа делалась с любовью, заняла всю жизнь и уже изменила жизнь многих. Когда-то этот код был только моим, а теперь принадлежит и всем вам.

Он может дать вам силы изменить себя и подняться над обыденностью. С его помощью вы можете достичь лучшего мира, населенного только лучшими сущностями вашей натуры, где вы наконец будете чувствовать себя легко и свободно.

В глазах всего мира вы можете совершать ошибки и терпеть крах под воздействием факторов, которые превосходят возможности личности. Но если вы просто будете человеком, который ставит интересы других выше собственных, ваш внутренний мир станет богаче, сердце щедрее, повсюду у вас появятся друзья, а проблемы, которые когда-то внушали ужас, постепенно и грациозно отступят и станут неактуальными.

Благодаря этому принципу вы войдете в состояние благодати, и все эти замечательные качества появятся у вас без всяких усилий, так же естественно и последовательно, как меняет свой облик сама природа.

Этот урок я получил от Верна в последние часы его последнего рабочего дня. Он даже не пытался учить меня. Он просто жил своей жизнью как умел.

Это и мой последний урок для вас. В какой-то момент вы перестанете замечать, что ставите интересы других выше собственных. Ваши поступки будут отражать вашу сущность, и все, кто вас знает, будут вам доверять.

Если вы будете так жить, когда-нибудь мы встретимся — лично или в интернете, прямо или косвенно, буквально или фигурально, — и у нас возникнет чувство, будто мы знаем друг друга всю жизнь.

До встречи, мои друзья.

Где бы вы ни были сейчас

Теперь, когда наши уроки доверия завершены, вы сами станете учителями, как и все, кто упорно и добросовестно учился.

Я, безусловно, верю, что вы будете правильно давать эти уроки. Я не боюсь, что вы используете их в целях, противоположных изначально задуманным, в качестве инструмента для получения выгоды.

Вы усвоили, что в процессе достижения высоких целей нет места таким материям, как эгоистичная долгосрочная выгода. Ведь эгоизм неизбежно оказывает на личность разрушающее воздействие, ведет к поражению и одиночеству.

Какие бы иллюзии по поводу того, что и один в поле воин, вы ни питали когда-то, все они разбиты.

Для формирования доверия нужны двое. И это только начало.

По мере увеличения вашего клана вам придется многому учиться самому. Код доверия — это идея (своего рода философия), но, как и в случае любой жизнеспособной концепции, уроки лучше всего получать на практике, в «поле», от единственного человека, который видит всю картину в целом, — самого себя.

По мере того как доверие окружающих поднимает вас на уровень лидера, у вас часто будет появляться страх, что вы не сумеете в полной мере поделиться уроками с теми, кого вы любите больше всех.

Не волнуйтесь.

Вот ваш первый урок в качестве учителя.

По мере распространения кода доверия среди самых дорогих вам людей — ближайших товарищей по работе, друзей и членов семьи — сразу станет ясно, что вы не сможете ошибиться. Ведь те, кому вы отдали свое сердце и доверили свою жизнь, всегда сами учили вас доверию, будучи членами вашего клана.