Кенни

Во время путешествий по городам Высоких равнин, где находятся предприятия по переработке мяса, я встретил десятки людей, пострадавших на рабочем месте. Каждая история была уникальна, но похожа на все остальные. Их объединяют борьба за получение надлежащей медицинской помощи, страх говорить вслух и безразличие компании. «Ведь мы живые люди, – говорил мне не один работник, – но они обращаются с нами как с животными». Рабочие хотели, чтобы я рассказал их истории. Они желали, чтобы люди узнали о происходящем. Молодая женщина, которая повредила спину и правую руку на комбинате в Грили, сказала мне: «Я хочу забраться на крышу и кричать что есть сил, пока кто-нибудь не услышит». Голоса и лица этих рабочих навсегда останутся в моей памяти, как и вид их рук со светло-коричневой кожей, иссеченной шрамами. Я не могу рассказать все истории, но некоторые обязан упомянуть. Это очень характерные примеры. Но на самом деле они уникальны, индивидуальны, их невозможно классифицировать, они говорят сами за себя.

Рауль родился в мексиканском городе Запотека и работал на стройке в Анахайме, перед тем как переехать в Колорадо. По-английски он не говорит. Услышав рекламу Monfort на испаноязычном радио, он подал заявление на работу на комбинате в Грили. Однажды Рауль потянулся к работающей машине, чтобы убрать кусок мяса, но та не остановилась. Рука Рауля застряла внутри, и другим рабочим понадобилось 20 минут, чтобы ее вытащить. Машину пришлось разобрать. Скорая помощь привезла Рауля в госпиталь, где ему зашили глубокую рану в плече. У него было порвано сухожилие. Наложив швы и выдав рецепт на сильное обезболивающее, его привезли назад на комбинат и поставили на линию производства. Забинтованный, еле стоящий на ногах, страдающий от боли, с рукой на перевязи, Рауль провел остаток дня, стирая здоровой рукой кровь с картонных коробок.

Ренальдо – еще один рабочий Monfort, который не говорил по-английски, пожилой человек с седеющими волосами. Он получил туннельный синдром запястья, пока резал мясо. Травма была так серьезна, что боль от запястья распространялась на всю руку до плеча. Ночью она болела так, что он не мог спать в кровати. Он засыпал, сидя на стуле рядом с кроватью, где лежала его жена. Три года он спал на этом стуле каждую ночь.

Кенни Доббинс был работником Monfort почти 16 лет. Он родился в Кеокуке, у него было сложное детство и жестокий отчим, он сбежал из дома в 13 лет. Он эпизодически учился в разных школах, так и не научился читать, работал в разных странных местах и в конце концов оказался на скотобойне в Гранд-Айленд. Там он начал работать в 1979 г., сразу после того, как компания выкупила завод у Swift. Ему было 23 года. Поначалу он работал в отделе доставки, таскал ящики весом 50 кг. Тогда это оказалось по силам Кенни. Он был крупным мускулистым парнем, под метр девяносто, и ничто в жизни не давалось ему легко.

Однажды Кенни услышал крик «Осторожно!». Он оглянулся и увидел, как с верхнего яруса отдела доставки летит 40-килограммовый ящик. Кенни поймал его одной рукой, но упал на ленту конвейера, и металлические спицы на ободе ленты проткнули нижнюю часть его спины. Доктор компании забинтовал его спину и сказал, что он всего-навсего растянул мышцы. Кенни не подал иск о компенсации, отдыхал дома несколько дней, а потом снова вернулся к работе. Ему надо было кормить жену и троих детей. Следующие несколько месяцев он терпел жуткую боль. «Было невероятно больно», – сказал он мне. Кенни пошел к другому врачу, чтобы выслушать еще одно мнение. Тот доктор сказал ему, что у него две межпозвоночные грыжи. Кенни перенес операцию на спине, провел месяц в больнице, его отправили в клинику, когда стало ясно, что операция не помогла. Стресс и финансовые трудности разрушили его брак. Через 14 месяцев после инцидента Кенни вернулся на работу. «Сдаться после операции на спине? Только не Кен Доббинс!» – так было написано в газете компании Monfort. «Кен работает, он научился справляться с трудностями и остальным помогает делать то же. Спасибо, Кен, так держать!»

Кенни был глубоко предан Monfort. Он не умел читать, у него не было особых навыков, кроме силы, а компания давала ему работу. Когда в Monfort снова решили открыть комбинат в Грили, используя рабочих, не состоявших в профсоюзе, Кенни вызвался поехать туда и помочь. Он с подозрением относился к профсоюзам. Руководство говорило ему, что профсоюзы виновны в закрытии предприятий по переработке мяса по всей стране. Когда Союз рабочих попытался организовать профсоюз на мясокомбинате в Грили, Кенни стал активно и искренне с этим бороться.

На предприятии в Гранд-Айленде после травмы Кенни дали легкую работу. Но в Грили его новый руководитель сказал, что на новой работе старые ограничения не действуют. Вскоре Кенни снова занимался тяжелым физическим трудом, возясь с ножом и перекладывая со стола куски говядины в 15–20 кг. Когда боль стала невыносимой, его перевели в отдел фарша, а потом на разделку. По мнению бывшего менеджера комбината в Грили, компания хотела избавиться от Кенни, пытаясь сделать его работу непосильной, чтобы он сам ушел. Кенни этого не понимал. «Он все еще наивно верит, что все люди честные и хорошие, – так сказал его бывший руководитель. – Но он ошибается».

В отделе разделки Кенни иногда приходилось залезать в гигантские чаны, полные крови или кишок, доставать до дна своими длинными руками и чистить засорившийся слив. Однажды его внезапно вызвали на работу в выходной день. На комбинате обнаружилась проблема – заражение сальмонеллой. Фабрику необходимо было дезинфицировать, а отдел техобслуживания отказался это делать. В уличной одежде Кенни начал чистить фабрику, забираться в чаны, поливать все вокруг жидким раствором хлора. Хлор – ядовитый химикат, который при вдыхании или проникновении через поры кожи может вызвать очень серьезные проблемы со здоровьем. Рабочие, которые его распыляют, должны носить защитные перчатки, очки, респиратор и закрытые комбинезоны. Руководитель Кенни дал ему бумажную маску, но вскоре она перестала помогать. После 8 часов работы с хлором в невентилируемых помещениях Кенни ушел домой и почувствовал себя плохо. Его привезли в больницу и поместили в кислородную камеру. Его легкие были обожжены химикатами. Его тело покрылось волдырями. Кенни месяц провел в госпитале.

В конце концов Кенни оправился от отравления хлором, но чувствовал, что его легкие пока слабы. Он стал восприимчивым к холоду и запаху химикатов. Кенни вернулся на комбинат в Грили. Он женился снова, не знал, какую еще работу он может делать, но был предан компании. Его поставили в утреннюю смену. Он должен был водить старый фургон из одной части скотобойни в другую. Фургон был заполнен остатками мяса. Фары и сигнальные лампы не работали. Лобовое стекло было грязным и треснувшим. Холодным и темным утром в середине зимы Кенни за рулем фургона потерял ориентацию. Он остановил машину, открыл дверь, вышел посмотреть, где он, – и его сбил поезд. Он сбил очки с Кенни, подбросил его в воздух, так что с него слетели оба рабочих ботинка. Поезд ехал медленно, иначе Кенни не выжил бы. Как-то он добрался до завода, босой и окровавленный, с глубокими ранами в спине и на лице. Он провел две недели в больнице, после чего снова вернулся к работе.

Однажды Кенни был в разделочной и увидел, как работник собирается засунуть голову в костедробилку – приспособление с сотней маленьких молотков, измельчающее хрящи и кости в порошок. Рабочий только что отключил машину, но Кенни знал, что молотки внутри еще работают. Машине требовалось 15 минут на то, чтобы полностью остановиться. Кенни крикнул «Стой!», но рабочий его не услышал. Поэтому Кенни побежал через комнату, схватил человека за штаны и оттащил от машины за секунду до гибели. Чтобы отметить этот акт храбрости, компания Monfort выдала Кенни награду за «выдающиеся достижения в заботе о коллегах». Награда представляла собой бумажное свидетельство, подписанное его руководителем и менеджером по безопасности на фабрике.

Позже Кенни сломал ногу, когда встал ногой в дыру бетонного пола скотобойни. В другой раз он раздробил лодыжку. Эта травма была так серьезна, что потребовались операция и вставка 5 стальных спиц. После этого Кенни пришлось носить металлические скобы на одной ноге, причем тщательно разработанные, подпружиненные, которые стоят 2000 долл. Он не мог долго стоять, это вызывало боль. Его перевели на переработку старых ножей. Ему нужно было передвигаться вверх и вниз три пролета по узкой лестнице, переносить мусорные мешки, полные ножей. В декабре 1995 г. Кенни почувствовал острую боль в груди, когда таскал какие-то коробки. Он подумал, что это сердечный приступ. Представитель профсоюза отвел его к медсестре, которая сказала, что он потянул мышцу, и отправила его домой. У него действительно был обширный инфаркт. Друг Кенни отвел его в ближайший госпиталь. В его сердце вставили стент, а врачи сказали, что Кенни повезло: он мог бы и умереть.

Скоро Кенни Доббинса уволили. Притом что он работал в компании почти 16 лет, был самым опытным работником на комбинате в Грили, чистил чаны с кровью голыми руками, сражался с профсоюзом, делал все, о чем его просили. Он страдал от травм, которые убили бы человека послабее. И никто из Monfort не позвонил ему, чтобы сообщить об увольнении. Никто даже не потрудился ему написать.

Кенни понял, что он уволен, когда платежи по корпоративной медицинской страховке стали возвращать на почте. Он много раз звонил в Monfort, чтобы выяснить, что происходит, и один симпатизирующий ему клерк в отделе жалоб наконец объяснил, что чеки возвращают, поскольку он больше не сотрудник Monfort. Когда я попросил у пресс-секретаря Monfort прокомментировать историю Кенни, он не подтвердил, но и не опроверг ни одну из деталей.

Кенни – тяжелобольной человек. У него слабое сердце, его иммунная система почти отказала. Его спина болит, лодыжка болит, а иногда он кашляет кровью. Он не способен ни на какую работу. Его жена Клара – наполовину латиноамериканка, наполовину индианка из племени шайенн – выглядит как младшая сестра певицы Шер. Она работала в доме престарелых, когда у Кенни случился инфаркт. В результате стресса из-за болезни мужа у нее развилась серьезная болезнь почек. Теперь она тоже не работает и поправляется после трансплантации почки.

Когда я сидел в гостиной их дома в Грили, среди стен, украшенных изображениями волков, футбольными сувенирами и американским флагом, Кенни и Клара рассказали мне о своей финансовой ситуации. После почти 16 лет работы Кенни не получает никаких выплат от Monfort. Компания оспорила его запрос на компенсацию и через 3 года согласилась заплатить ему 35 тыс. долл. «отступных». Пятнадцать процентов ушли на оплату адвоката Кенни, а остальное давно потрачено. Иногда Кенни приходится закладывать вещи, чтобы расплатиться за лекарства для Клары. У них двое детей школьного возраста, и они живут на социальные выплаты. Медицинская страховка Кенни, которая стоит больше 600 долл. в месяц, скоро закончится. А его злость на Monfort и переживания из-за предательства достигли впечатляющих масштабов.

«Они выпотрошили меня. У меня не осталось ни одной части тела, которую я мог бы им отдать, – сказал Кенни, стараясь сохранять хладнокровие. – И тогда они выкинули меня на помойку». Когда-то сильный и прекрасно сложенный, в момент нашего знакомства он ходил с трудом, быстро уставал и чувствовал себя ни на что не годным, как будто его жизнь кончена. Кенни тогда было 45 лет.

Похожие книги из библиотеки