Жертвы моды – тогда и теперь
С 1999 по 2006 год японский фотограф Коичи Тсузуки работал над серией фотографий под общим названием «Счастливые жертвы» (ил. 3 во вклейке). На каждом из снимков запечатлена «среда обитания» одержимого коллекционера определенной торговой марки: от элегантного и сдержанного гардероба поклонника Herm?s до неоновой кипы вещей фаната японского киберпанк-бренда F?tus. Один из персонажей наиболее точно передает образ жертвы моды. В маленькой, провоцирующей клаустрофобию комнате молодая женщина демонстрирует свою коллекцию нарядов, обуви, косметики и парфюмерии от американского бренда азиатского происхождения Anna Sui. Окруженная богемным буйством искусственного меха, кроше и кружев, она полулежит, сомкнув красиво подведенные глаза. Пресыщенная шопингом, обессиленная до полного изнеможения, женщина лежит посреди цветистого хаоса покупок. Эту фотографию можно прочитать как критику фанатичной приверженности какой-либо торговой марке, но Тсузуки в первую очередь завораживал образ жизни японских «фанатов моды. Они не богаты. Люди, скупающие всю эту одежду, живут в маленьких квартирках, чтобы сэкономить деньги на покупку вещей, но им некуда в них пойти»[6]. Автор старался не давать оценку модному потреблению, отмечая, что коллекционеры других предметов потребления, обладающих, казалось бы, большей культурной ценностью, – книг, виниловых пластинок (в этот ряд я добавила бы и «винтажную» одежду), – не вызывают того презрительного отношения, с которым сталкиваются те, кто посвящает себя коллекционированию модной одежды.
Портреты Коичи Тсузуки – это глубокое размышление о природе такого феномена, как жертвы моды, но они также указывают на ограниченность нашего видения. Людей Викторианской эпохи преследовал призрак мучений, на которые необузданный консюмеризм обрекал как создателей одежды, так и ее владельцев. Если на фотографии Тсузуки роль жертвы играет потребитель, то на иллюстрации Джона Тенниела «Призрак в зеркале» модница рассматривает себя в зеркале и видит жуткое отражение швеи, погибшей за изготовлением ее роскошного наряда (ил. 1). Сюжет этого эстампа основан на реальном происшествии: Мэри Энн Уолкли, двадцатилетняя модистка, работавшая в придворном ателье Мадам Элиз, умерла от переутомления после того, как провела за шитьем двадцать шесть с половиной часов кряду. Она готовила бальные платья для торжества в честь прибытия новоиспеченной принцессы Уэльской из Дании в 1863 году. Карл Маркс писал о случае Уолкли в «Капитале», где назвал ее смерть «старой, часто повторявшейся историей» и процитировал газетную статью, порицавшую бедственное положение «наших белых рабов», которые «зарабатываются до могилы и гибнут и умирают без всякого шума»[7].
1. Джон Тенниел. Призрак в зеркале. Иллюстрация в журнале Punch. 4 июля 1863. Изображение любезно предоставлено Публичной библиотекой Торонто
Эта картинка Викторианской эпохи недвусмысленно критикует жестокость моды; тем не менее начиная с 1990-х годов многие современные рекламные кампании действовали противоположным образом и изображали смерть, разрушение и травмы в гламурном свете[8]. Изощренные механизмы рекламы ограничили наш взгляд: мы сосредоточились на социальных и психологических аспектах феномена жертв моды[9]. Наш страх оборачивается насмешками, которые обрушиваются на шопоголика, покупающего слишком много, на девушку-подростка, одевающуюся неуместно и тем самым провоцирующую издевку и остракизм сверстников, или же на молодую женщину, которая страдает от проблем с восприятием своего тела и заниженной самооценкой, вызванной худощавым и белокожим эталоном красоты, с триумфом демонстрируемым на подиумах, страницах журналов и в интернете. Вот каким мы видим лицо моды; она соблазняет своим тщательно просчитанным обаянием даже тогда, когда мы критикуем ее поверхностность. Когда мы представляем себе жертв моды в буквальном значении, на память приходят практики модификации тела в незападных культурах, включая давний обычай бинтования ног в Китае, а также современные ортодонтия и пластическая хирургия, распространенные во всем мире[10]. Но еще более нездоровая и скрытая история жертв моды изучена в гораздо меньшей степени. Модная одежда наносит самые настоящие физические увечья телам своих владельцев и изготовителей, и это происходит на протяжении многих веков. Земля, воздух, вода, жизни людей и животных – все приносится в жертву ради желания быть модным. Поскольку этот вопрос остро стоит на повестке дня, цель данной книги – дать историческую рамку актуальным проблемам индустрии моды, чтобы продолжающиеся дебаты по вопросам здравоохранения и рационального природопользования учитывали опыт «прошлого, готового к употреблению».
Большинство из нас связывают угрозу здоровью и, шире, экологические риски, связанные с модой, с трагедиями или катастрофами. Это могут быть промышленные аварии или трагедии на фабриках, когда в 2013 году в Бангладеш обрушилось здание Рана-Плаза[11]. Это могут быть нарушения прав человека в одной из развивающихся стран, где производится бо?льшая часть текстиля и нашей одежды. В Европе XIX столетия различные отрасли швейной промышленности процветали в крупных городах, таких как Париж, Лондон и Манчестер, и врачи могли непосредственно наблюдать губительное воздействие моды в домах, больницах и городских мастерских. Их наблюдения казались пугающими: мода вредила всем без разбора – от нее страдали женщины и мужчины, стар и млад, производитель и потребитель, богатые и бедные. В швейной промышленности растущая индустриализация и технический прогресс стали палкой о двух концах. Мужчины-химики, инженеры и фабриканты постоянно разрабатывали и выводили на рынок новые материалы, поставив науку на службу модной индустрии. Они открыли массовому потребителю доступ к прежде элитным предметам одежды, аксессуарам и цветам, но вместе с тем породили факторы, наносившие ущерб здоровью самым неожиданным образом. Немало обозревателей осуждали «стремительное развитие убийственной роскоши», но вполне предсказуемо винили вовсе не мужчин за их экономические интересы, а потребителей-женщин за их, казалось бы, иррациональное стремление к новизне в костюме.
В обществе того времени господствовал предрассудок, будто именно женщины виновны в появлении новых угроз здоровью, в действительности бывших следствием более общих системных проблем. Укреплению этого мнения способствовали представители медицинских профессий. В XIX веке в статьях с заголовками «Модное самоубийство» или «Смерть в мастерской» врачи и пресса постоянно сообщали о том, как пагубна мода для женщин. Большинство комментаторов, принадлежавших к среднему классу, беспокоил вред, который наносит женская одежда ее владелицам: считалось, что она вызывает ряд нарушений здоровья, в том числе повреждения внутренних органов и даже смерть от чрезмерно туго затянутых корсетов на косточках. Конечно, некоторые из таких сообщений можно назвать сильным преувеличением, однако культура моды того времени значительно отличалась от современной, доказательством чему являются материальные свидетельства. Возьмем для примера обувь XIX века: до 1850-х годов нормой считалось шить прямые туфли, конструкция которых совершенно не учитывала зеркальную симметрию стоп. Одинаковость правой и левой туфель экономила сапожникам время – им требовалась лишь одна мерка, чтобы изготовить пару туфель, но она деформировала стопы. Эта практика становится очевидной, если взглянуть на небывало узкие подошвы большинства мужских и женских туфель XIX века, на которых видны следы носки. Стремясь соответствовать идеалу красоты, требовавшему изящности и миниатюрного размера ножки, некоторые женщины утягивали пальцы ног повязками – почти что корсетами для стоп, – чтобы обувь была впору[12]. Остальные части тела тоже подвергались различным деформациям, искажавшим его «естественную» форму. В 1860-х годах женская осанка получила насмешливое название «греческий наклон» (в подражание наклону торса античных статуй): грудная клетка выпячивалась, а увеличенная с помощью турнюра задняя часть выставлялась назад, что заставляло женщин неустойчиво балансировать на каблуках (ил. 2). Не все женщины Викторианской эпохи носили такие экстравагантные наряды, но те, кто рискнул в них облачиться, подвергались осмеянию. Викторианские врачи и историки моды сосредотачивали свое внимание на механическом стеснении движений, но в заголовках газет XIX века встречались также указания на летальный исход модных историй. Мы забываем и о многих других страшных, зачастую смертельных опасностях, например об одежде – переносчике заразных болезней или одежде, которая источала химические яды, увлекала за собой рабочих в подвижные части производственных механизмов и самовоспламенялась. Газеты и медицинские журналы наводняли предупреждения о смертельных инфекциях, распространяющихся через грязное белье, «дьявольски прекрасных» зеленых платьях, окрашенных и отравленных мышьяком, ужасающих удушениях и пожароопасных кринолинах, которые живьем сжигали своих обладательниц. Нам может показаться, что все эти происшествия остались в прошлом, однако даже беглый обзор опасностей, которыми грозит мода наших дней, показывает, что современная одежда все так же чревата гибелью.
2. Искривленная осанка «греческий наклон», создававшаяся с помощью туго стянутого корсета, турнюра и высоких каблуков. Иллюстрация в журнале Punch. 1869. Изображение любезно предоставлено Публичной библиотекой Торонто
