Надо разом покончить с семейной войной
Дети, которые в очень раннем возрасте лишились языковых связей со своими родителями и кормилицами, становятся чересчур агрессивными в период полового созревания. В 10, 12 лет уже поздно проводить превентивную работу. И как в очень обеспеченных, так и в рабочих семьях разворачиваются настоящие драмы. Ребенок оскорбляет мать при отце, который предпочитает молчать. Сыновья бьют своих матерей. Отец смотрит телевизор – ему наплевать на семью. Есть сыновья, которые рвут отношения с матерями, дочери – с отцами.
И это не считая тех подростков, кто просто говорит своим родителям: «Заткнись! Я тебя не слушаю. Тебе нечего мне сказать. Только и слышишь, что глупости…» Теперь это стало почти модным – в коллежах, между собой подростки хвалятся, что так разговаривают с родителями. Конечно, есть такие, кто говорит, что делает так назло, есть те, кто просто им подражает. Но такие разговоры могут разрешиться шуткой, если действительно в семьях нет конфликтов. Мода на такое наступает тогда, когда сокращаются общие темы, словарь сокращается. Чем ответить взрослому? Только заткнуть ему рот или помешать говорить. Врубают музыку или грубят: «Заткнись, а то как дам… замолчи, кому сказал…» Может быть, это и мода, но она показательна для настоящего времени.
В таком поведении нет ничего странного, если учесть, что значительно раньше ребенок был пупом земли, лет этак до семи… Мне кажется, что все же необходимо что-нибудь придумать, чтобы предоставить этому поколению творческую самостоятельность при том, что это не будет затрагивать жизненные пространства других поколений: каждому – свое. Но сейчас человеческие отношения между поколениями уступают место равнодушию и взаимной агрессивности.
Все же необходимо что-нибудь придумать, чтобы предоставить этому поколению творческую самостоятельность при том, что это не будет затрагивать жизненные пространства других поколений: каждому – свое.
Не должна ли супружеская пара обрести более полноценное существование, поскольку это наилучший способ уравновесить силы? Если супружеская пара существует, всё распределяется… силы притяжения распределяются лучше.
Если эта пара существует… Но невозможно заставить ее существовать. Отношения между взрослыми вовсе не ограничиваются рамками семьи. Не исключен и временный разлад между членами супружеской пары… И потом – свобода есть у каждого, не только у ребенка. Отец с матерью не хотят прекращать свою совместную жизнь просто потому, что завели детей. Они совершенно не желают своей личностной смерти. Именно поэтому, мне кажется, было бы весьма целесообразно детям с 8 до 12 лет оставаться в школе после уроков, а не скучать дома. Там, в школе, могли бы быть воспитатели для организации той деятельности, что выбрал себе ребенок, и для организации его досуга. Работали бы они с 16 до 22 часов и утром – с 6 до 8, до прихода преподавателей, они помогали бы тем детям, кто предпочел остаться в школе на ночь, с завтраком. Зачем обязательно устанавливать незыблемое правило – и не на один год – по которому ребенок или находится на пансионе, или живет в семье?
Безусловно, нововведения отразятся на ежедневной жизни города. Но все это в пределах возможного. Существуют местные власти. Могут быть решены и вопросы безопасности. Могли бы быть специальные наряды полиции не только на то время, пока дети в школе, но и на весь день. Учли бы и то, что от улицы никуда не уйдешь. Она существует даже для тех детей из обеспеченных семей, у которых по пятьдесят квадратных метров на нос; несмотря на это, они распрекрасно хлопают дверьми родительских квартир. Но на улице гораздо больше непредвиденных опасностей. Если маршрут детей пролегает лишь от школы к дому, опасности эти можно предусмотреть. В этом нетрудно убедиться.
По средам учащиеся свободны, а их родители на работе. Что делают дети? Многие – ничего. Они не знают, куда пойти. И все потому, что школа по средам закрыта. А ведь именно здесь могло бы быть найдено решение проблемы как государственной, так и частной школы: государственная школа взяла бы на себя обучение, и таким образом, государственное образование делало бы главное на ниве просвещения, а частные школы, открытые для детей все 24 часа в сутки, взяли бы на себя проблемы воспитания и стали бы настоящими центрами детского воспитания.
А разве школы не могли бы заниматься всеми детьми, кого родители хотели бы им доверить после 16.30? Запросто. И тогда образование перестало бы быть только образованием по программе: задания, упражнения и так далее, как положено. Образование для любого возраста стало бы персонализированным, даже для тех, кто отстает в учебе. Специальные курсы, группы… В государственные образовательные учреждения могли бы записываться все дети, а не только стипендиаты или те, за кого платят.
Было бы правильнее считать, что развитием детей и их воспитанием должны заниматься те, кто имеет к этому призвание, и вполне возможно, что это будут совсем не те, кто учит детей сегодня.
Мне кажется, что во всем том, что я предлагаю, сегодня нет ничего невозможного, хотя профсоюзы и возражают. Пока. Как только ситуация зайдет в тупик, это будет началом конца, а значит, и приближением нового. Система образования подвергается такой критике, что изменения неизбежны. Есть даже первые признаки таких изменений.
Система национального образования в том виде, в котором она существует, заложена была еще Жюлем Ферри, и она должна дойти до своего естественного конца, чтобы родилось нечто новое. И изменения в ней должны идти не изнутри. Да, конечно, есть успехи то в одном, то в другом. Конечно, будут еще и кризисные ситуации, и «за» и «против», будут эксперименты, которые опередят время или провалятся. Но мне кажется, что изменения системы образования придут извне.
И можно ли изменить ситуацию, когда люди, имеющие призвание к преподаванию, не могут преподавать в государственных школах? Было бы правильнее считать, что развитием детей и их воспитанием должны заниматься те, кто имеет к этому призвание, и вполне возможно, что это будут совсем не те, кто учит детей сегодня. Среди сегодняшних преподавателей есть те, кто любит лишь передавать знания, и они полагают, что этого вполне достаточно, если делать это хорошо.
Есть, правда, некие сдвиги: в Академии прикладного искусства, например, и в управленческих школах уже преподают профессионалы без специального педагогического образования. То же самое происходит и в частных школах, где преподают сами промышленники, экономисты, финансисты, управленцы, – преподавая, они не теряют из вида практическое применение этих знаний. И часто юные доверяют им больше, чем просто педагогам. В настоящее время такой опыт проводится только со студентами. Почему бы не попробовать подобное в средних и даже начальных школах?
Усердствуя в своем желании все унифицировать и правильно организовать, государство окончательно лишит нынешнюю систему образования жизненных сил, и в этот момент необходимо будет найти что-то новое. Для французских социалистов система национального образования, как и вся культура, – заповедник. В социалистических странах – не лучше: китайцы, например, с огромной охотой учатся, но что их ждет дальше? Должность какого-нибудь смотрителя в провинции, все они становятся государственными чиновниками, которые занимаются тем, что не имеет никакого отношения к тому, чему их учили. Все образованы. На десять учеников один преподаватель. Есть и воспитатель, который не преподает, но занимается с детьми до вечера, смотрит за ними. У них – уроки, но воспитатель с ними как наседка. Студенты много работают, сдают экзамены. После них они уже не делают ничего. Они могут восхитительно выучить французский… для того, чтобы стать каким-нибудь бумагомарателем в провинции, где и по-китайски-то говорят не так, как он. Нет, я не думаю, что в социалистических странах чего-нибудь добьются!
Что до юных французов, то лицей для них стал самим воплощением скуки. И винить их не в чем. Общая депрессия. Лицей – даже не дневной стационар, это скорее – дневная тюрьма. А для родителей даются представления. Даже у тех, кто в лицее учится – девочки, например, которые делают все, что от них требуют, даже у них есть ощущение, что это никому не нужно. Естественно, тот, кто зубрит, думает только об экзаменах, программе и коэффициентах. А зачем экзамены-то?
Для спокойствия. И для того, чтобы не умереть от тоски. Ну, а в остальное время дети просто проводят время – курят, шумят, ходят в кино, занимаются любовью. А есть и такие, кто совершенно не скучает, плывет по течению и, живя паразитом, все перекладывает на других. Видя, что ни те, кто зубрит, ни те, кто бездельничает, не находят выхода, интереса в жизни, эти третьи предпочитают жить, получая ото всех помощь. И все эти три разные жизненные позиции суть три ответа лицеистов нынешней системе образования, и все они имеют нечто общее: чувство безнадежности, бессмысленности существования. И это для молодежи ужасно. «Это все ни к чему… Не понимаю, зачем?..» Как будто выживают по идиотской обязательности… Если их спросить: «Что бы вы делали на месте государства? Каких хотели бы иметь родителей? Каких учителей?» – что они скажут? Может быть, в глазах зажжется искорка интереса… Для того чтобы дети стали самими собой, нужна огромная работа. Если бы у лицеистов была материальная заинтересованность, то было бы и другое представление о своем учении. Но они должны знать, что учеба – это их дело, их собственное. И что они имеют право что-то предлагать, что-то создавать в любой области…
До десяти лет ребенок плохо понимает абстрактные и умозрительные рассуждения. Школа должна была бы сначала развивать физическую деятельность, умение разговаривать, общаться. Интеллектуальная деятельность придет значительно позднее.
Мы же умеем лишь настырно талдычить детям, что необходимо в жизни сегодняшней – с нашей точки зрения. Таким образом, детей, которые ни в коей мере не должны повторять нас (их опыт отличается от нашего), готовим неизвестно к чему. В этом и состоит некая фальшь современной школы. Новой педагогике в первую очередь следовало бы иметь в виду развитие коммуникации, связей между людьми. Только так она еще может не уронить себя. Обязательными дисциплинами остались бы чтение, счет, письмо, и – на этом все. Остальное – на выбор. И каждая школа – пространство для жизни. Обучение технологии, правилам – в зависимости от желания ребенка. Хочет бороться – правила борьбы, танцевать – правила танца, но постепенно, изо дня в день ребенок будет открывать предмет, ремесло, подобно тому, как человечество узнавало их, накапливая опыт. Конечно, он пойдет вперед быстрее, но при условии, что каждому предстоит тогда открыть в себе любопытство, желание и с помощью мастера познать не только историю, но и технологию. Новое же – это то, что благодаря знанию технологии, смыслов может быть воплощено в механизмы – заменители этих смыслов. Только это и есть новое. Так, например, наши нервные клетки смогли «сочинить транзистор», но все это придумано нами.
В Сен-Сэн-Дени школьная учительница Рашель Коэн проводит опыт по раннему обучению чтению детей из бедных и проблемных семей.
Пожалуй, неплохо. Но не думаю, что это необходимое нововведение для всех дошкольных детских учреждений.
Главное – научить ребенка понимать, что буквы алфавита являются знаками, символизирующими и представляющими звуки. Давать детям постигать алфавит чувственно, ничего не объясняя, опасно. С – смерть, О – огонь и так далее… введение в шизофрению. Звуковые ассоциации часто никак не связаны с реальностью.
Общество пускает на ветер свои живые силы, не реализуя в срок возможности, которые заложены в ребенке, в том возрасте, когда их легко реализовать.
«Алло?» – зачастую отвлекаясь от купания ребенка, отвечает мать на телефонный звонок… И телефон по этой причине становится для ребенка неким устройством, которое позволяет ему брызгаться.
Жан-Жак Серван-Шрейбер совершает крестовый поход за детскую компьютеризацию: «В 4 года – за клавиатуру!»
Мне кажется, что общество пускает на ветер свои живые силы, не реализуя в срок возможности, которые заложены в ребенке, в том возрасте, когда их легко реализовать. Не нужно заставлять наиболее одаренных детей ждать, пока все дети их возраста достигнут их уровня. Существует опасность обращения всех детей к технократическим интересам, она реальна при обучении всех детей одним и тем же предметам; каждый ребенок должен иметь возможность выбрать свой единственный предмет: тот самый, что привлекает его более всех других.
Я полагаю, что в школе должны быть не только учителя, но и такие специалисты, которые, работая вместе с учителем, могли бы много времени проводить с детьми – в создающихся таким образом гомогенных группах детей с общими интересами. Эти специалисты занимались бы с детьми не подолгу, в перерывах между двумя уроками; дети могли бы приходить к ним (на 10 ребят – один такой специалист) и заниматься вместе с ними тем, что им интересно. Затем снова тренировка ума, умственные усилия на пятнадцать – двадцать минут.
