Человек, открывший идеальное лицо
Стремление к красоте так сильно, что кое-кто из нас берет дело в свои руки — или, если точнее, передает его в руки профессионала, чтобы хоть так получить порцию побольше. В 2005 году в одних только Соединенных Штатах было сделано более 11 миллионов пластических операций. Большинство из них — это передвижение жира, кожи и мышц на лице и теле, но в совсем крайних случаях даже ломают и заново сращивают кости. Когда врачи навсегда меняют наш облик, какими стандартами они руководствуются, как вы думаете? Ответ: никакими — точнее, никакими, кроме их собственного эстетического вкуса и опыта. К счастью, обычно их навыки достаточно хороши, и пациент все же выглядит лучше, а не хуже. Но во время обучения они не получают никаких инструкций по воссозданию лиц по какому-либо универсальному стандарту идеальной архитектуры лица.
Почему? В первую очередь, это довольно трудно. У каждого лица собственная сложная трехмерная геометрия, которую интерпретирует наш мозг. Мы не знаем, как именно это делается, и большинству из нас об этом и задумываться не приходится. Но вот для пластических хирургов улучшение лица — это работа, и если они хотят знать, получится ли у них переставить челюсть, зуб или бровь туда, где они будут привлекательнее выглядеть и при этом лучше выполнять свои функции, им нужен шаблон для конструирования привлекательной и функциональной лицевой геометрии. Именно так рассуждал молодой, одаренный челюстно-лицевой хирург из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе по имени Стивен Марквардт.
То был не простой пластический хирург. Он постоянно находился на связи с кабинетом экстренной помощи Калифорнийского университета и заведовал восстановлением человеческих лиц после серьезных автомобильных аварий и проникающих травм. Однажды вечером в конце 70-х доктор Марквардт никак не мог заснуть. Через два дня ему предстояло делать операцию женщине, попавшей в страшную аварию. Он должен был восстановить сильно поврежденную нижнюю часть лица. Но его всю ночь мучил вопрос: «Как я могу быть уверен, что ей понравится результат?» В те времена пластических и реконструктивных хирургов было мало даже в Лос-Анджелесе, и пациенты получали по-настоящему авторские произведения — например, нос как у Одри Хэпберн, — которые выглядели настолько похоже, что другой хирург с первого взгляда мог определить, к кому из коллег этот пациент ходил. Доктор Марквардт понял, что маленький изящный носик Одри Хэпберн, конечно, очень мил, но, скорее всего, подходит все-таки не для всех. Как врачу понять, какой нос, или подбородок, или линия челюсти лучше всего подходит по пропорциям человеку, лежащему на операционном столе? Марквардту стало интересно, почему не существует никаких правил или стандартов, которым нужно следовать. Неужели всегда придется гадать и скрещивать пальцы, или же можно придумать какой-нибудь более надежный подход?
В поисках ответов доктор Марквардт отправился в музей и провел там целый день, рассматривая знаменитые произведения искусства. Под вечер у него была уже целая стопка набросков, но вот конкретных правил — никаких. Он хотел узнать, каким принципом руководствуются создатели великих произведений искусства — если такой принцип вообще есть. В следующие несколько месяцев он изучал правила красоты в архитектуре, живописи, музыке и других видах искусства. Он изучал и отдельных людей, чтобы найти в них что-то общее, и этим общим стала математика. В сердце математических принципов красоты лежит набор чисел, названный именем итальянца, впервые открывшего его в XI веке — ряд Фибоначчи.
