239

Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия

«Седьмая сила» психологии — актуализация духовных ресурсов личности в парадигме христианских вероучительных традиций

Историками и методологами введено условное хронологическое деление западной, преимущественно американской психологии и психотерапии на следующие этапы, обозначаемые термином «Force», что можно приблизительно перевести как «наступление», «прорыв» или «движущая сила».

Первый из них — психоанализ различных модификаций, расцвет которого приходится на 20—30 годы прошлого столетия, второй — бихевиоризм и когнитивные методики, доминировавшие в 40—50-е десятилетия, третий — «экзистенциальная и гуманистическая психология», получившая распространение в 60-х, четвертый: трансперсональные и new age подходы — 80—90годы, провозгласившие дословно — «Четвертая сила психологии призвана понимать и и способствовать развитию «высших состояний сознания, «сверх-человеческих» способностей, универсальных свойств, энергий, сущностей и синергических реакций»54.

Относительно «5-ого прилива волны», предположено, что его характеристикой является прагматическая бизнес — т.е. утилитарная — составляющая процесса не столько помощи, сколько «коучинга», выражающегося в стремлении «распространить движения духа на креативное функционирование в повседневной и рабочей активности для достижения максимальной экологичности»55. Этот подход предусматривает использование психологических ресурсов не для облегчения страдания, но повышения эффективности, работоспособности и через это подъем «качества жизни» — характеристики являющейся самодовлеющей в этих методиках. Сюда же, по нашему мнению можно отнести НЛП и движения тренингов типа «Лайф Спринг» или «Синтон», основанием к чему будет технологичность, унитарность и утилитарность, лежащие в их основах.

Известный нью-эйдж автор Кен Уилбер, вводит категорию 6-ой волны, берущей начало от 4-ого трансперсонального «форсажа», но здесь декларируется смерть всей академической психологии, кроме той, что зиждется на «волнах, потоках, состояниях и самости», цитируя название работы «Waves, Streams, States, and Self — A Summary of My Psychological Model»56. В этой же парадигме звучат призывы к объединению психотерапии с йогическими практиками57, каббалистическими упражнениями (изыскания небезызвестного М. Лайтмана), астролого-зодиакальными интерпретациями (множество Интернет ссылок) и … «имя им легион».

К счастью, пока невостребованным осталось именование 7-го «прорыва», чем мы, с долей иронической условности, воспользуемся, усвоив ему основную характеристику — апелляция к духовному опыту человечества, выраженному в устоявшихся религиозных традициях. От предшествующей «интегрально-эзотерической экспансии» этот подход отличается прослеживаемой выводимостью теоретических посылок, логической прозрачностью и научным благородством преемственности опыта, выверенной «трезвенностью», авторитетной «соборностью», недопущением дурного плюрализма «от ветра головы своея», верностью здравому смыслу без «прелести и мечтаний» и смиренному признанию собственной гносеологической ограниченности, преодолеваемой диалогической помощью Свыше.

Подобно тому, как «6-я сила» является преемницей «4-ой», психология «7-ой силы» произрастает из 3-й — гуманистической и экзистенциальной, однако с принципиальным отличием — здесь нет самодовлеющего антропоцентризма, бытие личности рассматривается в силу ее отношения к Высшему, к Тайне, как стоящей за пределами понимания так и готовой к контакту, взаимодействию, диалогу. Здесь нет поиска чудес и стремления к сверх-человеческим способностям. Здесь руководствуются принципом — «Рассчитывать на чудо так же глупо, как и отрицать его возможность».

Нам представляется, что так же, как терапевтическую сущность психоанализа можно выразить в одном фройдианском афоризме: «Там где доминировало ОНО, должно воцариться Я», то применительно к подходам «7-ого прорыва» справедливо следующее основополагающее утверждение, а именно:

Невротическое мышление часто строится по принципу: «Я такой же как все (в смысле обыкновенный, средний, здоровый, не заслуживающий страдания), но моя ситуация уникальна (необычна, патологична, несправедлива, непереносима)». В процессе хорошей терапии должно произойти переформулирование — «Я уникален, неповторим, способен к особым отношениям с миром, людьми и Богом, которые откроются мне благодаря ситуации, которая как раз типична и наверняка подобное, если не страшнее, уже переживали другие».

Следует отметить, что теоретические платформы психологических направлений 7-ой волны разнятся меж собой. С одной стороны представлены терапевтические следствия и эффекты, производные от практики актуального пребывания в классической религиозной традиции — «христиански-ориентированная психология», «православная» или «святооотеческая» психотерапия и т.п, в то время как с другой, акцент делается на феноменологию универсальных, имманентных личности, духовных явлений до стадии оформления их в идентифицированную вероучительную традицию. Назовем это «духовно-актуализирующей терапией».

Именно актуализация репрессированной духовности является «шибболетом», маркером, критерием, «фишкой» данного подхода. Если для психоанализа, родоначальника научной психотерапии, ведущим и исцеляющим моментом является инсайт, для бихевиоризма во главу угла ставится поведение, обеспечивающее максимально выгодные жизненные стратегии, гештальт-психологии кардинально важно обозначение и принятие контуров субъективного бытия, то экзистенциальному подходу присуще приглашение к прочувствованию фундаментальных бытийных основ.

Подобным же образом акцент на актуализацию духовного измерения человеческой личности в парадигме «7-ой волны» направлен на то, что клиент в сопровождении терапевта осваивает путь знакомства с теми составляющими его личности, которые доселе были незнакомы, репрессированы или искажены.

Но как же можно определить духовность в лексиконе психологии? Условно, выделим здесь следующие компоненты:

Аффективный — инициальное чувство благоговения. Это может быть внезапное восхищение великолепием явлений природы (атеизм), трепет перед промыслительными обстоятельствами жизненного пути (язычество), сладость эстетических символов (индуизм), вдохновение открывающейся четкостью интеллектуальных прорывов (буддизм) или героизмом самоотвержения (ислам), умиление жертвенной любви (христианство).

Когнитивный — интенсивному эмоциональному переживанию усваивается смысл и становясь приоритетным оно структурирует дальнейшие жизненные обстоятельства применительно к нему — ближе, дальше, ценнее, малозначимее.

Мотивационный — задействование волевых механизмов для реализации ценностных установок. Личность испытывает необходимость в действии для реализации ценностей. Тогда обостряются нравственные требования, становится насущным понятие долга и обязательства, манифестируют явления аскетизма как преодоления несоответствующих этим ценностям качеств.

Аффирмативный, диалогический, трансцендентный — Личность, целокупно вовлеченная в процесс ждет подтверждения, ответа, дальнейшего приглашения Вверх. Здесь заканчивается имманентная личности «духовность» и начинается «религия», открывающая возможность неложной, надежной, проверенной опытом предшествующих поколений связи, слышания, пребывания вместе, объединения без потери себя — любви.

Сравнительно с транс-персональными подходами «4—6х терапий», представленными С. Гроф, К. Уилбер Ошо, Гурджиев и прочими представителями «эры Водолея». данное направление конституировано следующим.

Принципиальное отличие «доброкачественной» духовности состоит в ее опоре на традиционность, используя социологический термин, или «соборность», заимствуя богословский термин. В случае мистического трансансперсонального New Age «психотерапевтического» опыта акцентируется безотносительная ценность индивидуалистических «мета-переживаний», вплоть до серьезного обсуждения «пре-натальных матриц», влияния НЛО, вульгаризации кабалистики и йоги, в то время как религиозно-ориентированные психотерапии предназначены для интерпретации ситуации страдания индивидуального клиента исходя из совокупного опыта преодоления такового человечеством в его вероучительных традициях.

Почему наш подход настаивает на таком фундаментальном понятии как «традиционная религиозность»? Для этого надо присмотреться к современности. Любое явление имеет, подобно монете две стороны. В аверсе нынешнего исторического этапа небывалое доселе торжество удобства, скорости, изощренности прикладного ума. Девизом наших времен несомненно является технологичность. Она выступает в виде реализующихся схем, алгоритмов, программ и стратегий. За это приходится расплачиваться реверсом — репрессированием непредсказуемости, спонтанности, детскости, удивленности, чувства чуда.

На ранних этапах культуры возможность чудес встраивалась в повседневность, на страницах классических произведений мы видим вплоть до Средних веков регламентации для явлений, ныне кажущихся нам малореальными. Так апостол Павел четко прописывает в своих посланиях, когда следует говорить «на иных языках», а когда пророчествовать, а Иаков твердо предписывает исцеления через наложения рук. Пророк Мухаммад летал по воздуху, рыцари бились с драконами, и люди не видели в этом ничего, что не заслуживало бы доверия.

Может быть, известное простодушие в хорошем смысле сохранилось еще в азиатских цивилизациях, отсюда и феномены йогов Индии, хилеров Филлипин, боевых искусств Дальнего Востока.

Но для столбовой, (читай западной) дороги цивилизации, по мере развития технологичности, чудо из необычного, но реального, становится чем то несбыточным, фантастическим. Теряются, игнорируются понятийные категории возможности сверхъественных событий, чудеса репрессируются, или по защитным механизмам переходят в разряд сказок, нелепость которых очевидна взрослым. Мы, не могущие ничего внятно объяснить, просто проходим мимо чудесного, не видя тайн на каждом шагу — появления дерева из семечка, рождения ребенка от совокупления, несомненного исцеления от веры в него («Раковый корпус» Солженицына). И когда кто-то из нас начинает непредвзято задумываться об этом, мы склонны записать его в чудака, фантазера или душевнобольного.

И только в традиционных религиях, к чему мы еще относимся с достоверной серьезностью, сохраняется это ощущение возможности нелинейного отношения к миру. Именно здесь источники уравновешенного отношения к существующему, когда с уважением к науке сосуществует понятие Тайны, указаны пути к диалогу с Ней. То, что мы снисходительно именуем «магическим мышлением» есть не магия в смысле дурного оккультизма, но согласие на непознаваемость мира исключительно логикой, возможность проникнуться духом «вторичной наивности», когда инструментом бытия наряду с интеллектом становится нравственность, и на этом пути мы обретаем мудрость.

Ее содержанием становится важность простых вещей — то, что каждый из нас не одинок, но часть большего, причем парадоксально незаменимая часть, и как нас нет без Человечества, так и Человечества нет без нас. Те, кто были до нас и те, кто идет нам на смену — мы все нужны друг другу. Мы неполноценны без ближних, и эта щемящая потребность в них называется любовью. Мы недостаточны без познания себя, а оно приходит только через другого и Другого (с большой буквы). В IV-ом веке бл. Августин пишет: «В смятении сердце наше, доколе не успокоится в Тебе».

Имеет ли это отношение к психотерапии? Основополагающее! Или психотерапия становится Бл.. (подстилкой) падшего пост-буржуазного мещанства, льстя прихотям и похотям либертарианских миражей гламура, потакая капризам автономно-линостного снобизма, потворствуя дальтонизму техногенного мышления… Либо становитсяЖеной, мостиком, ангелом, актуализирующим полузабытые ценности достоинства, благородства, честности, исцеляя через сопричастность, подлинность, верность, добродетельность.

Здесь представляется уместным понятие «прикладное» или «клиническое» богословие. То, что постулировано — открыто, дознано, вымолено в конвенциональной религии может быть транслировано, с известной степенью адаптации, редукции, упрощения, но не вульгаризации на ситуацию страдания пациента. Терапия, таким образом, становится наукой и искусством герменевтики — толкования вечных истин применительно ко временной ситуации. От гомилетики (проповеди) ее отличает принципиальное отсутствие призыва к буквальному подражанию, а приглашение к совместному вчувствованию в элемент универсального традиционного духовного опыта.

Психологическая помощь такого рода направлена на преображение страдания в возможность внутри-личностного роста — в доброте, красоте, прощении, мудрости, любви. Правильно перенесенное страдание выводит человека на новые уровни как самопознания, так и смысла происходящего в мире и Выше. Свидетельства духовных поисков и находок человечества просеяны через сито веков и то, что осталось действительно истинным и ценным запечатлено в устных и письменных источниках вероучительной традиции. Катехизические истины, жития святых, те или иные аспекты богослужения могут открывать именно то, что значимо для нашего клиента в его патологической ситуации Критерием успеха терапии является потребность нелицемерной благодарности за перенесенный, пусть болезненно, опыт.

В спектре психотерапий этого подхода опыт духовных традиций используется как для совершенствования диагностико-этиологических моментов, так и для конструкции терапевтических методов.

В диагностическом аспекте можно привести пример, содержащийся в нашей работе «Психопатии и страсти»58. Там аргументируется, что основным типам патохарактерологии соответствуют классические формы нравственных искажений, того, что в православной аскетике именуется «страстями», а в католической традиции — «восемь смертных грехов». Предполагается, что шизоидии соответствует гордость, истерии — тщеславие, эпилептоидии — гнев, паранояльно — застревающему типу — корыстолюбие, неустойчивому — блуд, психастеническому — уныние, гипотимному — печаль, гипертимному — чревогодие. Метод подобных рассуждений состоял в сопоставлении описаний личностных нарушений в психиатрической литературе (Э. Кречмер, К. Леогнард, М. Бурно) с феноменологией «страстей» приведенных в классическом аскетическом сборнике «Филокалия — Добротолюбие». Данный стиль клинического рассуждения позволяет выстраивать клиническую ось — от нравственной дисгармонии через патохарактерологическую девиацию к физиологическому нарушению и анатомической деструкции.

Далее, осуществляемое в практике «прикладное богословие», можно проиллюстрировать на следующей психотерапевтической стратегии. Основываясь, на аскетическом принципе «где случилось падение, там предварила гордость», специалист духовно-ориентированного подхода, сталкиваясь с характерологическим или невротическим патологическим признаком, предполагает наличие скрытого противоположного радикала и через обнаружение его «по принципу рычага» делает попытку воздействия на симптом, выступающий в качестве заявленного запроса клиента.

Похожие книги из библиотеки