3. Шизоэпилептоидия
Термин шизоэпилептоидии как варианта психопатии применяла в нашей литературе, кажется, одна Е. Н. Каменева1, хотя психопатов, черпающих свою симптоматику из обоих источников, шизоидии и эпилептоидии, описывали многие авторы. В 30-х годах тема шизоэпилепсии была популярна среди отечественных психиатров, но речь шла о психозах: мы уже касались этой темы выше. Е. Н. Каменева упомянула и о психопатах-шизоэпилептоидах, соответствующих на своем уровне шизоэпилептическим психозам: «Этому единому интермедиарному процессу может соответствовать и единая шизоидно-эпилептическая конституция, в которой заложена готовность как к тем, так и к другим проявлениям». Для популяционных работ эта идея (как и всякая другая, устанавливающая связи между «разными» патологиями) оказывается весьма плодотворна, поскольку позволяет классифицировать смежные случаи, занимающие пограничное положение между «чистыми» группами. От шизоидии такие психопаты заимствуют «инакость» мышления, «идейный» оппозиционизм в отношении к обществу и т. д., от эпилептоидии — неистощимый моторный и аффективный заряд, способность к объединению с людьми и тягу к руководству ими, искаженную вследствие влияния шизоидного начала гиперсоциальность. Из этого материала лепятся, с одной стороны, фанатики, графоманы, «преследуемые преследователи», патологические мошенники и «природные бунтари», с другой — лица, оставившие яркий след в истории (что не мешает им пребывать какое-то время или всю свою жизнь в первом из названных качеств). В нашей выборке мы гениев не выявили, но число психопатов, соединяющих в себе черты шизоидии и эпилептоидии — в виде ли единого цельного блока или своего рода «смеси симптомов», было не меньше, чем «чистых шизоидов и эпилептоидов в отдельности».
Мы уже описывали подобных больных или «аномалов» в разделе шизофрении. У них вялотекущий или латентный шизофренический процесс вначале как бы проявлял и высвечивал, а затем — искажал, «окарикатуривал» проявления сопутствующей и более ранней эпилептоидии. Последняя в части случаев существовала как бы вне шизофренического процесса и не была как будто бы связана с ним генетически: так же могли обостряться, шаржироваться другие «фоновые» психопатии: психастения, истерия и т. д. Таков, например, графоман из набл. 38. «воюющий» со своей соседкой. Нарастающая картина дефектной шизоидии видоизменяет свойственные эпилептоидии склочность, мелочную придирчивость, сутяжничество: последнее теряет свое обычное имущественно-материальное содержание и деградирует в тотальную, «принципиальную» и бессмысленную войну с обществом, со всем и всеми. Мальчик из набл.45, который после чересчур правдивого разоблачения одноклассника вступил в конфликт со всем классом и постоянно кверулирует и чернит товарищей, тоже эпилептоиден, но диагностические «колебания» решаются и у него наличием стертой шизофреноидной симптоматики — хотя и проявляющейся на субклиническом уровне. Заметим еще раз, что в обоих случаях не было изменений речи и мышления, характерных для обычных латентных и вялотекущих форм шизофрении, — речь у того и другого была гладкая, обстоятельная, мимика — выразительная, «полнокровная» и т. д., словно больные этой смешанной патологией, с предсуществовавшей, сформировавшейся до выявления латентной шизофрении эпилептоидией, обладали неким иммунитетом, были застрахованы от некоторых издержек скрытого шизофренического процесса.
В других случаях шизоэпилептоидия изначально выглядела более цельной, «спаянной», проявления ее были более мономорфны, неразложимы на фон и процесс, на составные части, но и здесь подспудный болезненный процесс вначале, кажется, «эпилептоидизировал» и лишь затем — «шизоидизировал» психику.
Ниже — семейный случай: отец — сын. Оба представляют собой трудности для альтернативной диагностики: эпилептоидии или шизоидии. Введение промежуточных типов, не снимая проблемы в целом, позволяет приблизить диагноз к реальности.
Набл.85. Мужчина 43 лет. Его отец — видимо, шизоидного склада, «чужой среди своих», безразличный к семье. Себя обследуемый характеризует спокойным, несколько флегматичным, «не особенно разговорчивым». С детства любил собирать радиоприемники и до сих пор этим занимается. В школе предпочитал точные науки гуманитарным. В 16 лет пошел добровольцем на фронт — там тоже отличался немногословием и сдержанностью. Попал под обстрел, выплыл на обломке корабля, вскоре вновь попал на тральщик, продолжил службу и большего страха, чем прежде, не испытывал. Товарищи всегда были, но неблизкие: из тех, с кем сталкивала жизнь, и только на это время — потом связи с ними не поддерживал. На заводе разговаривал с людьми только в перерывах, в свободное от работы время, то же — во дворе: когда гулял, например, с ребенком; обычно же был всецело поглощен работой или иными делами и уходил от общения. После демобилизации работал радиомонтажником, бригадиром, кончил курсы мастеров, сейчас руководит мастерской. Женат в течение 18 лет. Жена описывает его как человека неразговорчивого и часто сумрачного. Всегда был ревнив, но молча. Изредка это безмолвие обрывалось — тогда устраивал жене «безобразные» сцены, дрался. В последние годы — импотенция. С 35 лет неясные сердечные боли, неоднократно обследовался по этому поводу — всякий раз интенсивность жалоб заставляла врачей помещать его в больницу, но на ЭКГ и при других объективных обследованиях «ничего не находили». Обострения приходились на весну и осень, был в это время мрачнее обычного, подавлен, озабочен и удручен своим состоянием. В последний раз в Институте терапии сказали, что он «очень нервный». Лечится неравномерно: то начинает ходить по врачам, то теряет интерес к лечению, не является на назначенные процедуры, перестает соблюдать диету (по поводу гастрита). Когда не занят мыслями о здоровье, возвращается к радиолюбительству: «всю жизнь одно на уме», по словам жены. В последние годы заметно меняется: прежде был более отчужден и обособлен, теперь как-то «внутренне обмяк», больше времени проводит с детьми, «дружит» с сыном, также радиолюбителем: вдвоем мастерят радиоприемники. Остается столь же неразговорчив, что и раньше, но пьет больше прежнего.
В общении мрачноват, тяжеловесен, говорит растягивая слова, с неким внутренним напряжением; движения замедленные, вязковатые, иногда — скованные. Рассказывает о себе лаконично, не вполне объективно — тон, независимо от содержания высказываний, пессимистический. Кое-что: в частности ревность и импотенцию — скрыл. Жалуется на «нервность» — особенно в последнее время, после перемены места работы: принимает все чересчур близко к сердцу, стал более «мнителен» и тревожен, предполагает, что начальство относится к нему недоброжелательно, боится невыполнения плана (С).
Набл.86. Юноша 17 лет, сын предыдущего лица. Мать, прежде спокойная, общительная, в последнее время «невротизирована»: вначале — импотенцией мужа, затем — развившейся у нее гипертонией, которую врачи «считают почечной»; надлежащим образом не обследовалась.
Роды с щипцами. В детстве «слабенький», не переносил вида крови, падал в обмороки. Мочился по нескольку раз за ночь, хотя мать поднимала его через определенные промежутки времени; с годами недержание мочи стало реже, окончательно прошло лишь недавно. Долго грыз ногти. Не смог привыкнуть к детскому саду, безутешно плакал — его перестали туда водить. Дома — послушный, привязчивый, охотно играл во дворе, но обычно с одними и теми же детьми, числом не более двух-трех — такими же спокойными, как он сам. Учеба давалась легко, но при повышенных нагрузках, особенно во время экзаменов, возникали тупые головные боли. Дома занимался мало, хотя в классе всякий раз волновался, что недостаточно выучил урок, боялся, что вызовут. Увлекается радио, собирает радиоприемники.
С середины 10-го класса «посерьезнел». Вспоминает, что в какой-то момент отчетливо ощутил в себе перемену сравнительно с прежним: «все стало не так», «все по-другому почувствовал». Однажды, гуляя в лесу, вспомнил какой-то запах, связанный с детством, и «стало невероятно грустно, что оно прошло». Ему вообще свойственна теперь печаль, она возникает без видимой причины: «грустно и все тут» — такое настроение может длиться неделю. В 10-м классе стал комсоргом и решил «сплотить класс», считая его «недружным». В конфликтах между учителями и классом начал демонстративно становиться на сторону последнего. Увлекся в это время обществоведением, затем — книгами по философии и физике, «заинтересовался» теорией относительности. Летом, забыв об остальном, готовился к поступлению в институт, переутомился — возобновились головные боли, повторился обморок от вида крови. Обследовался стационарной военно-врачебной комиссией, был освобожден от службы в армии в мирное время с диагнозом «вегетососудистая дистония». Учится в вечернем техническом вузе, работает лаборантом.
Несколько медлителен, говорит размеренно, задумывается над ответами, ни один вопрос не оставил без внимания, серьезен, положителен в беседе. Немного наивен в своей откровенности, прямодушен, прямолинеен, порой — с оттенком меланхоличности. Не любит шума, толпы, например — праздничной демонстрации. В малознакомой компании ему особенно скучно, он предпочитает поговорить наедине по душам с товарищем. Сентиментален, готов заплакать среди фильма. Любит правду, отстаивает ее — часто вопреки преобладающей точке зрения. Отмечает у себя свойство не доводить до конца намеченное, склонен поверять замыслы бумаге и тем и ограничивается. Изобрел новую схему радиоприемника, но так и не удосужился построить его; записывается в кружки, но вскоре перестает посещать их. Девушками не увлекается (С).
Вначале о сыне. У него в детстве очевидный симптомокомплекс «органической невропатии»: с ночным недержанием мочи, обмороками, головными болями, провоцируемыми умственным напряжением. Психическое состояние его в последние два года достаточно сложно и двойственно. Оно как бы состоит из эпилептоидной и шизоидной составляющих, находящихся, та и другая, в состоянии декомпенсации. От шизоидии здесь: протрагированная субдепрессия юношеского возраста с оппозиционизмом, разлаживающимися отношениями со сверстниками, отдалением от них, дистанцированием от класса, который воспринимается как «недружный», нуждающийся в исправлении и сплочении. Отсюда же — самый наивный и незрелый интерес к общим проблемам мироздания и их «философскому» переосмыслению: в основе этого явления всегда лежит стертый дереализационный синдром с легким налетом недоумения, «попытками разобраться» в изменившемся восприятии окружающего. Отметим также неспособность к завершению начатого и неразвитость полового влечения. От эпилептоидных и «органических» стигм здесь: возобновление головных болей, обмороков, легко возникающие состояния экзальтации, слезы при просмотре фильмов, состояния почти религиозного обращения: когда он в одно мгновение становится иным, «более серьезным», наконец — молниеносный, пронизывающий «запах прошлого» с особенно острым ощущением бренности земного и уходящего в небытие прошлого. Такая «остановка времени», с невероятным, взрывным расширением умственного кругозора и таким же ускорением мыслительных процессов, с озаряющей ретроспекцией прожитого, свойственна, говорят, умирающим (что трудно проверить) и эпилептикам. Нечто подобное испытал, если верить легенде, Магомет, страдавший эпилепсией: у него как-то опрокинулся кувшин и он — вода еще не успела пролиться — за ускользающе короткий миг обозрел всю поднебесную и себя в ней (ссылаюсь здесь на Д. А. Аменицкого). Участие латентной эпилепсии (эпилептоидии) в генезе данного состояния тем более убедительно, что ему предшествовал «запах детства», представляющий собой в данном случае подобие ауры, особого состояния психики: это психический пароксизм, протекающий при ясном сознании, но на фоне измененного восприятия себя, мира и течения времени. Впрочем, разделять эпилептоидию и шизоидию здесь можно лишь схематически — в применении к больному эта попытка выглядит искусственной: обе патологии выступают и звучат у него как бы синхронно и согласованно.
Отец страдает сезонными периодическими депрессиями с ипохондрией и сенестопатиями, с «темными» болевыми ощущениями, «кардиалгиями», по поводу которых он не раз и безрезультатно обследовался у терапевтов. По характеру он пасмурен, неразговорчив, неоткровенен, уделяет общению с людьми лишь свободное от других занятий время. Он ревнив и скрывает свои подозрения, но временами «взрывается» и тогда учиняет жене «безобразные» сцены. Он медлителен, тяжеловесен, с вязкими движениями: особенности его моторики, медлительность психических процессов схожи с таковыми у резидуальных органиков. (Ипохондрики вообще часто производят такое впечатление: они стоят особняком в галерее психопатических типов, тяготея внешне то к шизоидному, то к «органическому» кругу патологии.) До недавнего времени этот характер оставался целен и неизменен — с достаточной обоснованностью можно было говорить лишь о периодической депрессии, атипичной циклотимии у «сложного, мозаичного психопата». Из этой формулы выпадает «надлом личности», изменения, происшедшие в нем в самое последнее время: депрессии его удлиняются, полностью теперь не проходят и меняют содержание — прежде ипохондрические, сосредоточенные на себе, они обращаются теперь на окружающих, обрастают наметившимися идеями отношения. Соответственно этому он, до того тождественный себе, не меняющийся с годами, самодостаточный, становится иным — неуверенным в себе, мнительным и зависимым в отношениях с людьми, «теряет почву под ногами»: с ним совершается перемена, схожая с той, какую сын претерпел в значительно более раннем возрасте.
Характерно, что оба занимаются радиолюбительством. «Ручной» характер увлечений, второго призвания, свойствен, кажется, именно этой промежуточной группе: от шизоидии у этих изобретателей — поиск нового, оригинального, от эпилептоидии — практические навыки, потребность собственноручно претворить в жизнь свои замыслы. Оба эти начала как бы соревнуются между собой за главенство в психике, за власть над субъектом психопатии — латентная шизофрения обычно «берет верх», и тогда ее победу можно проследить по эффективности труда больных: они перестают завершать начатое. Сын, как мы видели, постоянно этим отличался, отец перестает работать в депрессиях, но в ремиссиях способности доделывать приемники не утрачивает и по окончании депрессивных фаз неизменно возвращается к своему хобби: «только им и живет», со слов жены. (Он, правда, ничего еще не заработал своим радиолюбительством: дарит свои изделия или разбирает их, чтобы построить новые, но тут уж ничего не поделаешь — вечный двигатель, сидящий в нем, давно уже обособился от первой и заключительной фазы всякой общепринятой трудовой деятельности: обсуждения и затем получения оговоренного гонорара и заработка. Он работает из любопытства и удовольствия, что само по себе останавливает на себе общее внимание.)
Следующий случай также сложный, смешанный, промежуточный.
Набл.87. Мужчина 25 лет. Отец и мать — русские из Сибири. Отец — служащий, без высшего образования, но занимал ответственные посты, «спокойный, выдержанный, хороший семьянин». Мать — «общественница», не работала, воспитывала пятерых детей. Братья и сестры — все разные по характеру, один из братьев, 35 лет, малообщителен, «принципиально» холост, держится особняком в семье, подолгу не видится с родственниками; инженер, спортсмен-любитель.
В детстве был несдержан, импульсивен, однажды «сгоряча» ударил сестру молотком по голове. В школе был на хорошем счету, характеризовался «положительно». До 16 лет — ночное недержание мочи, которого очень стеснялся. Был дружен с одноклассниками, увлекался спортивными играми. Из школьных предметов предпочитал физику и математику. Поступил в технический вуз, работает инженером, женился. В семейной жизни молчалив, держится напряженно, натянуто, испытывает почти постоянную и глухую вражду к жене, которая раздражает его отсутствием организованности, рыхлой пассивностью, нераспорядительностью, она не поддерживает порядка в доме, «плохая хозяйка», предпочитает дому чтение и учебу. Не уходит от нее из-за ребенка, которого любит. Жена говорит про него, что он то весел и общителен, то на него «нападает черная меланхолия и вспыльчивость», и тогда его все раздражает и «бесит». Длится подобное состояние несколько часов или день-два. Весел он, впрочем, бывает предпочтительно с друзьями, дома же настроение обычно портится.
Сдержанный, несколько скованный в движениях; со скрытым недовольством и раздражением слушает беседу жены с врачом; с тем же чувством, молча выслушивает ее распоряжения по хозяйству — звучащие в самом деле легковесно и отданные как бы по обязанности. Выглядит слегка заторможенным, медлительным; глаза чуть навыкате, «напряженные», временами «бесноватые». Сведения о себе сообщает неохотно, уклончиво, речь лаконичная. Говорит, что у него бывает плохое настроение, но он «старается его сдерживать» (С).
Длительное, до 16 лет ночное недержание мочи относит этого молодого человека к группе лиц с «органической конституциональной недостаточностью головного мозга». О ней же свидетельствует отличающая его с детства взрывчатость с аффективными сужениями сознания, доводившая его до опасных для окружающих эксцессов: в настоящем он также страдает очерченными дисфориями — в этом отношении он эпилептоид из брутальных. «С другой стороны», его дисфории имеют тенденцию учащаться и сливаться в один общий, почти постоянный дисфорически-дистимический аффект: он предельно молчалив, лаконичен, испытывает глухую, невысказанную, постоянно сдерживаемую вражду к жене, не находящую себе внешнего выражения и разрешения. Сам он говорит, что поступает так потому, что любит сына, но это лишь рационализирующая аргументация, своего рода «самооправдание» — на самом же деле его отношение к жене скрыто амбивалентно: оно слишком молчаливо и «заперто» противоречивыми тенденциями и импульсами. Двигательная сфера его также производит «смешанное» впечатление: с одной стороны — это медлительная, тяжеловесная моторика «органика» (в широком смысле слова), с другой — он незримо скован, напряжен, с задержками и неравномерностями в движениях. Взгляд его — с «бесноватым блеском», неуправляемый, глаза навыкате, тяжело останавливаются на собеседнике — тоже из латентно-шизофренического симптоматического ряда. Если исходить из дихотомической модели диагностики, то одни будут говорить здесь о шизоидии у больного с чертами органической неполноценности мозга, другие — о псевдошизоидии латентного эпилептика, но такое разделение неизбежно условно и схематично: этот случай можно определить и как смешанный, как шизоэпилепсию в ее латентном варианте: наследственном страдании, манифестировавшем вначале преимущественно эпилептоидной, затем нарастающей шизоидной симптоматикой.
Следующее наблюдение иного свойства, но также — с сочетанием конституциональной органической и шизоидной («псевдошизоидной»?) симптоматики: на этот раз на фоне «примитивности» психики, граничащей с дебильностью (хотя судить об интеллектуальной неполноценности при столь грубой личностной патологии достаточно рискованно; это наблюдение ближе к органико-эпилептоидному полюсу наследственной патологии, чем предыдущее).
Набл.88. Женщина 22 лет. Мать замкнутая, скрытная, раздражительная. Об отце ничего достоверного. Родилась в срок, ходить и говорить стала вовремя. В раннем детстве обычные инфекции. С 7 лет начали обращаться к невропатологу и детскому психиатру по поводу нервности и раздражительности. В школе плохо училась, дерзила учителям, часто плакала, не сходилась с одноклассниками, была вялой, стеснительной, пассивной и пугливой. В поликлинической карте описывается нечистая речь, непостоянное заикание, тревожный сон, во сне «тянулась». Подергивания век, резко положительный симптом Хвостека. В 9 лет отмечаются: рассеянность, утомляемость, заторможенность — разевает рот на уроках, сжимает ноги. В 13 лет упала, ушиблась головой об лед — через 2–3 часа рвота, головокружения: последние держались около месяца. До сих пор не может ездить на автобусе, не переносит качелей: тут же появляется тошнота. Месячные с 13 лет. С 14 стала «лучше», появились подруги (до этого была совершенно одинока), с 16 начала интересоваться мальчиками: нравилось смотреть на них, мечтала о некоторых. Кончила фабрично-заводское училище, работает радиомонтажницей. В последние два года относительное благополучие сменилось новым ухудшением в состоянии: становится все более мрачна, молчалива, очень трудно сходится с людьми, нет подруг, после работы сидит дома одна, часто плачет от обиды, что «у нее все не так, как у других». Соседи называют ее «неотчетливой», «неполноценной». С работой, однако, справляется.
В беседе выглядит подавленной, отчужденной. Отвечает односложно, с задержками, иногда не говорит вовсе. В ответ на вопрос о подругах начала плакать, сказала с обидой в голосе, что недавно к ним на работу пришла новая девушка — у той уже есть друзья, а у нее, работающей два года, никого нет. Бледная, с нездоровым серым оттенком лица, которое при плаче покрывается стойкими красными пятнами и искажается в однообразной гримасе. Речь со стертым дефектом произношения. Жалуется на давние кошмарные сновидения (С).
В этом наблюдении симптомы «органической неполноценности мозга» не сглаживаются, как это обычно бывает, к пубертатному периоду, но персистируют, сохраняются, создают облик хронического «органика» и явно декомпенсируются в последнее время, сопровождаясь хронической дисфорической субдепрессией: с доминирующим аффектом обиды на жизнь и окружающих, плаксивостью, завистью и обостренным чувством социальной несправедливости. В данном случае синдром напоминает бледной тенью то, что киевская школа 30-х годов называла в большой психиатрии «аутистически-паралогическим типом эпилептического слабоумия» (Я. И. Фрумкин). Отмечая сходство некоторых эпилептиков с шизофрениками, они описывали этот синдром как «растущий из своеобразного сочетания снижения критики, наклонности к застреванию и эгоцентрической направленности, могущих привести к паралогическому мышлению, к аутистической форме поведения — конечно, не являющимся исключительной привилегией шизофренической психики».
Далее случай с «вызывающим» антисоциальным поведением — третье лицо из тех, кого соседи в один голос называли людьми «ужасными», «невозможными» для совместного проживания и пр. Напомним, что двумя другими были молодой человек гебоидного (или постгебоидного) типа, приехавший на побывку из армии с целью комиссоваться (набл.37), и бывшая кассирша, пьяница и скандалистка (набл.38). Оба были отнесены к преимущественно шизоидной (латентно-шизофренической) группе, хотя и у них были черты эпилептоидии. В следующем наблюдении «перевешивают», кажется, «пороки» эпилептоидного происхождения. Сведения анамнеза, как всегда в таких случаях, достаточно скудные.
Набл.89. Мужчина 54 лет. Инженер. О себе ничего не рассказал: не посчитал нужным. Со слов соседей: живут с ним несколько лет, из них более или менее пристойно он вел себя лишь первые две недели, потом «как подменили» — повел себя в высшей степени вызывающе и беспардонно. Больше всего возмущает соседей то что он водит к себе женщин, каждый раз новых, и развлекается с ними так, как если бы в квартире никого не было, или нарочно шокирует жильцов, побуждая своих посетите ниц к такой же бесцеремонности. Они расхаживают повсюду пьяные и полуголые, дефилируя у всех на виду в ванну и обратно, — он при этом задевает соседей провокационными шуточками и насмешками, приглашает разделить с ними оргию. Наутро — никакого раскаяния и стеснения: считает, что ничего особенного не произошло, и если соседи выражают свое недовольство, нападает на них с разного рода встречными демагогическими придирками и требованиями — вздорными, но у него звучащими едва ли не обосновано; разглагольствует, получает удовольствие, ставя слушателей в тупик, дерзко «сверлит» их глазами. Может налить себе из чужой кастрюли, поесть и представить это потом как пустяк, не стоивший упоминания. Особенно развязен с женщинами, которым и трезвый говорит сальности. С мужчиной, единственным в квартире, вел себя вначале отчужденно, со скрытой враждебностью и соперничеством. Когда тот завел разговор о его непристойном поведении, ответил грубостью — сосед сробел, и он после этого «обнаглел окончательно»: раньше как-то «принимал его в расчет», теперь «вовсе не считается», «будто не замечает». Соседи пишут на него сейчас «коллективное заявление», но делают это втайне, не предупреждая его: хотят, чтобы его вызвали на разбирательство в товарищеский суд и они бы там «выложили все сразу» — говорить с ним с глазу на глаз в квартире избегают и побаиваются.
Визит мой совершенно «проигнорировал»: то есть впустил в комнату, но потом как бы не замечал моего присутствия. В это время у него сидела гостья, врач поликлиники, зашедшая к нему после работы женщина лет 50, моложавая и игриво настроенная, — я некоторое время находился при их свидании в качестве невольного свидетеля. Хозяин оживленно вертелся вокруг нее, она посмеивалась, врач, зная, что больше не попадет сюда, пытался собрать интересующие его сведения — обследуемый не слышал его вопросов, не предлагал доктору сесть, но и не тяготился его присутствием, а, напротив, как бы молча приглашал его к участию в происходящем. Никак не среагировал он и на мой уход — когда я в конце концов оставил их вдвоем, имея в активе лишь данные визуального наблюдения (С).
Сопоставляя этого индивида с двумя другими «ужасными личностями» выборки: с расторможением влечений и вызывающим, антисоциальным модусом их удовлетворения — можно заметить, что этот, сравнительно с теми двумя, более эпилептоиден, более «лицемерен» и обтекаем: пусть заведомо лживо, но обороняется, представляя свои эксцессы как естественные или не стоящие внимания. В нем вообще больше «морального давления», чем физической опасности, которая постоянно исходит из тех двоих — более импульсивных и потенциально агрессивных; у него, наконец, сохранено и остается повышенным половое влечение. Но шизоидный (латентно-шизофренический?) «компонент» и здесь очень заметен и даже груб. Он мизантропичен, противостоит всем и каждому, делая исключение только для женщин и то — лишь в той мере, в какой они являются или могут стать соучастницами его эротических эксцессов. И у него сексуальная расторможенность лишена маскировки — напротив, афишируется и демонстрируется: этот эксгибиционизм характерен для гебоидии, которая свойственна более юношескому возрасту, но проявления ее возможны, видимо, и в другие жизненные периоды. Имеют место и речевые расстройства, лакуны, похожие на дефектные: все эти характерные «фигуры умолчания», «пропуски» обращенных к нему реплик, речь невпопад — не только с пришедшим не вовремя докучливым врачом, но и с посетительницей, за которой он ухаживал. Это не отражено в описании, но то, что он говорил ей, было лишено логики, сказано невпопад, «зависало в воздухе». Могут возразить, что дело тут в любовном ухаживании, когда со многими случается подобное. Его «мимоговорение» действительно подкреплялось более чем убедительной и откровенной мимикой и пантомимой, делающими содержательную сторону слов излишней, — но то же самое происходило, по всей очевидности, и при его квартирных столкновениях и в иных сходных обстоятельствах. В ответ на законные замечания и упреки соседей он говорит нечто «не к месту и не ко времени», но таким тоном, что они, воспринимая одно тональное звучание его речи, отшатываются от него и проникаются чувством брезгливого страха, которое вызывает всякая враждебная и воинствующая иррациональность и таящееся за ней скрытое помешательство. Этот работающий инженер, наверно, способен грамотно и связно изложить свою точку зрения на тот или иной технический предмет и охотно болтает на перекурах с товарищами по работе (где говорит, по-видимому, всякий раз примерно одно и то же и ясно, что именно), но в том и другом случае — это стереотипизированная речь если не формального, то стандартного «заученного» общения, а в квартире нужно уметь вести диалог нештатных ситуаций, импровизировать — тут его речь и приобретает «приблизительность», доходящую до степени мимоговорения: с сохранением одной интонационной выразительности, которая у него, впрочем, тоже бедна красками: она эротична или агрессивна — если не то и другое вместе.
Еще несколько кратких описаний. Они не похожи одно на другое и свидетельствуют о разнородности группы. В некоторых из них, помимо эпилептоидных и шизоидных психопатических черт, можно констатировать «примитивность» психики, граничащую с дебильностью, и алкоголизм, закономерный спутник всякой эпилептоидной симптоматики, чистой или входящей в состав «мозаичных» психопатических образований.
Набл.90. Мужчина 26 лет, инженер, мордвин. Тот, что заставлял жену резать хлеб ломтями толщиной ровно в сантиметр. Жена называет его молчуном и садистом, «гипнотизирующим» ее взглядом, но на работе он — полная противоположность себе самому: дамский угодник и любитель повеселиться в компании. Один из тех немногих, с кем мне так и не удалось встретиться (С).
Набл.91. Женщина 42 лет, русская, неквалифицированная рабочая, замужем Отличается крайней неустойчивостью настроения и бурными реакциями на окружающее: то болтлива, сплетничает, говорит с напором, требовательна в сексуальном отношении, то озлобляется, по нескольку дней демонстративно не разговаривает с мужем, отказывает ему в постели — с ней нельзя спорить, в чем-то ей противоречить. «Никудышная» хозяйка: готовит лишь самое необходимое, щи на неделю, ребенком занимается мало. Неряшлива, в квартире повсюду валяется грязное белье, не убранное даже по случаю прихода доктора. Разговаривать с врачом не стала, вышла вон со вздорным, неприветливым, «надутым» выражением лица (С).
Набл.92. Женщина 44 лет, русская, мелкая служащая. Разведена, из прежней квартиры была выселена по суду. Много лет пьет. Мужа била, выгоняла его из дома. Приводит к себе мужчин, «двоих сразу», сожительствует с мужем соседки. Пьяная ожесточается, «бушует», включает повсюду свет, «несет околесицу». Трезвая раздражительна, пасмурна, никогда не извиняется за свое поведение. Видел ее мельком, от беседы отказалась (С).
Набл.93. Женщина 55 лет, русская, имеет инвалидность 2-й группы по слепоте (после туберкулезного кератита в детстве), разведена. Смолоду была очень замкнута, с годами делалась все более раздражительна, эгоцентрична. Все время меняется настроение: то не говорит ни слова, то требует от окружающих, чтобы те во всем ей помогали. «Нуждается в мужчине», говорит об этом соседям в таком тоне, будто они должны и здесь оказать ей содействие. Неряшлива, в комнате беспорядок. Движения поспешные, разбросанные. В беседе раздражительна, быстро теряет интерес к посетителю (С).
Набл.94. Мужчина 43 лет, русский, с высшим образованием, учится в аспирантуре. Характеризуется «лицемерным»: внешне предупредителен, неэгоистичен, холоден, неприязнен — особенно когда его просят о чем-нибудь: воспринимает такие просьбы враждебно, «никогда не поможет, а навредить сможет». Оставил семью, не встречается с ней. Впечатление от короткого общения с ним соответствует, в общем и целом, характеристике соседей (С).
Набл.95. Юноша 19 лет, русский, учится в институте. Был врожденный порок сердца, оперировался, сейчас чувствует себя удовлетворительно. Характеризуется очень неуравновешенным, вспыльчивым, грубым, эгоистичным, деспотичным. При этом очень много читает, у него разносторонние интересы, любит поговорить на общие темы, но не столько послушать других, сколько развить собственные теории. Когда с ним спорят, ожесточается, ссорится с собеседником, может наговорить колкостей и дерзостей, теряет интерес к разговору, избегает в последующем этого человека, со многими перессорился таким образом (Д?).
Набл.96. Мужчина 42 лет, русский, квалифицированный рабочий. Страдает язвенной болезнью 12-перстной кишки. Всегда был властный, ревнивый, мнительный в отношении здоровья, к врачам, несмотря на уговоры близких, не обращался. Очень нервный, раздражительный, вечно чем-то недоволен. Особенно утомляют ночные смены. Выпивает. Производит впечатление возбудимого и пьющего холерика: легкий тремор, блеск глаз, суетлив. Лицо пасмурное, озабочен визитом врача: хочет выглядеть пристойнее, но испытывает внутреннее раздражение, усиливаемое неприятными ему расспросами, «отделывается» пустыми бессодержательными фразами (С).
Ясно, что сведения, изложенные выше, дают основания лишь для самой общей, предварительной оценки состояния. В части наблюдений их дефицит обусловлен недостаточностью обследования вследствие реальных трудностей, в других — «смазанностью», «размытостью», скудностью самой психопатологической картины.
В дополнение — несколько случаев тяжелого пубертата с расторможением влечений и стой или иной степенью асоциальное™ и антисоциальности. У большинства этих юношей, девушек и подростков анамнез сообщал лишь о самом общем психопатическом предрасположении, усиливающемся в подростковом периоде.
Набл.97. Девочка 15 лет. До полутора лет была очень криклива, затем стала спокойнее. Отличалась с детства «леностью». В последний год стало часто меняться настроение, учиться стала еще хуже, не хочет посещать школу, курит украдкой, интересуется мальчиками, много времени проводит во дворе и на улице. О себе ничего не рассказала, отвечала самым нейтральным образом, с оглядкой на родителей (С?).
Набл.98. Мальчик 15 лет. В последние 2 года стал «неуправляем», отказался посещать школу, время проводит на улице, чему семья (пьющая) не противится. Подолгу запирается в ванной. Выглядит «нагловатым», дерзким, как бы не понимает вопросов, переспрашивает, «прикидывается дурачком» — так же, со слов матери, вел себя и в школе (С?).
Набл.99. Девушка 19 лет. После школы поступила в институт, но почти не занимается, прогуливает занятия, пьет, водит к себе мужчин (живет одна в коммунальной квартире, родителей нет). Крупная, рослая. Густо накрашена. Отвечает безразлично, бессодержательно, терпеливо ждет ухода врача (С?).
Набл.100. Мальчик 14 лет. Отличался до года нервностью, которая потом прошла, но в последние 2 года стал «трудным», дерзким, на него жалуются соседи, с которыми он демонстративно не здоровается. Прогуливает школу. Сведений о себе не дал, отвечал пустыми фразами, хотя старался глядеть приветливо (С?).
В какой степени все эти случаи относятся к собственно эндогенной психической патологии, в какой — вызваны или осложнены социальной «запущенностью», сказать трудно: не только из-за недостаточности сведений, но и из-за отсутствия естественных границ внутри этой группы состояний — особенно при их малой выраженности, обыденности, клинической «смазанности».
