Возможно ли министерство по делам юных в обществе, созданном для детей?
Вместо того чтобы упорствовать в традиционном и ребячески-добросовестном исполнении «десяти заповедей», английские «Чилдренс бюро»[187] в русле своих исследовательских работ повернулись лицом к будущему и заинтересовались вопросами о превентивных мерах, которые могли бы улучшить положение детей и предоставить им б?льшую возможность развития. Как строить будущее, что делать, чтобы двигаться дальше? Этот вопросник, озаглавленный «Вопросы без ответа», был предоставлен воспитателям для размышлений. Реакция Франсуазы Дольто, внимательно изучившей тему, была самой непосредственной[188].
1. Какими бы взрослыми мы хотели видеть сегодняшних детей?
В этом-то все и дело. Сотрудники «Чилдренс бюро» более всего ценят конечный результат. Я же наиболее важным нахожу подготовку детей к будущему, она начинается с 9 лет, с этого возраста дети должны готовиться к самостоятельности, определяя свое место в жизни; поддержка в приобретении ими максимума знаний и опыта должна находиться в соответствии с их личным интересом. Но никому не дано предсказать, какими взрослыми они вырастут. За свои поступки целиком и полностью перед лицом закона ответственен взрослый человек. Для того чтобы создать наилучшие условия для воспитания таких взрослых, необходимо сделать так, чтобы мальчики и девочки отвечали за себя и по достижении 14–15 лет могли уже освободиться от влияния своих собственных родителей, не теряя при этом, насколько возможно, родственной эмоциональной связи с ними. Именно поэтому мне кажется, что правильнее считать совершеннолетием 16, а не 18 лет, а возможность приобретения самостоятельности – с 14, как того хотят сами подростки. Если ребенок страдает от семейного окружения, то, достигнув совершеннолетия, по закону он имеет право отделиться от родителей. Если бы совершеннолетием считалось достижение 16-летнего возраста, то дети получали бы возможность иметь б?льшую самостоятельность уже в 14 лет. Теперь же только родители имеют законное право просить о предоставлении несовершеннолетнему юридической дееспособности, в то время как именно подросток должен был бы ее требовать, даже когда родители противятся предоставлению ему таковой, и это могло бы быть возможным уже с 14 лет.
C того момента как образование стало обязательным до 16-летнего возраста, и совершеннолетие должно было бы наступить в том же возрасте. Да оно и наступает в моральном плане в 16 лет. Мне кажется, что законодатели неправильно поставили возрастную границу, не захотев снизить возраст совершеннолетия с 21 года до 16 лет, – наверняка им это показалось очень радикальной мерой. Но этап в развитии пропустили.
Множество подростков раньше бы вошло в активную жизнь с тем, что образованием своим займутся позже. Почему нельзя разрешить человеку на год-два сойти с протоптанного пути? Возможность воспользоваться таким свободным годом позволила бы подросткам лучше представить, что их ждет в будущем, и решить – продолжать учебу или нет?
2. Не должны ли мы ввести различные формы браков? Один – как пробный опыт, и потом уже брак для создания семьи?
Но не исключено, что от таких пробных браков родятся дети. И нужно было бы сохранить за родителями – по их желанию – ответственность за этих детей. Если же они этого не хотят, то ответственность за ребенка переходит к кому-то из родственников или государство берет ее на себя, при этом, конечно, не разрывая эмоциональные связи, разрешая родственникам или родителям таких детей переписку с детьми и посещения.
Не безумие ли это, что для того чтобы создать семью, надо лишь объявить о своей свадьбе за две недели, а для того чтобы развестись – ждать три года. Это глупо. Гораздо умнее ждать три года свадьбы, объявив о ней, жить три года в пробном браке (который мог бы возобновляться каждый год) до тех пор, пока обе стороны не решат окончательно создать семью. Но уходить от ответственности за появление на свет детей нельзя. Конечно, не следует торопиться заводить детей, иначе и семейная пара не поймет, жизненна ли она; но уж если так получилось, нужно быть готовым действовать лишь в интересах этого нежданного ребенка.
3. Не ошибочно ли уже в школе начинать готовить детей к ответственной роли родителей? Или до той поры, пока подобное обучение не станет жизненной необходимостью и родительским долгом, это не обязательно? А может быть, необходим «сертификат», наподобие C.A.P.[189] , на звание родителя, удостоверяющий способность данного индивидуума быть родителем?
Мне кажется, это совершеннейшая утопия. Готовность стать родителем достигается на том уровне развития личности, когда человек может взять на себя ответственность за другого, который существует независимо от него и никогда этому человеку принадлежать не будет.
Готовность стать родителем достигается на том уровне развития личности, когда человек может взять на себя ответственность за другого.
Разумеется, определенные знания могут быть даны. Но знания эти получали бы дети, находящиеся еще в зависимости от собственных родителей и поэтому пока не подошедшие к границе самоидентификации. Образование совершенно ни при чем, когда речь идет о том, что надо становиться родителем. Для этого необходима настоящая зрелость, поскольку надо отдавать себе отчет и понимать, что это не значит обрести власть над кем-то, это значит – обрести обязанности и ничего в обмен на них. Именно такого понимания и не хватает нынешним родителям. Мы видим – ребенок в нарушение всех границ «пожирает» родителей, а родители не реагируют так, как велит возраст и родительский долг: они начинают вести себя с собственными детьми запанибрата, поскольку своего детства в действительном смысле – не прожили. И через ребенка переживают его заново. И если одного из родителей материнство поджидает как ловушка или же (у другого) перспектива стать отцом разрушает его чувство к жене или идет в ущерб работе, то они перестают получать удовольствие от семейной жизни, и связь, существовавшая между родителями, исчезает – это является одной из причин разводов. Если же учить детей быть родителями, то нужно учить их тому, что у них никогда не будет никаких прав на их детей – только обязанности, и главной из них будет подготовка детей к умению жить, обучение их умению освобождаться от нянек. Что касается детей, их нужно учить не забывать об их единственном долге по отношению к родителям: в старости помогать им, быть рядом, когда родители беспомощны – так же, как когда-то, когда беспомощны были они, их родители были рядом с ними.
4. Существует необходимость использовать в качестве дополнения родительской заботы о детях энергию юношества и пожилых людей.
Это очень важно. Именно это я называю побочным влиянием. Все та же проблема взаимных влияний: нельзя юношество изолировать от стариков – у стариков более живой ум и меньше эротизма в отношениях с людьми своего возраста, а следовательно – они уже в меньшей степени являются сексуальными соперниками, чем взрослые. Тот факт, что стариков от детей отделяет два поколения, уменьшает давление власти и увеличивает желание общения. Нынче дети общаются в основном со своими бабушками и дедушками, а желательно, чтобы общение со стариками выходило за семейные рамки, тем более сейчас, когда семьи живут на расстоянии друг от друга.
Необходимо реабилитировать энергию стариков и детей. Дети могли бы заниматься с малышами, особенно – с чужими. У некоторых детей просто организаторский талант. Они не имеют над чужими детьми никакой власти, но могут аккумулировать энергию, предоставляют агрессивным – и даже опасным для меньших – детям возможность высвободить свою энергию и направить ее в ином направлении. Но под предлогом запрещения работы у социальной группы исчезает возможность развивать межпоколенные коммуникации с их богатейшим воспитательным потенциалом.
5. Феминистки утверждают: «Ребенок не имеет права что бы то ни было изменять в жизни женщины». Не возникает ли опасность, что права ребенка будут подрываться феминизмом?
Оказывается, что женщину, выносившую в течение девяти месяцев ребенка (желанного – иначе она могла сделать аборт), в очень значительной степени изменяют физические и эмоциональные процессы, происходившие в ней, особенно роды. Те слова, которые говорят феминистки, произносятся ими или до того, как они стали матерями, или значительно позднее, когда их изнурило мазохистское материнство. Если ребенок зачат, они его оставляют. И никто их не заставляет. Родившая в наши дни женщина прекрасно может сказать: «Я не могу воспитать ребенка» – и доверить его D.A.S.S.
Некоторые молодые женщины, у которых есть дети (впрочем, тревожны они и без того), быстро от них устают и склонны переложить заботу о детях на кого угодно – родителей, мужа, соседку. Они и думать не хотят о яслях или няне, но вместе с тем, желая оставить ребенка дома, не выносят его еще больше. И говорят они так: «Да он вздохнуть-то мне не дает…» Они не в силах оставаться женщинами, став матерями. Это плохо и для ребенка. В этом случае лучше от ребенка освободиться, не виня себя в этом – наоборот. Я думаю, что не всем женщинам полезно самим воспитывать своих детей. А когда это плохо для женщины, то для ребенка и для того, с кем эти женщины связаны, это вредно. Так что если рядом с ней есть кто-то, кому приятно заниматься с ее ребенком, то почему бы и нет? Но говорить о своих связанных с материнством проблемах лучше, когда станешь матерью, тогда же – отыскивать способы избавления от своих опасений и тревог.
Я думаю, что не всем женщинам полезно самим воспитывать своих детей.
6. Практический вопрос: нужно ли оказывать социальную поддержку тем, кто все свое время всецело отдает ребенку в первые годы его жизни?
Мне непонятно, почему юридические лица, такие, как страховые общества или банки, ссужающие деньги для покупки квартиры, например, отказывают в помощи матерям, которые хотят растить своих детей. Эта сумма минимальна по сравнению с квартирным взносом и вполне могла бы поступать обратно в банк по достижении ребенком 18 месяцев, и полученная ссуда могла бы быть погашена в 10, 20 или 30 лет. Таким образом, женщины, которые этого хотят, могли бы заниматься воспитанием своих детей до достижения ими полутора-двух лет – до такого возраста, когда ребенок начнет ходить и обретет определенные навыки. Несправедливо, что матери не получают дотаций на воспитание детей, – ведь платят же посторонней женщине за уход за ребенком, если мать отказывается его воспитывать. Если мать доверяет своего ребенка D.A.S.S., ребенок берется на попечение, а женщина, которая берет его на воспитание, получает 2500 франков (в месяц за одного ребенка).
Могу привести пример: одна кормилица живет с шестью умственно отсталыми детьми – расстройство двигательных функций; воспитывать она их не умеет, только кормит и содержит в чистоте, но живет за счет тех денег, что ей выплачивает на детей D.A.S.S.
Совершенно очевидно, что женщина, если это соответствует ее желанию, должна получать социальную помощь до достижения ее ребенком 18 месяцев – для его воспитания. И она должна иметь право передать ребенка няне, если хочет затем идти работать. Или не няне, а кому-то из родных. Но административные препоны всюду. Даже бабушка не может официально постоянно следить за своими внучатами, если D.A.S.S. не определила ей статус няни. А определит – тогда она обязана соглашаться на большее: на присмотр за другими детьми. Такое требование было выдвинуто профсоюзом нянь, чтобы поднять уровень уважения к их работе. В настоящее время нельзя пригласить к себе для присмотра за ребенком ни просто девушку, ни подругу, ни родственницу: попадешь в нарушители закона. Когда г-жа Симон Вейль была министром здравоохранения, она заявила: «Мне бы хотелось, чтобы каждая женщина во Франции нарушила закон в этом пункте»; то есть – пусть матери оставляют детей дома, пусть им помогают бабушки, друзья или же пусть сами женщины платят тем, кому они доверяют своих детей, раз пошли работать.
Все эти правила, посягающие на свободу человека, исходят из благих намерений. Какому тестированию надо подвергнуть людей, чтобы выяснить, способны ли они воспитывать детей и скольких им можно доверить? Кормилица, которая может взять к себе двоих детей, в какой бы квартире она ни жила, возможно, не способна вырастить троих или четверых, не навредив при этом собственному здоровью. И потом, какие это дети? Каждый ребенок ведет себя по-своему, утомляя в разной степени. А всякой ли няне под силу выносить неизбежную ревность матери или зависимость по отношению к той, которая отдает ей своего ребенка будто в залог?
Ответственность кормилицы велика, потому что настоящая ее работа состоит в том, чтобы посредством слова предоставить ребенку возможность получить чувственный опыт и начатки самостоятельности при обеспечении его максимальной безопасности. Судя по всему, законодатели правы, требуя от кормилиц определенных знаний. Но каким образом их контролировать? Да и по мере того, как число кормилиц увеличивается, появляется чувство корпоративности – существует профсоюз кормилиц, но пока что их интересует только защита профессиональных интересов. А это далеко не то, что настоящая взаимопомощь. Мне кажется, просто исчезло понятие – честь профессии. Взаимопомощь, если она бесплатная, влечет за собой эксплуатацию, служба – рабство. А мы живем в таком обществе, где друг другу служат не люди, а их знания. Достаточно увидеть, как относятся к поступающим больным в больницах, а ведь и врачам, и сестрам там платят за то, что они этого больного обслуживают! Не тут-то было: больные становятся объектом своеволия сестер и медицинской власти врачей. С детьми – то же самое – под тем предлогом, что за ребенком надо ухаживать, его просто-напросто делают объектом своеволия взрослых. Конечно, можно создать благоприятные условия для изменения такого положения, инициируя детей к социальным объединениям; есть и те, у кого призвание заниматься детьми, и им нужно говорить: «Ты находишься на службе у других, тебе, как ты утверждаешь, интересны дети, но в то же время ты не занимаешься своими уважаемыми подопечными, не уделяешь им должного внимания – властвуешь над ними, как будто это только ваше с ними личное дело». Взрослым воспитателям такое надо повторять сотни раз: «Вы находитесь на службе у каждого из этих детей и их родителей, они платят вам за это, даже если деньги эти идут не из их собственного кармана».
Дети всегда больше доверяют детям, чем взрослым.
Но повсюду получила распространение порочная помощь детству. А лозунг – «Вы находитесь на службе у детей» – должен то и дело повторяться в домах ребенка, чтобы воспитатели его запомнили. И чтобы дети служащих приютов тоже это выучили: они, как и взрослые, на службе у детей, там находящихся. Надо всячески поощрять совместную работу, совместное творчество взрослых, работающих в приютах и больницах, и детей, с кем они занимаются, их подопечных, – только тогда наименее развитые из этих детей смогут получить необходимую заботу и обрести какие-нибудь навыки.
Слово «сервис» («служба, услуга») стало синонимом рабства и эксплуатации. Реабилитируйте его. Оно заключает в себе осознание необходимости сохранения в каждом обществе осмысленной солидарности.
7. Необходимо ли разворачивать превентивные меры в соответствии с теми жалобами, которые высказывают дети?
Чтобы их услышать, нужно, чтобы у детей появилось чувство, что другие хотят выслушать то, что они говорят, даже если не все можно воплотить. Они должны знать, что имеют право говорить.
Бывают такие ситуации в семье, когда невозможно прислушаться к ребенку. Например, при разводах не ребенок решает, с кем из родителей оставаться. Нельзя доверять словам ребенка и тогда, когда он находится под влиянием отца или матери – в этих случаях он не свободен. Необходимо определить, где ребенок свободно высказывает свои мысли, а где он выражает то, что думают отец или мать. Сделать же для детей из разведенных семей надо очень много. Но судебные исполнители проводят обследования там, где ребенок живет – где он не может говорить свободно; выяснение такого мнения ребенка может оказаться вреднее, чем отсутствие знаний о его эмоциональных предпочтениях и реальных нуждах.
Тот, в чьи функции входит выслушивать детей, не должен слишком превосходить их по возрасту. Почему бы этим не заняться юным? Есть же такие юноши и девушки с естественной склонностью выслушивать других. Дети всегда больше доверяют детям, чем взрослым.
8. Последний важный вопрос «Чилдренс бюро»: возможно ли создание Министерства детского обеспечения?
Не «детского» (ибо такое название исключает взаимосвязи). Скорее, «Министерства семейного обеспечения» – это до 14 лет, а начиная с 14 – «Исполнительного бюро молодежи».
Нынешнее Министерство молодежи и спорта занимается в конечном счете лишь физической культурой и соревнованиями. Министерство обеспечения молодежи – другое дело. Там бы речь шла о молодежи эмоциональной, создающей, страдающей; а для спорта достаточно Государственного секретариата, поскольку спортом занимаются в любом возрасте. «Молодость и спорт» – право, слишком узко. Молодым нужно целое министерство. Ну, а министр по спорту вполне может быть один и для молодых, и для старых: «Спорту – свободное время». И Министерство по делам молодежи могло бы принять эстафету у Министерства по делам семьи, потому что в 14 лет нужда в семейной опеке исчезает, начинается период отхода от семьи и ее заменяющих, период личностной эмансипации – полной или частичной.
