4.4.3. Эмпатия – сложный теоретический конструкт
Данные о нарушениях эмпатической способности у больных шизофренией все чаще появляются в публикациях (Empathy in Mental Illness…, 2007), но число таких работ невелико, а результаты по отдельным пунктам не вполне однозначны, носят полемический характер. Последнее связано со сложностью концепта «эмпатии», по-разному трактуемого исследователями и теоретиками. В одной из немногих современных отечественных работ по проблеме (Карягина, 2013), автор, проводя теоретический анализ данного концепта, отмечает наличие большого числа используемых (или использовавшихся на разных этапах и в разных научных традициях) теорий эмпатии.
Наиболее устоявшимся можно считать выделение в структуре эмпатии когнитивного и аффективного компонентов; данная дихотомия основана на очевидном разделении эмпатической способности на умение понимать другого человека и умение сопереживать ему. При этом к когнитивному компоненту эмпатии применимы уже изложенные в настоящей монографии концепты «social cognition» и «модели психического». В этой связи можно определить изучение когнитивного компонента эмпатии при шизофрении как традиционное, сложившееся направление, а наличие значительной степени выраженности дефицита этого компонента эмпатии у пациентов с шизофренией – как многократно доказанное, что и отмечают шизофренологи (Lee, 2007). Можно столь же уверенно говорить об аналогичных нарушениях у пациентов с близкими состояниями – у больных с аутистическим расстройством (Baron-Cohen et al., 1985, 1992, 1997; Leslie, Frith, 1988 и другие) или пациентов с другими нарушениями шизофренического спектра.
При всей очевидности нарушений когнитивной эмпатии (или «модели психического», или «социальной перцепции», или способности к ментализации) у больных шизофренией, нельзя не отметить, что при когнитивной реконструкции состояния другого человека, его внутреннего мира важно принятие роли, позиции или взгляда другого на ситуацию. Так возникает пространство для интерпретаций, для проекций на другого человека взглядов, суждений, оценок самого оценивающего. Но насколько последние правомерны, точны? Особенно если речь идет о больном шизофренией, в структуре состояния которого имеются значительные мыслительные искажения, бредовые убеждения, нарушения атрибутивных процессов (Social Cognition and Schizophrenia, 2001).
Приведенные рассуждения способствовали появлению отдельного параметра в структуре эмпатии (и особого направления эмпирических исследований), так называемой «эмпатической точности» («empathic accuracy») (Zaki, Bolger, Ochsner, 2009). Кроме того, при рассмотрении способности понимающего встать на место понимаемого им человека акцентируется механизм децентрации; последний также стал одним из параметров измерения эмпатии (Davis, 1994). Как было показано во второй главе, в 1980-х гг. аналогичный параметр использовался в исследовании нарушений рефлексивной регуляции мышления у больных шизофренией в форме нарушения способности к смене позиции на основе модифицированной методики определения понятий (Холмогорова, 1983а, б).
Предлагаемые модели вынуждены учитывать множественность эмоциональных феноменов, сопутствующих восприятию состояния другого человека, находить место этим феноменам в теоретической модели. Но особенно сложным является эмпирическое изучение аффективного компонента эмпатии, или способности субъекта «отражать» чувства другого человека, резонировать с ним буквально на физиологическом уровне. Важность аффективного компонента обусловлена спецификой эмпатии как понимания внутреннего мира другого человека изнутри так, как это видит и воспринимает сам человек (Василюк, 1988). В формулировке Т. Д. Карягиной: «„вход“ в другой жизненный мир при эмпатическом понимании чаще всего осуществляется через эмоции и переживания путем со-переживания», и специфичность эмпатии состоит в «направленности на эмоциональные явления… и особом методе познания – путем вчувствования, со-переживания, проживания, вживания» (Карягина, 2013, с. 25). Отсюда и трактовка эмпатии: «процесс понимания и отклика на переживание другого, основанный на со-переживании и ориентированный относительно внутренней феноменологической перспективы другого» (там же, с. 36).
Но чувства, возникающие в ответ на некие проявления со стороны другого человека, это «зона особой уязвимости» пациента с шизофренией; выше мы подробно писали о присущих этим больным феноменах искажения эмоционального реагирования, о социальной ангедонии, отсутствии коммуникативной направленности с невозможностью полноценного отклика на другого человека. Еще одним из сложных для теоретического разрешения является вопрос о соотношении эмпатии и симпатии. Если в некоторых теориях эмпатии в нее включают преимущественно чувства, рожденные симпатией, то в других – и иные, не относящиеся к симпатии, также возникающие в ответ на выражение чувств другим человеком, но ориентированные на себя (Карягина, 2013). Эти феномены «личного дистресса» (personal distress), или «эмпатического дистресса», отражают факт переживания субъектом при наблюдении эмоций других людей негативных чувств. И, действительно, при наблюдении выраженных страданий, негативных переживаний другого человека могут возникать сочувствие к нему, стремление разделять его чувства (по механизму эмоционального заражения), но могут порождаться и отрицательные эмоции в виде стремления отгородиться от негативных переживаний, собственного «вызванного» реактивного страдания с сопутствующим избегающим поведением.
Сопереживание и эмпатический дистресс, таким образом, становятся связанными компонентами, причем при значительно выраженном эмпатическом вчувствовании возможен не только собственно эмоциональный, но и физиологический, вегетативный ответ. Последнее особенно вероятно, если речь идет о лицах с невысокой переносимостью эмоций, с нарушениями эмоциональной саморегуляции, к числу которых, безусловно, относятся и больные шизофренией. У высоко чувствительных уязвимых лиц помимо понимания состояния и/или переживаний другого человека и возникновения «созвучной» ответной эмоциональной реакции на чувства этого другого, могут возникать и феномены защитного круга – стремление дистанцироваться от переживаний другого человека, с поведенческими реакциями отвержения, избегания вместо помогающего, поддерживающего поведения.
Следовательно, эмпирическое изучение столь сложного явления как аффективный компонент эмпатии, требует интегративных моделей изучаемого явления и хорошего методического инструментария. Исследования в этой области важны, поскольку данные современной нейронауки свидетельствуют в пользу идеи о правомерности выделения аффективного и когнитивного вида (или компонентов) эмпатии. Результаты изучения нейрофизиологических процессов, обеспечивающих эмоциональный отклик на переживания другого человека и рациональную оценку его намерений и состояния («модель психического»), свидетельствуют в пользу задействования разных систем мозга для решения этих задач; эмпирической базой для изучения этих аспектов эмпатических процессов стали пациенты с органическими поражениями головного мозга (Shamay-Tsoory, Aharon-Peretz, Perry, 2009; Shamay-Tsoory, Dvash, 2014).
В одной из комплексных моделей обосновывается правомерность трехчленного деления эмпатических процессов. Попытка предпринята авторитетными специалистами из области так называемой «социальной нейронауки» (Zaki, Ochsner, 2012), и в модель включена не только когнитивная эмпатия (в других терминах ментализация, модель психического) и собственно эмоциональная или аффективная эмпатия, но и «эмпатическая мотивация», способность к симпатии (рис. 1). В контексте значительных нарушений социальной направленности личности при шизофрении изучение нарушений эмпатических процессов у пациентов этой клинической группы с использованием данной модели представляется особенно продуктивным.
Еще одна трехчленная модель причастных к эмпатии процессов включает способность к распознаванию эмоционального состояния другого человека на основе восприятия выражения лица, мимики, поведения в целом. Вторым компонентом признается децентрация, необходимая, чтобы «встать на позицию другого». Третьим компонентом называют собственно эмоциональную эмпатию как «готовность переживать схожие эмоции» (Dziobek et al., 2008).
Рис. 1.
Оригинальная концепция эмпатии предложена M. Davis (Davis, 1994), создавшим также измерительный инструмент для оценки компонентов эмпатии, который валидизирован для использования в России – «Индекс межличностной реактивности», или «Interpersonal reactivity index» – IRI (Devis, 1983; адаптация Н. А. Будаговской, С. В. Дубровской, Т. Д. Карягиной, 2013).
Методика измеряет четыре компонента эмпатии, включая когнитивную и эмоциональную, каждый из которых представляет субшкалы опросника, а именно:
• показатель децентрации («Perspective Taking») предназначен для оценки способности восприятия, понимания, принятия в расчет позиции другого человека;
• показатель способности к фантазии («Fantasy») отражает готовность человека эмпатически вживаться в образ вымышленного персонажа;
• эмпатическая забота («Empathic Concern») оценивает чувства симпатии или сочувствия к другим людям, жалости к ним, желания помочь;
• персональный дистресс («Personal Distress») отражает чувства тревоги, дискомфорта, вызванные восприятием состояния другого человека.
Проблема эмпирической оценки эмпатии не имеет простого решения. Для измерения состояния эмпатической способности используются различные инструменты, нередко – проективные или полупроективные процедуры. Во второй половине XX в. стали создаваться опросниковые методы, одним из которых стал тест Мехрабиана и Эпштейна, названный «Опросник для измерения эмоциональной эмпатии» – «Questionnaire measure of emotional empathy» – QMEE (Mehrabian, Epstein, 1972). В структуре опросника выделены субшкалы: склонность к эмоциональному заражению, тенденция к симпатии, готовность откликаться на позитивные эмоции других людей. Эмпирически верифицированным считается только суммарный балл по тесту, но выделение субшкал свидетельствует о сложности и неоднородности измеряемого явления – эмоциональной эмпатии, или эмоционального отклика на состояние другого человека.
Исследования эмпатии стали постепенно дополнять ставшее уже традиционным изучение нарушений «Social cognition». Так, в области работ, посвященных проблематике аутизма, где доминировал концепт «модели психического» (Baron-Cohen, 1992, 1995; Leslie, Frith, 1988), о чем мы писали в предыдущих главах, в последние годы стал использоваться и концепт «эмпатия». Это отразило готовность исследователей к расширению взгляда на изучаемые феномены и признанию важности области чувств для дальнейшего развития парадигмы социального познания. Так, в рамках нового направления исследований был разработан оригинальный тест для оценки «коэффициента эмпатии» – Empathy Quotient (EQ), использующийся для диагностики нарушений эмпатии у взрослых пациентов (в исследовании это те взрослые, которые в период своего детства имели диагноз аутистического расстройства) (Baron-Cohen, Wheelwright, 2004).
Как видно из данного раздела, в настоящее время развиваются теоретические конструкты и модели, тесно связанные с парадигмой социального познания и фактически представляющие собой дальнейшее становление этой парадигмы, при этом происходит как возвращение на новом уровне к старым, но не утратившим своей эвристической силы концептам, таким как алекситимия, так и появление относительно новых конструктов, таких, как эмоциональный интеллект. Наконец, происходят обновление и усложнение моделей эмпатии (исследования которой, так же как и исследования алекситимии, имеют очень давнюю историю) и попыки увязывания этих моделей с более общими процессами социального познания.
