Новые промышленные мигранты
Расторгнув договор с профсоюзом завода в Грили, Монфорт стал брать на работу совсем других людей: иммигрантов, часто нелегалов. В 1980-е в сельские районы Колорадо стали приезжать люди из Мексики, Центральной Америки и Юго-Восточной Азии. Мясоперерабатывающая отрасль, которая еще не так давно могла обеспечивать людям хорошие заработки и уровень жизни, теперь предлагала только нищенскую зарплату. И вместо очереди желающих заводу пришлось установить вращающиеся двери, через которые Монфорту нужно было пропустить новых работников, чтобы заполнить 900 вакансий. За 18 месяцев через мясной завод в Грили прошло 5000 самых разных людей – ежегодная текучка кадров составила 400 %{412}. Каждые 3 месяца в среднем увольнялся один человек.
К 2001 г. почти 2/3 рабочих на мясном комбинате в Грили не говорили по-английски{413}. Большинство – мексиканские иммигранты, которые живут в таких местах, как автомобильный двор в Ривер-Парк – место в километре от завода, где свалены старые брошенные грузовики. Они жили в старых мотелях, спали на матрасах, постеленных на полу. Базовая ставка на заводе составляла 9,25 долл. в час. С учетом инфляции почасовая оплата почти в 3 раза меньше, чем жалование, которое платил Монфорт 40 лет назад, когда завод только открылся. Медицинскую страховку предлагают рабочим только после полугода стажа, а оплаченный отпуск – после года. Но большинство не успевают получить отпуск. В 2000 г. пресс-секретарь компании признал, что уровень текучки кадров составляет около 80 % в год{414}. Ситуация явно ухудшилась по сравнению с началом 90-х.
Майк Коэн откровенно говорил на эту тему в своем интервью журналу Business Insurance. В тот момент он был руководителем департамента техники безопасности компании ConAgra Red Meat. «Ежегодно у нас стопроцентная текучка кадров», – сообщил он в статье, где восхваляет умение Монфорта экономить на страховании{415}. Руководитель другого департамента ConAgra согласился с Коэном, отметив, что «текучесть кадров в нашем бизнесе просто астрономическая». Некоторых сотрудников Монфорт долго держал на местах, но многие вакансии проходилось восполнять по нескольку раз в год. «Мы находимся на самом низком уровне по грамотности, – добавил Коэн. – На некоторых заводах треть рабочих не умеет читать и писать ни на одном языке».
В 1980-х во время судебных слушаний Арденн Уокер, глава отдела по трудовым отношениям в IBP первые 20 лет существования компании, объяснил некоторые преимущества высокой текучки кадров{416}.
Советник: А что вы скажете о текучке кадров? Она действительно так велика, вас это не беспокоит?
Уокер: Не особенно.
Советник: Почему же?
Уокер: Мы не видим взаимосвязи между текучкой и рентабельностью… Например, страховка, как вы знаете, – очень дорогое удовольствие. Она не полагается новичкам, пока они не проработали на предприятии год, иногда полгода. Оплаченный отпуск полагается рабочим только со второго года. Если честно, это позволяет нам экономить.
Кроме того, при высокой текучке кадров в мясоперерабатывающей отрасли, как и в индустрии фастфуда, легче контролировать рабочих и не давать им объединяться в профсоюзы.
Уже более века сельское хозяйство Калифорнии держится на рабочих-мигрантах – молодых людях из мексиканских деревушек, которые едут на север и собирают там почти весь урожай фруктов и овощей. Мигранты давно играют важную роль в экономике сельского хозяйства США, собирая ягоды в Орегоне, яблоки в Вашингтоне и помидоры во Флориде. К началу нового века в США впервые в истории страны стали полагаться на мигрантов и в промышленности. Тысячи новых мигрантов едут на север, чтобы работать на мясокомбинатах и мясоперерабатывающих заводах Высоких равнин. Некоторые из них откладывают деньги, а когда накопится более-менее приличная сумма – возвращаются домой. Другие пытаются пустить корни и закрепиться в этой индустрии. А третьи скитаются по стране в поисках мясоперерабатывающего завода, где к рабочим хорошо относятся. Эти мигранты приезжают в основном из Мексики, Гватемалы и Сальвадора. Многие из них сначала трудились на фермах в Калифорнии, где сейчас уже трудно найти постоянную работу. Тем, кто работал в поле по 10 часов в день за низкое жалование, работа на мясокомбинате кажется почти раем. За сбор клубники в Калифорнии платят около 5,5 долл. в час{417}, а за рубку мяса в Колорадо или Небраске – почти в 2 раза больше. Во многих районах Мексики или Гватемалы рабочие получают около 5 долл. в день.
Компания IBP была новатором по найму мигрантов. Она одной из первых поняла, что нынешние мигранты будут работать за меньшие деньги, чем американские граждане, и не станут стремиться к объединению в профсоюзы. Поддерживая поток новой рабочей силы на заводы, компания годами отправляла команды вербовщиков в бедные районы по всей стране. Они нанимали беженцев из Лаоса и Боснии, брали на работу бездомных из приютов Нью-Йорка, Нью-Джерси, Калифорнии, Северной Каролины и Род-Айленда{418}. Они арендовали автобусы, чтобы переправлять этих людей за тысячи километров. Теперь IBP держит контору по найму в городе Мехико, дает рекламу на мексиканских радиостанциях, предлагая работу в США, и содержит автобусный парк, чтобы перевозить рабочих из сельских районов Мексики в центральную Америку{419}.
По оценкам службы иммиграции и натурализации, около четверти рабочих в мясоперерабатывающей отрасли в Айове и Небраске – нелегальные иммигранты{420}. А на некоторых предприятиях их доля даже выше. Пресс-секретарь IBP и ConAgra Beef Company категорически отрицает любые намеки на присутствие нелегалов{421}. «Мы сознательно не принимаем на работу людей без документов, – сказал мне топ-менеджер IBP. – Наша компания поддерживает службу иммиграции в соблюдении законодательства и не хочет нанимать тех, у кого нет права работать в США». Тем не менее в настоящее время мясоперерабатывающая индустрия определенно нацелена на привлечение людей из самых малоимущих и незащищенных групп в Западном полушарии. «Если у них есть хотя бы пульс, – пошутил как-то один из руководителей в интервью Omaha World-Herald в 1998 г., – мы примем их заявление»{422}.
Реальная стоимость этой рабочей силы из среды мигрантов определяется не крупными компаниями, а общенациональным сообществом переработчиков. Бедные рабочие без медицинской страховки взвинчивают цену на медицинские услуги. Торговцы наркотиками охотятся на вновь прибывших иммигрантов, в итоге повышается уровень преступности. Временами мясоперерабатывающие компании цинично рассчитывают на то, что общественные фонды покроют их расходы. В сентябре 1994 г. GFI America – ведущий поставщик гамбургеров сетей Dairy Queen, Cracker Barrel Old Country Store и федеральной программы школьных завтраков – искала рабочих для своего завода в Миннеаполисе{423}. Она послала вербовщиков в Игл-Пасс – техасский город на границе с Мексикой, – где людям обещали постоянную работу и жилье. Вербовщики наняли 39 человек, арендовали автобус, отвезли рабочих из Техаса в Миннеаполис и бросили их на окраине города посреди улицы напротив приюта для бездомных «Люди на защите людей» (People Serving People). У рабочих не было денег, поэтому в приюте согласились их принять. Компания GFI America пообещала заплатить 17 долл. каждому рабочему и дать им бесплатно несколько гамбургеров, но их предложение было отвергнуто.
План компании использовать приют для бездомных в качестве жилья для своих рабочих вызвал негативную реакцию. Большинство новичков отказались оставаться в приюте – им обещали нормальное жилье, и теперь они чувствовали себя обманутыми. Защитники бездомных были крайне возмущены попытками GFI America злоупотребить гостеприимством приюта в Миннеаполисе. «Мы не обязаны оказывать финансовую помощь корпорациям, которые импортируют дешевую рабочую силу», – заявил представитель округа{424}.
Высокий уровень текучки кадров был связан с низкой заплатой и плохими условиями труда. Рабочие увольнялись и курсировали из одного города в другой в поисках лучшей доли. Постоянные переезды осложняли жизнь им самим и их семьям. Большинство из них с удовольствием оставались бы на одной работе и в одном городе, если бы оплата и условия труда были удовлетворительными. С одной стороны, национальные мясоперерабатывающие компании четко показали, что не заинтересованы в том, чтобы «пустить корни». Они успешно перемещались из одного депрессивного региона в другой, используя угрозу закрытия завода и обещания будущих инвестиций как инструменты для получения выгодных государственных субсидий. Не будучи привязанными к одному месту, они не испытывали теплых чувств ни к какому региону.
В январе 1987 г. Майк Харпер сообщил только что избранному губернатору Небраски Кею Орру, что ConAgra хочет получить ряд налоговых льгот. Иначе компания переведет свою штаб-квартиру из Омахи. Компания почти 17 лет находилась в этом штате, а налоги в Небраске были самыми низкими в стране. Однако небольшая группа руководителей ConAgra стала собираться по утрам в субботу у Харпера дома. Сидя за его столом на кухне, они придумали основание для изменения налогового законодательства в штате. Закон, главным образом ориентированный на ConAgra, должен был снижать налоги не только для крупных корпораций, но и для состоятельных руководителей.
Сам Майк Харпер хотел получать около 295 тыс. долл. от предложенного 30 %-ного снижения максимальной ставки налога на личные доходы{425}. Он был пилотом, а новый закон также предполагал снижение налогов на корпоративные самолеты компании. Некоторые законодатели штата назвали требования Харпера «вымогательством»{426}. Но законодательная власть предоставила льготы, боясь, что Небраска может потерять одного из самых крупных частных работодателей. Позже Харпер описал, как легко было бы перевести ConAgra в любое другое место: «Однажды в пятницу вечером мы погасим свет – щелк, щелк, щелк, – погрузимся на грузовики, и в понедельник нас уже не будет»{427}.
IBP также много выиграла от этого закона. Ее головной офис находился в Дакоте. По данным одного исследования, после изменения налогового кодекса каждое новое рабочее место в ConAgra и IBP возвращалось субсидиями налогоплательщиков в размере 13–23 тыс. долл.{428} Благодаря закону от 1987 г. в следующие 10 лет IBP не облагалась корпоративными налогами. Ее руководители платили штату налоги на прибыль не более 7 %. Несмотря на все эти финансовые послабления, в 1997 г. штаб-квартиру IBP все-таки перевели из Небраски в Южную Дакоту. В этом штате нет ни корпоративного налогообложения, ни налога на личные доходы. Роберт Питерсон, президент IBP, сказал, что переезд в Южную Дакоту был равносилен повышению зарплаты на 7 %{429}. «Этот переезд показывает, какими неблагодарными могут быть обладатели налоговых привилегий, – сообщил сенатор штата Небраска Дон Уэсли в интервью Omaha World-Herald. – Они берут все, что вы им даете, а затем, если им посулили что-то получше, оставляют вас ни с чем и идут дальше к новой цели».
IBP базировалась в Небраске с 1967 г. С самого начала компания стала производить революцию в мясной индустрии, уничтожая профсоюзы и завоевывая лидерство на безжалостном рынке. При этом IBP не стесняясь пользовалась государственными субсидиями. В 1960 г. Холмен и Андерсон запустили Iowa Beef Packers, получив ссуду в 300 тыс. долл.{430} от федерального Управления по делам малого бизнеса[95].
