Психология состояния старости
Каждый из нас, читающих это, а стало быть, существующих на данный момент бытия, обречен на рождение и смерть. Большинство из нас обладает опытом родительства и будет находиться в переживании старости. Попробуем присмотреться к последнему этапу человеческой жизни и уяснить его смысл, если таковой существует.
Старость, увядание, становление эротически непривлекательным и физически немощным. Это неизбежно, а порой страшно и непереносимо. Особенно трагично для тех, кто был заметен и преуспевающ в облике, неотрывно связанном с восприятием красивости извне, как оптимальной формы само-раскрытия. Утрата этой формы и последующее восприятие себя неизбежно деградирующим вопринимается не менее как катастрофа. Здесь мы имеем в виду героев масс-культуры, типа рок-звезд, даже провозгласивших принципом «умри молодым» в противоположность подвижникам разума, которые остаются и даже становятся более красивыми в увядании: Гете, Хайдеггер, Дали, Гинзбург.
Меж тем, в современной цивилизации накапливается все больше людей, перешагивающих 50—60 летний рубеж и вступающих в старость. Если известны претендующие на фундаментальность психологические осмысления неизбежности конца существования: (Э. Беккер, И. Ялом, Ваш покорный слуга, упомянув лишь некоторых), то придание смысла последнему периоду земного бытия пока фрагментарно. Попробуем поразмыслить?
Есть тезис: для язычников время — циклично, для христиан — устремляющееся. Может быть здесь разгадка? Ведь одному и тому же явлению может быть придано разное значение. Как говорится, ножом можно убить человека, а можно, хирургически, его спасти. Итак, старость — нож. И большинству он взрезает суть личности. Так суждено? Так задумано? Так предложено?
Ну, известно, что происходит в старости. Мы становимся либо располневшими, либо высохшими. Мы покрываемся морщинами и пигментными пятнами, теряем выразительный блеск глаз. Нам труднее обрести новых друзей, нам почти невозможно обрести новые отношения любви, мы все более склонны оказываться в изоляции.
Если считать религию порождением человеческого сопротивления против бессмысленности бездушного бытия, то цивилизация, как могла, защищалась. Известно, что первоначальной формой религиозности был культ предков-покровителей и, очевидно производное от этого, форма повиновения мудрецам-аксакалам. Таким образом, старость наделялась смыслом.
Но, увы, чисто человеческим. Сравнительно, как в армии, существует термин «дед». Неважно, как он служил, важно, что дошел до «дембеля». Значит ему атрибутируется рассудительность и обеспечивается прислушивание к его мнению. Тот кто старше, тот и прав — формула архаичной религиозности. На том простом основании, что он более времени провел в этой форме жизни.
Но армейский «дед» хорош залогом новой жизни, пересмотрим веселый фильм «ДМБ» сценариста о. Иоанна Охлобыстина. А реальный дед или бабушка? Обрюзгшие внешне, а внутренне, по меткому выражению классических психопатологов, становящихся «карикатурами на самого себя», когда гротескно выступают компенсированные ранее слабости натуры? У классика, средних лет Манилов и Собакевич, куда как человечески понятнее и приятнее престарелых Коробочки и Плюшкина.
Это фатально? Это предстоит нам всем? А вот тут ответ зависит от мировоззренческой позиции. То есть —либо жизнь земная упирается в смерть как в финал, либо это начало чего то неизвестного, но во многих духовных традициях, обетованного нам, началу иной формы личностного бытия.
Итак, если для нас это конец — мы неминуемо опускаемся. Теряет свою остроту Шекспировский вопрос — «быть или не быть». А когда впереди — «не быть», то замедление биологических ритмов неизбежно. И мы становимся заложниками животного нашего начала. Каждый видел у городского подъезда: девчонки громко смеются и прыгают на одной ножке, бабушки — чинно сидят на лавочке, предаваясь негативным обсуждениям творящегося вокруг. То биология.
Но есть, увы немногочисленные, примеры ортодоксальной старости. То есть старости «орто — правильно славящей». Ламы Тибета (ну помните, Итигелов, в нужный ему возраст решивший правильно умереть и сохраняющийся, как уверяют буддисты, в «третьем» состоянии жизни). Наш православный митрополит Антоний Сурожский — кто увидит видео его выступлений, не будет помышлять о дряхлости, ее просто не было, не в телесном, ни в интеллектуальном смысле.
Итак, тезис: старость, когда сознательно или нет, но мыслится как конец — безобразна. И то же состояние, когда этот период видится переходным — прекрасна.
Ребенок — беззащитен, асексуален, гибок, адаптируясь. Взрослый — защищен, сексуален, функционален, адаптирован здесь. Старец — неуязвим, асексуален, напряжен, приготовившись к переходу на новый уровень бытийности. А потому прекрасен каждый возраст человека и нет деградации, если все проживается аутентично, есть только согласие: let it be…
