Сторивилл, греховный сексуальный сапфир Юга
«В 1897 году новоорлеанские городские власти, признавая тот факт, что грехи плоти были неизбежны, посмотрели дьяволу прямо в глаза, заключили сделку и дали ему собственный адрес».
В конце XIX столетия городские власти по всей стране поговаривали об основании легальных кварталов «красных фонарей». Проституция была бы разрешена лишь там, и нигде больше. Самый известный и стабильный из таких районов находился в Новом Орлеане. Он был назван Сторивилл – воплощение самой успешной в XIX веке попытки уменьшения вреда от проституции.
К началу 90-х годов Новый Орлеан уже походил на огромный притон секс-утех. Чтобы спасти город, Сидни Стори – член городского совета, любитель классической музыки и либерал, предложил проект по созданию района «красных фонарей» на краю новоорлеанского Французского квартала. Идея работала больше 15 лет. Но, конечно, Сторивилл был последним местом на Земле, с которым человек вроде Сидни Стори был бы рад разделить имя.
В 1900 году, всего через два года после его официального создания, Сторивилл стал прибежищем более чем для двух тысяч проституток в 230 борделях. Также там было множество танцевальных и концертных залов, игорных домов и стрельбищ. Особенно популярны были бордели, предлагающие девушек-квартеронок и октаронок. Они были светлокожими красавицами смешанной расы. Такие девушки получались в результате секса между белыми и неграми. Октаронки – негры на 1/8, квартеронки – на 1/4.
Считалось, что октаронки – лучшие проститутки благодаря своему происхождению. У них было как раз достаточно примеси черной крови для того, чтобы чувствовать примитивное, животное желание секса (считалось, что негры обладают им), но и достаточно белые для того, чтобы иметь предполагаемые интеллект, индивидуальность, креативность и внешние особенности, присущие арийской расе. Секс с октаронкой, как считалось, – все равно, что урвать лучшее от обоих миров, и клиент зачастую платил большие деньги, лишь бы воплотить свою фантазию в реальность.
Сторивилл и Новый Орлеан были построены на болотах. Редко в Сторивилле можно было увидеть трубы коллектора или водопровод в домах. Улицы были покрыты грязью, экскрементами из недавно опустошенных ночных горшков и останками разлагающихся грызунов. Запах стоял отвратительный, но охотники за сексуальными приключениями могли и не замечать ароматы улиц.
Кроме того, тихим Сторивилл также нельзя было назвать. Поезда бежали вдоль главной улицы, тиры работали круглосуточно, ревела музыка. Громкий хор всевозможных крикунов, проституток и сутенеров пытался выманить деньги у прохожих.
Большие деньги оседали в Сторивилле зимой, когда приезжали туристы с севера погреться у дьявольских огней. Они могли играть на деньги, делать ставки на лошадей и ударяться в такие сексуальные приключения, по сравнению с которыми предложения их родных кварталов «красных фонарей» казались смехотворными.
В разгар своего существования Сторивилл предлагал широкий спектр увеселений, от дорогих, изысканных борделей и баров, которые были чем-то вроде казино Лас-Вегаса для того времени, до крошечных, темных, пахнущих мукой хлевов, размером чуть больше загона для скота и с кроватями. Некоторые считают, что Сторивилл, помимо рассадника разврата, был еще и родиной джаза. Однако джаз появился еще до Сторивилла. Такие мысли могли возникнуть хотя бы потому, что каждую ночь в квартале играло с полсотни музыкантов, в том числе и многие восходящие звезды джаза, например, Кларенс Уильямс и Джелли Ролл Мортон.
Мортон был пианистом небезызвестного акробатического секс-шоу Эммы Джонсон. А Уильямс, помимо игры в кости, был управляющим кабаре, который изобрел «Пни ветчину». Это было состязание для женщин. Кусок ветчины был подвешен высоко к потолку, и если женщине удавалось достать до нее ногой, то она забирала ее домой. Но публика должна была удостовериться при этом, что на женщине не было нижнего белья.
