В работе с подростками
В работе с подростками этот подход не требовал вооружения инфантильного, не признающего себя человека
способами самоподавления, «отвлечения», «борьбы» со своими «недостатками», подавления «плохих» свойств ради «хороших».
Мы пытались поддержать самоуважение, самопризнание подростка, отношение к себе, к «мелочам» своего внутреннего мира как к особой ценности и цели общества, цели существования, бытия.
Пестовалось бережное отношение к любому проявлению индивидуальнейшего.
Поддерживалось использование любого внутреннего противоречия для развития, для перехода на новый уровень, творчески снимавший противоречие.
Поддерживался навык «использовать любое свойство, любой «недостаток» как достоинство».
Враждебное отношение к обществу
Я считаю, что вековечное отношение к обществу, как враждебному человеку институту, часто отвергнутое на уровне слов, тем не менее бытует у нас как детский негативизм на уровне неосознанного нравственного чувства.
У врача это проявляется тем, что он мнит себя представителем наиболее доброй профессии, добрее своего общества, родных, близких, сотрудников пациента.
У психологов - когда они, принимая сторону то пациента, то общественных институтов, ищут не средств сотрудничества и взаимной поддержки теми друг друга, а традиционно заботятся о способах их взаимного давления, принуждения, использования, ущемляющего интересы «противника». Поддерживают и провоцируют антагонизм тех и других [134](8).
У пациентов этот корпоративистский нравственный стереотип проявляется стремлением защищаться ото всех. Самоутвердиться за счет других, «победить», подчинить мир: то есть усилить его сопротивление.
Этот стереотип проявляется инфантильным, потребительским, разрушающим отношением к миру. Мир воспринимается как нянька, хозяин раба, нелюбимый воспитатель, или... враг.
РОМАНТИКА САМОРАЗРУШЕНИЯ
На взгляд человека, оторвавшего себя от реальных переживаний и отношений живых, стремящихся быть нужными друг другу людей, на поверхностный взгляд пафос этих слов кажется возвышающим, героическим и красивым.
Этот пафос подкупает. И с ним охотно согласится несчастливый, ни кого не любящий, знающий о любви понаслышке, по романтической сказке, больной человек.
Живущие в любви люди, занятые тем, кого любят и счастливые трудом, радостью и мукой этих неисчерпаемых отношений, в отличие от влюбленных, захваченных собственным переживанием, предвкушением и так спасающихся от встречи с реальностью, живущие в любви люди переживают свое отношение, как счастье открытия мира, смыслов своего существования, счастье прикосновения, а не как крест обрекшего себя на страдания Бога.
Любящими людьми это сообщение о «кресте» воспринимается, как обольщение моральной взяткой.
Согласись они с тем, что любовь - крест, то, конечно, тут же и без труда приобретут этот пошлый, возвышающий над прочими людьми ореол мученичества. Но, потеряв благодарность миру, потеряют сразу все: равенство с себе подобными, реальные отношения, любовь.... Потеряют весь мир - ослепнут, оглохнут, заледенеют в горделивом бесчувствии.
За мазохистское наслаждение ощущать мир хуже себя, помойкой, «погрязшей в грязи и крови...», а себя единственно чистым ангелом этой помойки человек расплачивается отчаяньем и гибелью в им же оклеветанном, ужасающем его, ненавидимом им мире.
Ведь очевидно же, а со времен Ч. Дарвина и понятно, что мир не «погряз» в грязи и крови, а из грязи и крови рождается. Подымаясь все выше над грязью, он и к своей крови становится все бережнее.
Трагедия, когда, возгордясь, он отказывается от своей почвы, а с нею отрывается и от своих корней - чахнет.
Когда посвятивший себя отвергающему реальный мир «высокому» идеалу человек, самоотверженно воюет со всем сущим, то непременно оказывается побежденным и отчаявшимся. И в тем большей мере, чем воюющий, темпераментнее и одареннее.
Жизнь побеждает, но уже без него!
Несчастный поэт, выкрикнувший в отчаянье эти, на поверхностный взгляд кажущиеся красивыми слова, взятые мной эпиграфом, не дожил и до 25 лет.
Сам о себе в опубликованном посмертно стихотворении «Из песен любви» он скажет:
ТЫ ХОЧЕШЬ БЫТЬ «БЕЛОЙ ВОРОНОЙ»?! (ЗАКЛЮЧЕНИЕ)
Список мешающих самоосуществлению человеком себя стереотипов можно было бы продолжить.
Намереваясь решать психотерапевтические или коррекционные задачи, психотерапевт, психолог, воспитатель должны хорошо отдавать себе отчет в том, проявлением каких нравственных установок являются трудности партнера и с какими своими и партнера несознаваемыми нравственными направленностями они вступают в конфликт, на какие опираются.
Стыдящийся своего эгоизма человек подавляет эгоизм другого.
Ненавидящий себя человек ненавидит другого. Взрослый - ребенка, муж - жену, терапевт - пациента.
Только любя себя, и настолько, насколько любим, мы лелеем, пестуем другого человека.
Разве может быть добр неэгоист?
* * *
Заканчивая эту главу, ощущаю необходимость напомнить, что любые человеческие навыки, привычки, уклады, просуществовавшие сколь-нибудь долго, непременно носили или
носят тот или иной приспособительный смысл. И нет укладов плохих или хороших вообще. Есть - несвоевременные или неуместные здесь и теперь.
Это касается и тех неосознанных или забытых нравственных стереотипов, о которых я веду здесь речь.
Со всеми их преимуществами или несоответствием современности они, тем не менее, сами по себе не несут людям ни радости, ни угрозы, как не несет их обоюдоострый нож, пока его не коснулись руки ребенка, хозяйки, разбойника или хирурга.
При всей их проблематичности опасными эти нравственные императивы, как и этот нож, становятся только, когда ими пользуются беспечно, не отдав себе отчета в последствиях, не отвечая за результат, передразнив чужое непонятое поведение, как обезьянка, без смысла. Опасными они становятся только в безответственном исполнении инфантильного имитатора[135]. Как, впрочем, и все, за что бы тот ни взялся. Именно об этом я и веду разговор в этой, да и в других моих книжках.
Здесь замечу только, что до тех пор пока эти стереотипы и их нетворческое осуществление в повседневном быту господствуют, до тех пор освоение всякой необходимости (в том числе и необходимости активной жизненной позиции) не на словах, а на деле, требует становиться «белой вороной», идти вразрез с всеобщими эмоциональными, «нравственными» требованиями несчастливых и гордящихся несчастьем людей - требует более, чем когда бы то ни было практического подвига.
Для осуществления любого творческого акта развивающемуся человеку, выбравшему себе такое же, как он сам, окружение предварительно приходится сознательно или неосознанно совершить грех или подвиг преодоления безнравственных нравственных запретов.
Психотерапевтическая работа - это поддержка человека в осуществлении такого шага.
В работе с подростком мы стремились, чтобы этот подвиг он мог совершить и не в одиночку.
И, тем не менее, все это весьма накладно для всех нас.