Аспекты зрелости
Святые Отцы предлагают советы для поддержания духовной жизни. Этим наставлениям, которые удивительно пригодны для нашего времени, полторы тысячи лет. Но они пронизаны теплым светом сострадания, предостережения, заботы и здравого смысла. Вслушаемся в них, попробуем их применить для того, чтобы устроить душу правильно. Попытаемся соотнести их с понятиями современной психологии.
«Не старайся распознать достойного от недостойного, пусть все люди будут у тебя равны для доброго дела» /Св. Исаак Сирин, «Добротолюбие», том 2, стр.705/
«Христиане должны стараться никого не осуждать ни явную блудницу, ни грешника, ни бесчинных, никем не гнушаться и не делать различия между людьми»/Творения преп. Макария, «Добротолюбие», том 1/.
Поскольку человек мыслит, постольку он имеет суждения, то есть судит. Суд представляет собой оценку, определение позитивного и негативного смысла. В этих высказываниях Отцы стремятся повернуть вектор нашей оценки вовнутрь. В суждении о себе, суде над собой и осуждении себя — начало духовной мудрости. В том, что Отцы учат относиться к людям, не делая различия между ними, есть искра высшего смысла, может быть превосходящего наше понимание. Как мы можем отнестись одинаково к родным и, скажем, к случайным прохожим? А так: либо для родных делать так мало, как для прохожих, или прохожим, нуждающимся в нас, уделить столько внимания, сколько родным по естеству. Да, первый вариант — ниже-естественный, второй выше-естественный. Пока мы не в силах совладать с симпатиями и антипатиями, очарованием и отвращением, но, обращаясь вовне, мы можем, по крайней мере, сохранять благожелательную корректность. Будет ли это притворством? Мудрая женщина, прошедшая сталинские лагерные «крутые маршруты», однажды заметила: «Лучше фальшивая вежливость, чем искреннее хамство».
В психологии описан интересный защитный механизм проекции. Это достаточно сложное понятие, суть которого сводится к тому, что мы, не принимая в себе каких-то качеств, защищаясь от них, приписываем их другим. В практике духовной жизни подмечено, что то, в чем мы осудили других, вскоре проявится у нас. Совпадение?
«Бойся привычек, более чем врагов. Когда даешь нуждающимся, пусть веселость лица твоего предваряет даяние твое. С больными болезнуй, с грешниками проливай слезы, с кающимися радуйся. Не обличай, не поноси, распростри одежду свою над падающим и покрой его. Если ты не миротворец, не будь хотя бы любителем мятежа.» / Св. Исаак Сирин, «Добротолюбие», том 2, стр. 755/
Бояться привычек больше чем врагов? Не слишком ли сурово? Разве «невинная» привычка может быть опаснее врага — того, кто готовит нам подлость, кто поджидает с ножом в переулке? Да. Привычка это подлость ставшая нашей и нож, уже засевший в глубине естества. Привычка, какой бы ничтожной она ни казалась, является чем-то инородным для души, а расползаясь, становится, по пословице, второй натурой. Так мы оказываемся словно подмененными, собственными двойниками. Привычка разрастается в зависимость, зависимость обращает нас в рабство. Внутри нас появляется хозяин, не принося жертву которому, мы не можем существовать.
В современной психологии есть концепция «созависимости». Это сложная последовательность поведенческих реакций, суть которой сводится к тому, что человек оказывается бессильным жить без чего-то, что на самом деле не свойственно его изначальной природе. Ему нужно «подпитываться» либо собственной значимостью, либо виноватостью, либо азартом, либо уничижением. Он выстраивает свою жизнь исходя из того, что требует объект созависимости. Мелочь, прихоть, по каким-то причинам начинают определять поведение человека, становясь сущностно необходимыми. Здесь начинается преступление против первой заповеди Десятисловия — грех идолопоклонства. В деятельности человека мы можем различить две динамические характеристики, представленные однокоренными словами — навыки и привычки. Навыки — то, что используем мы, привычки — то, что использует нас.
И еще об этом, диалог из романа Ф.М.Достоевского «Бесы»:
«Я вижу, что вы вовсе не переменились, капитан, в эти с лишком четыре года, — проговорил Николай Всеволодович. — Видно правда, что вся вторая половина человеческой жизни составляется обыкновенно из одних только накопленных в первую половину привычек.
— Высокие слова! Вы разрешаете загадку жизни! — вскричал капитан, наполовину плутуя, а в половину действительно в неподдельном восторге, потому что был большой любитель словечек». Здесь bon mot Ставрогина оказывается в контексте действительной невозможности перемены (метанойи) для ерничающего Лебядкина.
«Если что-то желая, хочешь взять, не ропщи на брата — почему он не догадался дать мне, но скажи дерзновенно в простоте — дай мне то-то. Это и есть святая прямота сердечная» /авва Исайя «Наставления для новоначальных», «Добротолюбие», том 1/
Здесь речь идет о простоте, простоте искренней, дерзновенной, открытой. Это не та простота, которая «хуже воровства», не примитивность простофилей. Это внутренняя собранность, целостность, интегрированность. Это отсутствие двоемыслия, прямая устремленность. В этой простоте слышится «рост». Это простота уверенной и спокойной открытости, когда ничего не нужно скрывать, незачем кривить. В ней красота — соответствие формы содержанию, произведения предназначению. Это неуязвимая проницаемость, рельефная ясность.
В психологии существует понятие «конгруэнтность». Оно широко распространено в практике консультирования и описывает соответствие между тем, что хочет сообщить человек другому и как он это сообщает. Если предположить, что каждая личность — это послание Бога миру, то простота личности является необходимым условием того, чтобы текст был различим и осмыслен.
«Забвение добрых дел своих есть самое безопасное их хранение» /Св. Иоанн Златоуст «Толкование на св. Матфея Евангелиста», т.1,М.,1993, стр.32/
Обдумывая это выражение Святителя, мы можем принять во внимание еще одну психоаналитическую конструкцию — вытеснение (репрессию). Это вариант психологической защиты, при котором то, что не может выдержать наше нравственное сознание (совесть), вытесняется в бессознательную сферу психики. Следуя мысли Златоуста, мы открываем для себя принципиально противоположный, просветляющий путь. Вместо того, чтобы прикрывать слабость индивидуального бытия щитом своих положительных поступков, мы позволяем им забываться, они вытесняются из фокуса нашего сознания и уходят вглубь личности. Так наше бессознательное, вместо того, чтобы оставаться вместилищем неразрешенных конфликтов и непрощенных обид, становится хранилищем добра, которым мы не можем оправдываться и кичиться, потому что мы забыли о нем. На этом основании строится подлинное достоинство уверенного бытия.
Наш современник, о. Иоанн (Крестьянкин) учит о «пути малых добрых дел». Пусть наши добрые дела будут для нас действительно малыми, чтобы не заостряя на них внимания, мы могли бы творить их легко и не замечая. Есть в поп-песенке Джона Секады хорошие слова: «Настоящее — это когда танцующий становится танцем». Так и подлинная доброта — не в том, чтобы делать, а в том, чтобы быть.
«Во всех наших делах Бог смотрит на намерение, для Него ли их мы делаем, или ради иной причины» /Пр. Иоанн Лествичник, Добротолюбие, Т.2/.
Одной из психологических моделей развития личности, является теория Шарлотты Бюлер, построенная на признании, в качестве базисного, факта «интенциональности» человеческой природы. Интенция или «намерение» является ключевой характеристикой деятельности и развития человека и проявляется возможностями выбора, которые либо осознаются, либо нет. Бюлер (1968) выделяет пять фаз жизненного цикла. Первая фаза длится до 15-летнего возраста и характеризуется отсутствием ясных намерений и целеполагания. Во второй фазе — до 20 лет — человеку свойственно задаваться высокими целями и намерениями, мотивированными ясным осознанием собственных потребностей и запросов. Третья фаза, период зрелости, с 25 до 45 лет характеризуется особой четкостью целей и точностью средств, выбираемых для их осуществления. Это время решительности, установления стабильности и плодотворной деятельности. Четвертая фаза, охватывающая период с 45 до 65 лет связана с осмыслением достигнутого с точки зрения соответствия своим намерениям. Здесь же происходит существенный пересмотр целей, вследствие возникновения ограничений, связанных с ухудшением здоровья и прекращением карьеры. Пятая фаза жизненного цикла начинается в возрасте около 70 лет и является временем восприятия жизни, как целостной структуры, оцениваемой с точки зрения смысла.
Вот здесь, стройная хорошо работающая модель секулярной психологии дает сбой. Если только в старости, мы достигаем видения жизни с позиции смысла, то чему он служит? Только удовлетворению или разочарованию? И обесценивается смысл, подлинную значимость которого мы можем восстановить лишь sub specie aeternitas. Психолог уступает место святому, о котором составитель книги «Добротолюбия» пишет: «Св. Макарий в своих писаниях стремится дать должное направление, указать последнюю цель. Это освящение души благодатью Св. Духа. Одуховление есть душа души. Без него нет жизни. Св. Макарий имеет дело с падшей душой, научая как из состояния тьмы, растления, мертвенности выйти на свет, уврачеваться, ожить. Это важно не для одних мироотречников, но для всех христиан. Путь начинается от положения твердолй решимости, продолжается через трудничество до того, чтобы благодать Св. Духа открылась в сердце в силе и действенности до возможного на Земле совершенства во Христе.»
Действительно, сейчас может быть кто-то подумает, что эти советы пригодны лишь для монахов? Но нет же. Вспомним структуру столь значимого для многих поколений христиан классического сборника «Добротолюбие», на который мы ссылаемся здесь постоянно. Итак, схематично: 1 том — о христианской жизни, 2-ой — детальное учение о борьбе со страстями аскетика, 3-й — о созерцательной жизни и любви, 4-й — практическое устройство монастырской жизни по св. Феодору Студиту, и 5-й, наиболее таинственный о верщинах богопознания, о сокровенном безмолвии, об уединенном «восхищении», об «умной молитве и боговидении. Так вот примечательно, что величайший из мистиков Православия, чьими откровениями завершается «Добротолюбие», поднявшийся на вершины Богообщения и один из трех Святых, именуемых Церковью Богословом, начинает свое обращение главой «К тем, которые говорят, что живущему в мире невозможно достигнуть совершенства». Решительно отвергая деление на особых, «продвинутых», «посвященных», что характерно для любого вида эзотеризма, Святитель пишет: «Знаю я человека, который долгих постов не держал, ни бдений не совершал, не спал на голой земле, ни тяжелых подвигов на себя не налагал, но приведши на память грехи свои, смирился и за одно это Господь спас его. Короче сказать, поверил словам Бога и за веру Господь принял его». /Св. Симеон Новый Богослов. «Добротолюбие», т.5, стр.458/
И далее у этого Отца читаем: «Те, кто вращается в многолюдстве и треволнениях мира, если ведут себя как должно, обретают спасение. Так истинен Тот, кто обещал даровать спасение ради веры в Него. Веруйте от всей души в Господа и ненавидьте мир, как подобает.»
Что значит ненавидеть мир «как подобает»? Должны ли мы отворачиваться от всего что видим вокруг в презрении и свысока? Отрицает ли здесь святитель мир, гнушается ли им? Читаем дальше… «Для того мы люди созданы от Бога разумными, чтобы прославляли Его, и любили за невеликие блага, дарованные Им для настоящей жизни. Горе нам, что мы пребываем неблагодарными за настоящее,, уподобляясь демонам, или, лучше сказать, являясь хуже их» Святитель воспринимает неблагодарного христианина ниже демона. Почему? «Мы больше облагодетельствованы, чем они»/Св. Симеон Новый Богослов в «Добротолюбии», том 5, стр.458/.
Отцами высказано мнение и о том, как надлежит относиться к притеснениям, и о том, как возгревать в себе надежду (что в нынешней популярной психологии называется «позитивным мышлением»): «Должно христианину иметь упование, радость и чаяние и говорить «Если не избавлен я сегодня, буду избавлен наутро» (авва Исайя, «Добротолюбие», том 1). «Гонение — дар, надо жить достойно сего дара» /Св. Феодор Студит. «Добротолюбие», т.4, стр. 543/.
И, наконец, рассудительность. Нас предостерегают: «У каждого свое призвание. Многие по Боголюбию оставив свой чин жизнии устремясь к другому свой потеряли, а того, желаемого не достигли. Какую пользу принес псаломщику всхождение на столп? Не снесли ли его оттуда в исступлении? /Св. Феодор Студит, «Добротолюбие», том 4, стр.484/.
Как найти свое подлинное призвание, свой путь? «Светило Церкви Иоанн Златоуст говорит, что недостаточно одного усилия человеческого, если не будет помощи свыше и опять, никакой не будет пользы от помощи свыше, если не будет собственного усилия. Из того и другого соплетается добродетель»/св. Феодор Едесский, Добротолюбие/.
Как может проявиться эта помощь Свыше? Порой неожиданно, в кризисах, тех явлениях, которые Св. Отцы называли искушениями. Итак, «искушений произвольных три — здоровье, богатство и слава, непроизвольных также три причины — потери, болезни и клеветы. Бывает же сие иным на созидание, иным на разорение». /«Цветособрании Илии пресвитера», Добротолюбие, Т.3/
Есть опасности и препятствия на этом пути. Искушения и соблазны, подсказки и ловушки, падения и неверные решения — все это мы призваны пережить. Но главной угрозой является потеря цели, придание временному и преходящему приоритетного смысла, забвение Вечного и погружение в обыденность мирской суеты. Послушаем истинно духовного человека, патриарха Константинополя, которому, несмотря на высокий церковный сан пришлось претерпеть мучения от своих же отцов, братьев и детей — христиан: от епископов, клеветавших на него императору, до солдат, издевавшихся над ослабевшим стариком. Не поколебавшись в вере, не изменив мирному благородству души, сохранив верность своему единственному Пастырю и любовь к своей пастве, он имеет право поучать нас: «Ничто столько не препятствует человеку познать себя, как прилепление к житейскому; и наоборот, ничто столько не побуждает его прилепляться к житейским делам, как неведение самого себя.» /Св. Иоанн Златоуст «Толкование на св. Матфея Евангелиста», т.1,М.,1993,стр.291/
И что же мы получаем? Каковы признаки, что мы движемся правильным путем? Какое устроение души мы обретаем?
«Страх Божий, предложившись в вожделение Бога, соделывает душу свободной от страха, полной любви и божественного разумения.» /Пр. Никиты Стифата. Сотница психологических глав об очищении ума. «Добротолюбие», том 3/.
Вот, может быть самое важное. Исчезает страх. Страх, лежащий в глубине личности. Он, подобный решетке над бездной, предохраняет нас от падения в нее, но и препятствует тому, чтобы эту глубь нашего бессознательного пронзил луч Любви. Зрелость правильно построенной души характеризуется тем, что страх исчезает через его принятие, его преображение. «Энергийность» тревоги превращается в источник смирения, творчества, свободного сотрадания, любви.
Один из психоаналитически мыслящих авторов, Ш. Ференчи, писал о том, что характер человека, формирующий его внутренний костяк, представляет собой систему защитных механизмов, предназначенных для сохранения человека от осознания собственной смертности. Принимая знание смерти, отказываясь от защиты в надежде на Того, Кто «смертию смерть попрал и сущим во гробех живот даровал», мы становимся не далеки от такого устроения души, о котором писал апостол «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал.2:20).
Но действительно, до этого нашим спутником в жизни является страх. Кто знает, от чего кричит рождающийся младенец? Наиболее уязвимый период в жизни — детство — мы проводим надеясь на взрослых, иначе мы просто бы ни могли существовать. Что происходит потом, чем вызван «трудный возраст»? Подросток начинает надеяться на себя, и чем он больше боится, тем более выражена его защита. А защита, или становление характера, манифестирует зачастую агрессией, направленных на тех, кто призван способствовать правильному устроению души. Защита, как само-утверждение, может также проявляться созданием для себя миражей, которые личность, не в силах освободиться, проносит за собой на протяжении жизни.
Каковы же эти миражи? Карьера или культ удовольствий, тщеславное само-любование или уход в искусственно созданный мир, будь то наркотический кайф или «виртуальная реальность». При всем разнообразии они сводятся к двум характеристикам — они обманчивы и они конечны. Обман миража как нельзя лучше иллюстрируется возможностью повторения ситуаций. Каждое мгновение подлинной жизни неповторимо. А меняя очередного сексуального партнера или вновь запуская сценарий компьютерной игры, мы в сознательном или бессознательном обмане. Путь к зрелости — это путь к реальности. Реальности, как данности, а не к тому мирку, в котором нам уютно. Заданная Творцом реальность бесконечна, потому что она укоренена в Нем.
Приняв тезис о том, что достижению зрелости мешает страх, мы найдем общее в одержимых стяжанием «бизнесменах» и эпатирующих «кислотным прикидом» модниках, властолюбивых «князей церкви» и опустившихся бомжах. Их объединяет то, что они не могут выдержать свободы бесстрашного бытия, им нужно что-то, наподобие «ходунков» — кругов на колесиках, в которых делают шаги младенцы. Такими ходунками могут быть мобильные телефоны, вопли фанатов, счета в банках, накачанные мускулы и бутылка дешевой водки. Все это на время позволяет забыться, в полном смысле забыть свое существование как богоподобного творения. Боящемуся иногда требуется постоянно подтверждать себе, что он существует. И тогда, словно стремясь напомнить о себе, он ищет эротических приключений или пишет книги. Но то, что не преображено, что движимо тревогой, не может быть ни любовью, ни творчеством.
Часто мы идем по жизни, окружая себя туманом иллюзий. Он и сохраняет в каком, то смысле нас, но и препятствует видеть «вещи, какими они есть бесконечными» (У. Блейк). Разновидности этого тумана, укореняясь, становятся теми уродливыми разрастаниями души, которые в аскетической литературе получили названия «страстей». Они тонко проанализированы в «Добротолюбии». А далее, уплотняясь, они становятся чертами характера, от которых страдаем мы или окружающие, тем, что психиатры называют «психопатиями». А может быть, материализуясь еще, на уровне тела, они становятся болезнями, такими загадочными, как шизофрения, эпилепсия, опухоли.
Мы заключим этот раздел мыслью св. Григория Нисского, которая открывает нам цель нашего устремления и единственное средство, обуславливающее достижение этой цели.
«Человек был бы совершенен, если бы его природа не повредилась злом. Из-за того и причастность страстному и животному рождению не дает Божественному образу сразу просиять в создании, но последовательно известным путем от вещественных и более животных особенностей души ведет человека к совершенству. Апостол Павел (Кол.3:9—10), желающим слушать, предлагает способ: совлечься ветхого человека и облечься в нового, обновляемого по образу Создавшего»/7, стр.109/.
