Цена руки

Когда в 1997 г. я впервые посетил Грили, Хавьер Рамирес был президентом местного профсоюза, представляющего работников мясокомбината Monfort. Национальный совет по трудовым отношениям пришел к выводу, что после открытия мясокомбината в Грили в 1982 г. Monfort постоянно совершала «бесчисленные и возмутительные» нарушения трудового законодательства, бывшие члены профсоюзов подвергались дискриминации при приеме на работу, а во время выборов профсоюза запугивали новых работников. Бывшие сотрудники, с которыми поступили бесчестно, получили компенсацию в 10,6 млн долл. После длинной и тяжелой организованной борьбы в 1992 г. рабочие на фабрике Monfort проголосовали за то, чтобы присоединиться к профсоюзу. Хавьеру Рамиресу был 31 год, и он знал много об этой отрасли. Его отец, Рубен Рамирес, – лидер профсоюза в Чикаго. Хавьер вырос у скотобойни и наблюдал за тем, как мясоперерабатывающая индустрия бросает его родной город ради Высоких равнин. Вместо того чтобы найти другую работу, он последовал за индустрией в Колорадо, пытаясь добиться большей зарплаты и лучших условий для рабочих, в основном латиноамериканцев.

Отраслевой профсоюз дал рабочим Грили возможность оспаривать несправедливые увольнения, жаловаться на руководство и сообщать о нарушениях правил безопасности, не боясь репрессий. Но власти профсоюза мешает текучка кадров на комбинате. Каждый год новый коллектив необходимо убедить поддерживать профсоюз. «Вращающиеся двери» комбината не поддерживают рабочей солидарности. Главная проблема – большое число травм на мясокомбинате. Это постоянная борьба не только за то, чтобы рабочие не получали увечий, но и за надлежащее лечение и компенсации после травмы.

Колорадо был одним из первых штатов, утвердивших закон «О компенсации за производственные травмы»{488}. Суть этого законопроекта, принятого в 1919 г., состояла в том, чтобы предоставить своевременную медицинскую помощь и постоянный доход людям, которые пострадали на работе. Компенсация должна была стать «страховкой без виновных». В обмен на отказ от права судить нанимателей за травмы рабочие должны были получать немедленное вознаграждение. Подобные законы о компенсации были приняты во всех штатах. В 1991 г. Колорадо положил начало еще одной тенденции, став одним из первых штатов, наложивших строгие ограничения на компенсации рабочим. Помимо урезанных вознаграждений для травмированных, новый закон Колорадо давал нанимателям право выбирать медицинского работника, который оценивает серьезность любого заболевания, связанного с работой, тем самым предоставляя корпоративным врачам огромную власть в решении вопросов компенсации.

Вслед за Колорадо многие штаты урезали компенсации рабочим. Законопроект в Колорадо, который продвигали как «реформу компенсаций рабочим», был впервые представлен к принятию Томом Нортоном, президентом Сената от штата и консервативным республиканцем. Нортон представлял Грили, где его жена, Кей, была вице-президентом по юридическим и государственным делам компании ConAgra Red Meat.

На большинстве предприятий высокий уровень травматизма заставляет страховые компании требовать изменений условий труда. Но ConAgra, IBP и другие большие компании по переработке мяса сами себя страхуют. Они не испытывают давления независимых страхователей, и у них есть серьезный стимул свести компенсации рабочим к минимуму. Каждый цент, потраченный на них, уменьшает корпоративную прибыль.

Хавьер Рамирес начал просвещать рабочих на фабрике Monfort, сообщая им об их законном праве получать компенсацию за травмы на комбинате. Многие даже не знали, что такая страховка существует. Формы подачи на компенсацию выглядят устрашающе, особенно для людей, которые не говорят по-английски и не читают ни на одном языке. Недавнему иммигранту требуется немало храбрости, чтобы заполнить форму, бросить вызов могущественной мясоперерабатывающей компании и довериться американской системе правосудия.

Когда запрос на компенсацию от рабочего связан с травмой, серьезность которой невозможно опровергнуть (например, ампутацией на рабочем месте), обычно мясоперерабатывающие компании соглашаются на выплаты. Но когда травмы не так очевидны (например, от перенапряжения мышц), компании часто тормозят процесс выплат, затевают судебные тяжбы, откладывая заседания и подавая бесконечные апелляции. Некоторые самые болезненные травмы труднее всего доказать.

Травмированным работникам могут понадобиться годы на то, чтобы получить компенсацию. В это время им приходится оплачивать медицинские счета и искать какой-то источник дохода. Многие полагаются на государственную помощь. Способность мясоперерабатывающих компаний затягивать выплаты заставляет многих работников отказываться от самой идеи подавать заявку на компенсацию. В результате многие соглашаются на урезанную сумму в рамках согласования иска, чтобы оплатить хотя бы счета за лечение. Современная система создает бесчисленное множество неквалифицированных и необразованных чернорабочих с урезанными компенсациями за травмы, отбирая у них право заработать себе на жизнь. Мало кто, выигрывая в суде и получая полные выплаты, оказывается обеспечен на всю жизнь. По новому закону Колорадо выплата за потерю руки составляет 36 тыс. долл.{489} Ампутированный палец стоит 2200–4500 долл., в зависимости от его важности для работы. А «серьезный, необратимый дефект головы, лица или частей тела, обычно видимых окружающим» принесет максимум 2000 долл.

Рабочим все сложнее получить хоть какие-то выплаты, а угроза безопасности становится все серьезнее. В первые два года президентства Клинтона казалось, что Управление охраны труда вернулось к жизни. Оно начало работать над первыми эргономическими стандартами для национальных производителей, чтобы уменьшить число травм, связанных с перенапряжением. Но выборы в 1994 г. стали поворотным моментом. Республиканское большинство в Конгрессе, которое пришло к власти в тот год, не только воспрепятствовало введению эргономических стандартов, но и подняло вопрос о будущем Управления. Тесно работая с Торговой палатой США и Национальной ассоциацией производителей, республиканские конгрессмены старались ограничить власть Управления охраны труда. Конгрессмен Касс Бэллинджер, республиканец из Северной Каролины, представил законопроект, который обязывал Управление тратить почти половину бюджета на «консультации» с бизнесом, вместо того чтобы заставлять его соблюдать правила{490}. Это означало бы сокращение количества инспекторов, которое к концу 1990-х и так достигло абсолютного минимума{491}. Долгое время Бэллинджер противостоял инспекциям Управления, хотя в 1991 г. рядом с его округом на птицекомбинате при пожаре погибли 25 рабочих. На комбинате никогда не появлялись инспекции{492}, пожарные выходы были закрыты цепями, и тела рабочих лежали штабелями рядом с закрытыми дверями. Конгрессмен Джоэл Хефли{493}, республиканец из Колорадо, чей округ включает Колорадо-Спрингс, представил законопроект, по сравнению с которым идея Бэллинджера кажется разумной. «Закон о реформе Управления охраны труда», предложенный Хефли, по сути отменял закон «Об охране труда» от 1970 г. Он был намерен запретить Управлению любые инспекции на рабочих местах и любые штрафы.

Похожие книги из библиотеки