Повторный взгляд. Случай с Питером Райли
Когда у Питера Райли взяли интервью о его жизни спустя 20 лет после убийства, разрушительные последствия того случая все еще были очевидны. В 38 лет он был разочарованным, разведенным, безработным и недавно вернулся в Коннектикут, после того как его уволили с нескольких низкооплачиваемых работ в других штатах (O'Brien, 1993). В конце того интервью Райли рассказал, что во всем этом деле больше всего озадачивало и беспокоило его. Интересно, что это не было недоумение по поводу того, как его могли убедить дать ложное признание в убийстве. Комментарии, которые он сделал на конференции два года спустя, продемонстрировали, что он хорошо понял, как это могло произойти и произошло:
Когда вас заставляют не спать в течение многих часов, вы сбиты с толку, измотаны, потрясены тем, что ваш единственный близкий родственник скончался, находитесь в необычном, производящем тягостное впечатление месте, в окружении полицейских, которые все время говорят вам, что это вы совершили этот ужасный поступок и что никто не заботится о вас или не интересуется вами… когда вас убеждают авторитетные люди, что вы ничего не помните, заставляют вас сомневаться в своей собственной памяти, внушая вам информацию лишь для того, чтобы вскоре вы сами ее повторили… в этих условиях вы сказали бы и подписали бы все, что они хотели (Reilly, 1995, p. 93).
Если Питер знал, как именно его убедили признаться, то какая тайна все еще приводила его в замешательство спустя 20 лет после этого события? Для него оставалось загадкой, почему полиция так и не изменила свое мнение о нем. Несмотря на убедительные доказательства его невиновности, те, кто добился от него признания вины и кто использовал это признание, чтобы осудить его и заключить в тюрьму, все еще считали его виновным, настаивая, что «последующее повторное расследование никак не изменило этот факт [вины Райли], насколько нам известно» (Connery, 1995, p. 92).
Почему полиция и обвинители в данном случае не были убеждены обнаруженными доказательствами, ясно указывающими на невиновность Райли? Ответ на этот вопрос позволяет нам установить информативную связь между случаем из реальной жизни и психологической теорией, которая может помочь нам понять его, – в данном случае теорией когнитивного диссонанса (Festinger, 1957; Harmon-Jones & Harmon-Jones, 2002). Рассмотрим сильный когнитивный диссонанс, который они почувствовали бы, если бы позволили себе считать, что ввели в заблуждение, осудили и заключили в тюрьму невинного парня, который никогда полностью не восстановился после этого сурового испытания, в то время как настоящий убийца продолжал разгуливать на свободе. Поскольку это убеждение настолько расходилось с центральным представлением о себе как о поборниках справедливости и правосудия, становится понятно, почему они отрицали обоснованность мнения о невиновности Райли и любых доказательств, которые подтверждали ее. В противном случае это повлекло бы за собой тяжелые психологические издержки.
Действительно ли отсутствие гибкости у этих людей объясняется психологической самозащитой? Возможно, любой полицейский или прокурор, взглянувший на совокупность доказательств, признал бы Райли виновным. Однако такой вариант не согласуется с ответом на последнюю загадку, которую мы рассмотрим в случае Райли: как информация, в течение многих лет скрытая в папках главного обвинителя, всплыла на поверхность, что позволило оправдать Райли после приговора? Смерть вернула Райли к жизни. Обвинитель умер от сердечного приступа, и его преемник (который не участвовал в осуждении) случайно натолкнулся на поразительные доказательства в папках по этому делу – свидетельства двух очевидцев, включая находящегося не на дежурстве патрульного, которые указывали на то, что во время преступления Райли находился в другом месте. Он быстро осознал необходимость восстановить справедливость, раскрыв эти доказательства и освободив Райли.
Действительно, все члены суда, которые видели эти доказательства и которые не входили в группу обвинителей, принимали такое же решение. Показательно, что те члены суда, которые были каким-то образом ответственны за причинение вреда Райли, остались непреклонными в том, что эти доказательства дают основание считать его виновным. Но члены суда, рассматривающие те же самые доказательства и не несущие личной ответственности за причиненный вред, видели все совершенно иначе.
Что можно сказать о мотивах первого обвинителя? По общему мнению, он искренне верил в вину Райли до дня своей смерти, сохраняя уверенность в том, что он действовал беспристрастно и праведно (Connery, 1977). Он без сомнения отклонил решающие доказательства как ненадежные и препятствующие истинному правосудию. Что же нам следует сказать о личных качествах других членов суда, которые придерживались своего решения и снова возвращались к нему, столкнувшись с опровергающей информацией? Если такие определения, как «безнравственный» или «недоброжелательный» кажутся неподходящими, то как лучше всего охарактеризовать их поступок? Мы можем предложить такой вариант: «человеческий».
