Поздняя (запаздывающая) фаза сна
Если ребенок самопроизвольно просыпается позже, чем хотели бы вы (или он сам), можно сказать, что у него поздняя фаза сна (см. ниже). К этому особенно склонны совы. Но, как объяснялось в главе 9, у любого человека фаза сна имеет тенденцию сползать по шкале времени из-за определенных биологических механизмов и яркого искусственного освещения по вечерам. Поэтому поздняя фаза сна – одна из самых распространенных проблем в любом возрасте.
Возможно, ваш ребенок просыпается сам каждое утро в нужное время, но с трудом засыпает в назначенный вами час. Скорее всего, ему просто не нужно столько сна (см. раздел «Проблема слишком долгого лежания в постели» в следующей главе). Если же он легко засыпает, когда вы его укладываете, но утром его не добудишься, значит, ему нужно больше сна, чем вам кажется, и его следует укладывать раньше. Слишком позднее как начало, так и окончание ночного сна свидетельствует о запаздывании фазы: ребенок не может заснуть, когда его кладут, а также с трудом просыпается в положенное время или спит чересчур долго. Тогда этот раздел для вас.
Поздняя фаза сна бывает как самостоятельной проблемой, так и комбинированной с другими нарушениями сна, поэтому проявления встречаются самые разные. Приведу примеры, общей чертой которых является запаздывание фазы сна.
Полуторагодовалый Адам никогда не засыпал в 19.30, когда родители пытались уложить его. Когда его укачивали, он только плакал и пытался высвободиться. Они повторяли попытки каждые полчаса, и лишь около десяти вечера, независимо от того, укачивали его или нет, ребенок засыпал сам на полу в гостиной. Спящего, его можно было перенести в кроватку. Один или два раза за ночь он поднимал крик и после нескольких минут укачивания засыпал. Мама Адама вставала каждое утро в 6.30, чтобы заняться другими детьми, но Адам так поздно засыпал накануне, что родители не решались будить его. (Тем более что разбуженный раньше восьми часов, когда он просыпался сам, Адам чувствовал и вел себя ужасно.) Вскоре после пробуждения, в восемь с небольшим, он завтракал, в час дня у него был обед, а в три часа дня – дневной сон продолжительностью около часа.
Шестилетний Марк всегда сопротивлялся попыткам уложить его в восемь вечера и говорил, что не устал. Укладывание превращалось в борьбу, и даже вечера становились все более проблемными. Марк без конца требовал почитать сказку, попить, пописать, поцеловать, часто выходил из своей комнаты с жалобами на плохое самочувствие. Родителям посоветовали быть тверже, и они попробовали грозить, что лишат его любимых дневных развлечений, и запирать дверь его комнаты. Стало только хуже: он рыдал в кровати и засыпал еще позже. Чаще всего около 23 часов он затихал, и родители знали, что скоро он уснет. Но в семь утра Марка нужно было разбудить в школу. Очередное испытание: он плакал и умолял разрешить ему поспать. В выходные дни родители разрешали ему не ложиться до девяти и иногда смягчали требование оставаться в детской, но он все равно засыпал не раньше одиннадцати. А по утрам в субботу и воскресенье Марк сам просыпался в полдевятого в хорошем настроении.
У девятилетней Линдси не было ни проблем с поведением, ни жалоб на укладывание в восемь вечера. Но засыпала она не раньше половины одиннадцатого, что бы ни делали родители, а в полседьмого утра они с трудом будили ее, чтобы девочка успела на школьный автобус. После укладывания Линдси потихонечку выскальзывала из своей комнаты каждые полчаса и говорила, что не может заснуть. При этом испуганной она не выглядела. Мама сидела возле нее несколько минут, поглаживая по спине, и снова уходила, иногда приносила ей теплое молоко и советовала «думать о чем-нибудь приятном».
Иногда Линдси спрашивала: «Что со мной не так? Почему я не могу заснуть?» Она не ходила к подружкам в гости с ночевкой, потому что боялась остаться бодрствовать, когда все остальные заснут. Семейный врач прописал антигистаминный препарат, который вроде бы помог ей засыпать быстрее, но родители не хотели бесконечно держать ее на лекарствах. Со временем они разрешили ей читать в постели, чем она занималась порой часами. В выходные ее не начинали укладывать раньше 10 вечера. Тогда она засыпала гораздо легче, чем в будни, а на следующий день просыпалась сама около восьми.
У всех этих детей наблюдалось запаздывание фазы, у каждого осложненное разными факторами.
Фаза сна Адама длилась с 22.00 до 8.00, его дневной сон в 15.00 также был слишком поздним. Родители, сами того не желая, приучили его засыпать при укачивании (поэтому его и приходилось укачивать при ночных пробуждениях). Эту ассоциацию было легко разрушить методом затягивающегося ожидания, описанным в главе 4. Но начиная эту программу в 19.30, когда им хотелось его укладывать, родители вынудили бы его плакать два с половиной часа, прежде чем он в принципе смог бы уснуть. Бесполезно и жестоко!
Я посоветовал родителям укладывать Адама в 22.00 – в то время, когда он обычно засыпал, – и лишь тогда, не раньше, отучать его от укачивания. Параллельно нужно было будить его на 15 минут раньше каждое утро, пока он не начал бы подниматься в 6.30 вместе с мамой и другими детьми. Дневной сон передвигался с 15.00 на 13.30 с тем же 15-минутным шагом. А как только он стал быстро засыпать в 22.00, укладывание начали переносить на более раннее время, опять же по 15 минут в день до тех пор, пока он еще мог быстро засыпать, а утром его приходилось будить. Вскоре Адам спал с 20.30 до 6.30 ночью и с 13.30 до 14.30 днем. Он засыпал без укачивания, перестал пробуждаться по ночам, а утром просыпался сам. Десятичасовой ночной сон полностью соответствовал его возрасту, а родители, наконец, поняли, что надежды укладывать ребенка еще раньше, в полвосьмого вечера, безосновательны.
Ежевечерние бунты Марка как будто свидетельствовали о проблеме с границами дозволенного (см. главу 5), если бы не одно но. И какое! Родители пытались уложить его в постель во время запретной зоны сна, когда он был совершенно не способен заснуть (см. главу 9). Решение запирать его в это время в комнате было бессмысленным и лишь обострило ситуацию, доведя всех до отчаяния и злости. Фаза сна Марка длилась по крайней мере с 23.00 до 8.30 – девять с половиной часов, – но в дни школьных занятий проспать ему удавалось не более восьми.
Я подозревал, что Марк в штыки воспримет любую мою рекомендацию, переданную через родителей, от которых привык ждать наказания. Поэтому сказал ему, что с ним все в порядке, просто его кладут спать слишком рано. По-моему, ему не нужно ложиться раньше одиннадцати вечера – как ему такая мысль? Он медленно улыбнулся, не в силах сразу осмыслить то, что услышал, и робко оглянулся на родителей: как они это восприняли? (Те, кстати, не улыбались.) Я спросил Марка, сможет ли он при условии, что ляжет в 23.00, оставаться в своей комнате и вести себя тихо, и он пообещал. Мы подкрепили его согласие табелем хорошего сна с наклейками и возможностью выигрывать небольшие призы (см. главы 5 и 7). Родителей Марка идея столь позднего укладывания буквально ошарашила, но они уступили, когда я объяснил им, что раньше одиннадцати он сейчас все равно не заснет и что это временная мера.
Родители согласились уделять Марку больше внимания вечером. В 22.45 они должны были читать ему сказку, а в 23.00 желать спокойной ночи и уходить. Марка следовало будить и поднимать с постели (то есть чтобы он одевался, завтракал, а главное, находился на свету) в 7.00 каждое утро, в том числе по выходным, причем не давать ему смотреть телевизор сразу же после пробуждения. При регулярных подъемах в семь вскоре можно было взяться за перенос времени укладывания на более ранний час. (На это должно было уйти несколько дней, пока он будет сохранять способность быстро засыпать.)
Этот подход в первый же вечер подтвердил свою эффективность. Никакой борьбы не было, а без скандалов Марку оказалось непросто досидеть до 11 часов. Вечера снова стали приятными. Он без труда зарабатывал призы, заодно повышая самооценку. Постепенно родители передвинули время его отхода ко сну на девять вечера, а суммарная продолжительность ночного сна увеличилась с 9,5 до 10 часов.
В отличие от Адама и Марка, Линдси вела себя прекрасно, но вечер не доставлял ей радости, как и мучительное чувство, что с ней что-то не так, что она «какая-то не такая». Ее фаза сна длилась как минимум с 22.30 до 8.00, девять с половиной часов, из которых она, как и Марк, получала в будни лишь восемь. Ей определенно лучше было читать в постели, чем часами лежать, уставившись в темноту, но это не спасало от комплекса неполноценности и нехватки сна.
Я заверил Линдси, что с ней все в порядке, и рассказал ей и родителям, что такое поздняя фаза сна. В качестве решения проблемы я предложил ей при желании читать вечером в гостиной, но не засиживаться с книжкой в кровати. Мы перенесли ее отход ко сну на 10 вечера и разрешили читать в кровати полчаса. В 22.30 она должна была выключать свет. Родители каждое утро будили ее в 6.30. Линдси начала быстро засыпать, и мы смогли заняться переносом времени ее укладывания. В итоге она стала спать с 21.00 до 6.30, что позволяло ей проспать перед школой полных 9,5 часов.
Проблемы этих детей, вызванные запаздывающей фазой сна, удалось решить без борьбы и ненужных мер вроде приучения к границам дозволенного, угроз, приказов и лекарств. Все, что для этого потребовалось, – привести в порядок режим дня.
