§ 6. Место и роль проекта в философии XX века
Особенностью феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа является не только то, что их формирование произошло вследствие «вхождения» философии в пространство клиники, но и то, что развитие этих направлений неразрывным образом связано с проработкой философских проблем, а также с обратным влиянием на философию XX в. Здесь, в локусе философского контекста, экзистенциально-феноменологическая традиция располагается между двумя плоскостями: плоскостью философских влияний и тех процессов, которые сопровождали их наложение на область психиатрической практики, и плоскостью влияний на философию, которые сделали эту традицию одним из самых известных и признанных маргинальных проектов философского пространства XX в. На пересечении этих двух плоскостей как связующее звено стоит собственная аутентичная проблематика феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа.
Вопрос философских влияний – это самый болезненный вопрос феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа. Как бы ни хотелось найти четкие параллели, установить соответствия и истоки теоретической системы, достичь здесь однозначности и четкости невозможно. Что-то в определенной схеме будет всегда выбиваться, а что-то даже опровергать установленные «законы». Здесь невозможно будет собрать в единство все истоки, все влияния и концепции, что-нибудь обязательно окажется «за бортом». Причиной всему, как уже неоднократно отмечалось, наложения философии и психиатрии, теории и практики, приводящие к множественным трансформациям.
Среди общих механизмов этих трансформаций можно выделить:
• онтологически-онтический переход – онтологически ориентированные идеи будут использованы психиатрами для толкования онтических феноменов, но путь к онтологии останется в экзистенциально-феноменологической психиатрии открытым, поэтому теоретические построения ее представителей будут отмечены как онтологически-онтическим нисхождением, так и онтически-онтологическим восхождением;
• связанную с ним конкретизацию – философские теории будут использованы преимущественно применительно к предметной области психиатрии, и все философские проблемы будут конкретизированы на примере конкретного предмета – психической патологии – и конкретного исследовательского пространства – отдельного психически больного человека;
• смену направленности от психологической к экзистенциальной – все патологические феномены сознания, мышления, поведения и методологические процедуры подчинены цели исследования целостного существования человека, и поэтому развитие экзистенциально-феноменологической психиатрии во многом отмечено разрывом с предшествующей психологической традицией;
• философско-антропологическую ориентацию (и ограниченность) методологии и основных приемов исследования – ни один из методов и подходов, заимствованных из философии не будет использован экзистенциально-феноменологической психиатрией во всей его полноте, их использование всегда будет ограничено конкретной областью – исследованием психически больного человека.
В результате этих своеобразных трансформаций в рамках феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа вызревает своеобразная теоретическая система, отмеченная многочисленными наложениями, расхождениями, противоречиями и смещениями.
Но феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ не просто сформировались под влиянием философии. Что не менее важно и часто забывается: они сами не остались для философии безразличными.
И здесь, говоря о влиянии единой традиции экзистенциально-феноменологической психиатрии на пространство философии XX в. и главным образом о ее историко-философском значении, необходимо вычленить четыре тематических блока: 1) вклад феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа в процесс диалога философии и психиатрии; 2) особенности постановки и решения традиционных философских проблем; 3) постановка и решение собственных философских проблем; 4) идейное влияние, философское созвучие и продуктивная критика идеями представителей философии XX в. Несмотря на то, что эти блоки несколько накладываются друг на друга, их строгое вычленение должно способствовать наиболее адекватной констектуализации единой традиции экзистенциально-феноменологической психиатрии.
1. Вклад феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа в процесс диалога философии и психиатрии. Как отмечалось в начале работы, развитие феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа явилось одним из этапов взаимодействия и сближения философского и клинического знания. В какой-то мере сама традиция экзистенциально-феноменологической психиатрии стала первым опытом построения философско-клинического пространства рефлексии. И несмотря на множественные расхождения между идеями ее представителей, на наш взгляд, ее можно охарактеризовать как единый философско-психиатрический проект.
Дело в том, что все междисциплинарные теории возникновения и развития психического заболевания, которые существовали до появления феноменологической психиатрии, не смогли ни достичь в своем развитии стадии самоосмысления, осмысления своих оснований и составляющих, ни сформировать собственную философскую проблематику. Все их особенности были продиктованы сочетанием составляющих их элементов. Взять хотя бы патопсихологический кружок В. Шпехта (если можно так вольно называть исследователей, объединенных вокруг «Журнала патопсихологии»): за счет взаимодействия феноменологии и психологии формируется специфическое предметное пространство, исследуются феномены сознания, памяти, чувств и т. д., но в самой теоретической системе специфических для данного направления философских проблем еще не возникает, не прорабатывается методология и не рефлексируется фундамент.
Экзистенциально-феноменологическая психиатрия прошла путь от эклектизма феноменологической психиатрии до синкретизма экзистенциального анализа, сформировав единый теоретический комплекс идей. Достигнув своего завершения в работах Бинсвангера и акцентировав основополагающую проблематику в Dasein-анализе Босса, она представила единое направление с общими опорными пунктами, методологией, проблематикой.
Если говорить о конкретном вкладе в развитие философско-клинических исследований, то можно отметить несколько моментов. Во-первых, феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ впервые разработали специфические методы подобного исследования: понимающую психологию и структурный анализ, направленные как на возможность установления контакта с больным на практике, так и на теоретическое (философское) осмысление полученного материала. После Ясперса, а также продолживших его исследования в сфере психозов Минковски, Гебзаттеля, Штрауса, Бинсвангера и др. стали говорить о том, что больного, прежде всего, можно и нужно понять. Эта возможность и необходимость герменевтики в клинике стала важной частью культуры второй половины XX в., а литература и кинематограф стали обыгрывать сюжет понимания психически больного и показывать тот глубокий и необычный внутренний мир, который скрывается за казалось бы нерушимой стеной. Сама проблема опыта человека, поставленная впервые именно в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе, стала одной из центральных тем развивающейся философии психиатрии.
Во-вторых, используя метод понимания, сначала феноменологическая психиатрия, а затем экзистенциальный анализ совершили своеобразную онтологическую или экзистенциальную реабилитацию психического заболевания. Патологический опыт был вписан в экзистенциальный порядок бытия, наделен онтологическим статусом, статусом реальности и истинности. Переживания психически больного стали трактоваться как полноценные переживания, мир как обычный мир, только несколько отличные от переживаний и мира большинства. В-третьих, следствием этой онтологической реабилитации стал антропологический поворот в психиатрии – психиатрия обратилась не к совокупности симптомов и синдромов, не к нарушенным и появившимся в патологии процессам, а к конкретному человеку, его ощущению мира, самоощущению, его своеобразному и отличному от других существованию. Именно феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ во многом определили антропологизацию и гуманитаризацию психиатрии. И эти достижения были бы невозможны без включения в пространство психиатрии философии.
Итак, этап развития феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа принес философско-клиническому пространству новшества и наработки в сфере методологии (процедура понимания и структурный анализ), онтологии (утверждение экзистенциального статуса психического заболевания) и антропологии (обращение к конкретному психически больному человеку). В 1960-х на смену этой традиции пришла антипсихиатрия, которая была бы без всех этих достижений невозможна.
2. Особенности постановки и решения традиционных философских проблем. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ ставят и разрабатывают проблемы, относящиеся преимущественно к онтологии, гносеологии, антропологии и этике, проблемы других разделов философского знания неизменно присутствуют, но не являются при этом определяющими и задающими тематическую специфику.
Основным онтологическим вопросом является для феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа вопрос об онтологическом статусе патологического опыта. Представители феноменологии философской на него сколь-либо внятного ответа так и не дали. При обращении к воображаемым феноменам они предпочитали говорить о неподлинном опыте (Гуссерль «Логические исследования», Сартр «Воображаемое…»), фактически противопоставляя ему подлинный опыт действительности. Представители феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа для того, чтобы получить возможность практиковать феноменологию в психиатрической клинике, наделили патологический опыт статусом онтологически истинной переживаемой реальности, экзистенциальный статус которой стал незыблемым как в силу факта его действительного существования для больного человека, так и в силу ее укорененности в онтологическом порядке бытия.
Среди других онтологических проблем не менее важны для экзистенциально-феноменологической психиатрии и взаимосвязаны друг с другом: проблема структуры патологического опыта, а также его a priori. Разработка структуры патологического опыта и мира приблизила феноменологических психиатров и экзистенциальных аналитиков к центральным вопросам философской онтологии: проблемам пространства и времени, их особенностей, взаимосвязи и структуры. Так, Минковски говорил о пользе патологических исследований времени для философии: патология ведь акцентирует то, что невозможно увидеть в норме. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ дали философии своеобразный онтологический материал: описали возможные трансформации времени и пространства, и этот материал теперь мог быть осмыслен в рамках «чистой» философии. К привычным вариациям субъективного, исторического, биологического и т. д. времени и пространства добавились вариации экзистенциальные, хотя представители обсуждаемой здесь традиции назвали бы их скорее онтологическими.
Проблема a priori патологического опыта, того, что стоит за изменением экзистенциальной структуры, возникает в феноменологической психиатрии и экзистенциальном анализе одновременно и как развитие исследуемых философией вопросов, и как собственная философская проблема, поэтому она сложна и неоднозначна. И правильнее было бы рассмотреть ее в третьем блоке.
Не менее важными являются в пространстве экзистенциально-феноменологической психиатрии и традиционно гносеологические проблемы. Мы уже касались их в параграфе о методах. Это, прежде всего, проблема подхода к познанию патологических феноменов психики, процедуры и границ понимания – взять хотя бы Ясперсово «Мои больные чужды мне, так же как птицы в моем саду». Касаясь этих вопросов, экзистенциально-феноменологическая психиатрия развивает своеобразную психопатологическую герменевтику. И здесь одним из слабых мест рассматриваемой традиции является неразрешенность вопроса о критериях истинности понимания.
Важными в гносеологическом отношении являются также развитие и переосмысление процедуры феноменологической редукции, и экзистенциально-феноменологическая психиатрия одновременно с подчеркиванием необходимости ее использования в клинике психических расстройств указала ее границы в теоретико-практических исследованиях человека и феноменов его сознания.
Интересуясь антропологическими вопросами, в своих исследованиях феноменологические психиатры и экзистенциальные аналитики ищут ответ на старый кантовский вопрос «Что такое человек?» и показывают, что даже за порогом психического заболевания, – говоря языком антипсихиатра Лэйнга, «по ту сторону пропасти», – человек не перестает быть человеком. Можно сказать, что экзистенциально-гуманистическая традиция представляет антропологии философской целый пласт исследований по патологической, маргинальной антропологии и выделяет основные ориентиры существования человека. В этом отношении эта онтологическая антропология включается в общее пространство неклассических и постнеклассических антропологических исследований с их акцентом на повседневности.
Еще одной антропологической проблемой, поднимаемой экзистенциально-феноменологической традицией, является, безусловно, проблема интерсубъективности. Причем, в силу специфики традиции (не только теории, но и практики) эта проблема встает здесь особенно остро. Необходимость ее решения приводит не только к смене ориентации исследований с психологической на экзистенциальную, но и, в какой-то мере, к переходу от феноменологической психиатрии к экзистенциальному анализу. И примечательно, что именно в рамках его проекта оказывается возможным исследование интерсубъективных феноменов и, например, введение Бинсвангером концепта мы-бытия, или любви.
В силу специфики предметной области и метаонтической ориентации представляемая экзистенциально-феноменологической традицией антропология является скорее не психологически, а онтологически ориентированной, эдакой шелерианской антропологией, охватывающей не просто человеческие проявления, и не человека как такового, но «положение человека в…». Ни в феноменологической психиатрии, ни в экзистенциальном анализе философско-антропологическая проблематика никогда не возникает в отрыве от онтологической. Поэтому все те вопросы, которые мы уже отмечали, рассматривая онтологическую проблематику, находят свое отражение и в антропологии.
В рамках феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа отчетливо проступает широко обсуждаемая тенденция философии XX в., когда все философские проблемы и вопросы сводятся к вопросу о человеке, а все разделы и дисциплины приходят, в конечном счете, к антропологии. В центре всей системы философской психиатрии стоит человек, психически больной человек. По сути, феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ в какой-то мере задались целью, о которой так любил говорить Хайдеггер в отношении к Канту, – обоснованием метафизики исходя из вопрошания о человеке, исходя из антропологии. И в этой цели, имплицитно присутствующей во всех их работах, они вновь обнаруживают кантианские элементы. Но Хайдеггер сам показал, что философская антропология обосновать метафизику не может, и именно об этом, о невозможности через психиатрию как клиническую антропологию обосновать экзистенциальную аналитику он не раз, критикуя Бинсвангера, говорил на Цолликонских семинарах.
3. Постановка и решение собственных философских проблем. Уже упоминавшаяся в соответствующем параграфе проницательная фраза Фуко о том, что «философские проблемы не предшествуют экзистенциальному анализу, но возникают в нем самом», обозначает важный момент развития экзистенциально-феноменологической традиции. В плане ее философского исследования наиболее важным является не только ее вклад в развитие взаимодействия философии и психиатрии, а также разработка традиционно философских проблем, но главным образом та проблематика, которая была конституирована в специфическом для феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа пространстве метаонтики. Именно в этом самобытном философском пространстве находится корень историко-философского своеобразия этих направлений.
Центральная проблема, конституируемая самим развитием и спецификой феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа, – проблема онтико-онтологического перехода. Если выражаться точнее, это скорее не проблема, которая ставится в экзистенциально-феноменологической традиции, в работах виднейших ее представителей, в их анализах, но проблема, которая обнаруживается за самим процессом вызревания центральной проблематики (проблемы патологического опыта и его a priori), за динамикой развития традиции во времени от Ясперса до позднего Бинсвангера, за ее восприятием философией XX в. (от ярой критики Хайдеггера до творческого переосмысления у Фуко). Вопрос онтологически-онтического перехода отражает закономерности проблематизации, если при этом последняя понимается в духе Фуко.
Почему именно патологический опыт становится в экзистенциально-феноменологической традиции проблемой? Почему в этом опыте акцентируется темпоральность и пространственность, и почему на второй план (осмелимся утверждать это вопреки заявлениям некоторых исследователей) отходит пространство языка? Почему одним из центральных моментов здесь оказывается вопрос a priori? Почему акцентируется исследование структуры опыта? Чем обусловлена специфика прочтения философских идей, и почему перед нами предстает именно так понятый Гуссерль, Хайдеггер, Шелер, Бергсон? Все эти бесконечные «почему» и ведут нас к проблематизации.
Посредством всех этих частных проблем даны центральные особенности проблематизации. Только это, если можно так сказать, проблематизация второго уровня; первый уровень исходной проблематизации связан с проблемой патологического опыта и его априорных структур. Здесь, таким образом, налицо два уровня возникающей философской проблематики: 1) проблемы, поднимаемые в работах представителей феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа (и центральной здесь будет проблема патологического опыта); 2) проблемы, поднимаемые самим развитием экзистенциально-феноменологической традиции, представляющиеся по отношению к первому уровню как закономерности проблематизации – и здесь в центре окажется вопрос онтологически-онтического перехода – одна из важнейших проблем онтологии и антропологии XX в.
Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ одновременно представили и составляющие этой проблемы (возможность онтологического объяснения патологического опыта, возможность совмещения клинического и онтологического, вопрос о конкретных выражениях онтологических трансформаций и т. д.) и конкретный опыт совмещения онтологии и онтики. Опыт, который философия не могла не учесть. И не случайно «продуктивная ошибка» Бинсвангера так задела самого Хайдеггера, и не случайно она стала такой продуктивной для Фуко.
Оценка степени проработанности, степени артикулированности проблемы онтологически-онтического перехода в экзистенциально-феноменологической традиции не входит в задачи настоящей работы. Но тем не менее очень важно этот момент обозначить, поскольку, на наш взгляд, именно в этой проблеме состоит историко-философское своеобразие феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа.
4. Идейное влияние, философское созвучие и продуктивная критика в философии XX в. Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ не остались неизвестны философии XX в. Поскольку их формирование – результат вызревания философско-клинического пространства, среди философов XX в. нашлись по отношению к ним и коллеги, и критики, и продолжатели. Пространство этой рефлексии, соответственно, можно разделить на три части: 1) выработка созвучных философских проектов; 2) философская критика; 3) продуктивное продолжение и переосмысление.
Феноменология патологического и экзистенциальный психоанализ Сартра, а также экзистенциальная феноменология Мерло-Понти, по нашему мнению, могут быть названы проектами, созвучными феноменологической психиатрии и экзистенциальному анализу. Основа этого созвучия – и общая проблематика, и сходные закономерности проблематизации.
Два отличающихся друг от друга проекта Сартра – феноменология воображаемого и экзистенциальный психоанализ – представляют два аспекта экзистенциально-феноменологической психиатрии: содержательный аспект исследования патологического опыта и методологический аспект разработки целостного подхода. С теми акцентами, которые расставляет сам Сартр, первый проект характеризует созвучие феноменологической психиатрии, второй – экзистенциальному анализу. Несмотря на уже указанные мною в соответствующем параграфе расхождения с этой традицией, Сартр в своих задачах поразительно созвучен экзистенциально-феноменологической традиции.
Экзистенциальная феноменология Мерло-Понти представляет нам пример еще более полного созвучия. В своих ранних анализах, представленных в «Феноменологии восприятия», он развивает, если можно так сказать, феноменологическую неврологию, которую отмечают те же особенности сочетания философского и клинического, что и феноменологическую психиатрию. Дополнение ее исследованием мира психической патологии и привлечение для этого исследования наработок феноменологических психиатров и экзистенциальных аналитиков, а также введение в этом пространстве сходных промежуточных концептов и акцентирование проблемы опыта больного человека позволяет поставить проект Мерло-Понти в единый с феноменологической психиатрией и экзистенциальным анализом ряд экзистенциально-феноменологических клинических проектов.
Здесь необходимо отметить, что несмотря на общее созвучие, разработки Сартра и Мерло-Понти несколько различны, и это отличие диктует в первом случае разногласие с экзистенциально-феноменологической традицией. Проекты Сартра (феноменология воображаемого в большей степени, чем экзистенциальный психоанализ) ориентированы скорее психологически, чем экзистенциально, и сохраняют верность картезианству. Именно эта психологическая ориентация (с одной стороны, противопоставляемая экзистенциальной, а с другой, психиатрической, – вспомним хотя бы характер примеров и их трактовку) и отдаляет его проекты от экзистенциально-феноменологической клиники, но, еще раз подчеркнем, оставляя в пределах созвучия с ней. Дело в том, что проекты Сартра исключительно философские, проект Мерло-Понти является философско-клиническим.
Выбор одной из составляющих лежит и в основе философской критики рассматриваемых направлений Хайдеггером. Фактически он нападает на те черты экзистенциально-феноменологической психиатрии, которые обеспечивают ее своеобразие по сравнению с «чистой» феноменологией или фундаментальной онтологией. Хайдеггер не прощает психиатрам альтернативности. Вспомним, что основными мишенями критики при этом становится сама метаонтическая (онтологически-онтическая) направленность. Но эта критика кроме акцентирования разногласия и своеобразия показывает и еще один очень важный момент. Критическая позиция Хайдеггера легла в основу Dasein-аналитического проекта Босса, показавшего (кроме альтернативы) также и невозможность исключительно онтологического, философского толкования психической патологии.
Но самым примечательным результатом обратного влияния, безусловно, является пример того продуктивного переосмысления, которое можно увидеть у Фуко. В его работах четко виден вектор: «трансцендентальная философия – фундаментальная онтология – экзистенциально-феноменологическая психиатрия – историческая эпистемология», и получается, что причастность Фуко к рассказанной в этой работе истории неслучайна: он ее часть. Здесь опять-таки примечательно то, что он привлекает и переосмысливает именно онтологически-онтический переход. В исторической эпистемологии влияние экзистенциально-феноменологической традиции выходит за рамки философско-клинических идей и становится для нее общефилософским влиянием. И это еще раз подтверждает наравне с клиническим и философский статус этой традиции.
Как показывает анализ, центральным во всех трех аспектах влиянием – и в развитии междисциплинарного философско-клинического пространства, и в разработке традиционной философской проблематики, и в воздействии на поле философии XX в. – является пространство метаонтики, обеспечивающее самобытность и своеобразие экзистенциально-феноменологической традиции.
* * *
Таким образом, феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ как единая традиция представляют собой проект деструкции онтологических оснований позитивистской психиатрии. Ставя на смену позитивизму феноменологию Гуссерля и фундаментальную онтологию Хайдеггера, они конституируют философско-клиническую, онтологически-онтическую, теоретически-практическую систему, – основной проблемой которой оказывается проблема патологического опыта, его a priori и структуры. Центральными исследовательскими стратегиями при этом выступают экзистенциально ориентированные структурный анализ и герменевтика. Формирование этой традиции со всеми сопутствующими трансформациями философской теории и ее обратное влияние на философию во всем многообразии поднимаемых проблем и идейных воздействий определяется ее основной особенностью, диктующей ее своеобразие и специфику, – метаонтической направленностью. Именно так кратко можно представить результаты проделанной контекстуализации.